(Размышления о Шукшинских чтениях в селе Сростки)

В 2006-м ему исполнилось бы 77 лет. Дата не круглая, по юбилейным меркам, но по религиозным – сакральная - две семёрки. Понятно, кто любит Шукшина, те носят его в сердце всегда, независимо от юбилеев и дат. Если же такие люди собираются вместе, если их много, тогда магнит памяти, по поверьям, привлекает к памятному месту душу того , кто место это телом покинул.

Летом 2006-го мне посчастливилось побывать в Сростках на ежегодном празднике, посвящённом Василию Макаровичу. Конечно, праздник меньше всего походил на то, как его называют – Шукшинские чтения. Чтения – это ведь когда собираются маститые учёные мужи, во всяком случае, эрудиты и докладывают друг другу свои научные изыскания, посвящённые выдающейся личности. Ничего подобного здесь не происходило. И самое главное, совершенно не ощущалось духа казёнщины, что, как правило, неизбежно в юбилейных акциях. Даже титулованные персоны, в числе которых находился сам тогдашний министр культуры Соколов, говорили просто и душевно. Остальные же, кто приехал на праздник, а это были многие тысячи людей (по подсчётам устроителей 15 тысяч), несли своё неподдельное сердечное тепло великому выходцу из Сросток. И проговоренную или невысказанную мысль о том, как нам сейчас его не хватает. Он стал фигурой знаковой, объединяющей, бесспорной. Похоже, что его любят все, что у него нет врагов, настолько его посмертная оглушительная слава объединяет думающую и чувствующую Россию.

Были здесь, конечно, и те, кто прибыл на гору Пикет себя показать. В лучшем смысле данного выражения, то есть показать своё творчество: песни, танцы, стихи, актёрское мастерство. Но ведь вполне могли показаться дома. Тем не менее, приехали без служебной командировки в Сибирь за тридевять земель! Причём тысячи гостей это проделывают который год подряд. Конечно, на празднике присутствовал незримо и сам Василий Макарович. Зримо - в виде бронзового памятника на вершине горы работы замечательного скульптора Вячеслава Клыкова.

С одной стороны, магнетизм Шукшина очень понятен. Шукшин привлекает любое живое сердце своей сердечностью, душевной распахнутостью, своей огромной любовью к родине и к людям, с другой, - вспомним, как он появился в литературе и в кино. Страна переживала хрущёвскую оттепель, оттаивала от культа личности и связанного с ним строго регламентированного искусства. Одновременно она «западала», как теперь говорят, на Хемингуя, Джойса, Кафку, Пруста в литературе, на Феллини - в кино, на джинсы и плащи-болоньи - в одежде. Вроде бы ничего плохого в этом не было, названные западные литераторы и кинематографисты были людьми замечательными, одежда совсем не дурная. Но одновременно мода на всё западное нередко рождала у очень многих, особенно у молодых, пренебрежение ко всему отечественному. Советское (значит, и русское) – это скверное, а made in USA – эталон. Почему? А потому что мы не любили и сейчас не любим, когда нам что-то навязывают нечто, даже если это нечто хорошее и, наоборот, любая новизна, пусть дурная, вызывает интерес. Впрочем, сегодня традиция навязывания не убывает, скорее, усиливается, только навязывают-то в основном такое, о чём и говорить не хочется..
Итак, Шукшин появился закономерно, словно по Божественному внушению именно в то время, когда Россия, всегда сама тяготевшая к разного рода заморским влияниям и как фляга мёда привлекавшая к себе разно рода чужих и своих ос, очень нуждалась в людях, которые смогли бы отстоять и сохранить, как говорят на Западе, русскую идентичность.

Он появился, как Ломоносов, когда в российской науке княжили учёные-иностранцы; как Пушкин, - когда русская словесность грассировала под французскую; как Есенин, - когда нас почти одолели «люди заезжие»; как Сталин, - когда «перманентная революция» Троцкого планировала сфабриковать из нас интернациональный тип «гомо советикус».

Из всех выступлений на горе Пикет (говорят, что настоящее её название - Бекет. И оно никак не связано с понятием казачьего пикета. Но народ, словно предчувствуя рождение под этой горой великого сторожевого казака Василия Шукшина, переиначил на свой лад прежнее название), так вот, из всех выступлений на этой горе мне больше всего запомнилось слово народной артистки России Людмилы Зайцевой. Она говорила о появлении Шукшина в Москве в солдатской гимнастёрке, в кирзовых сапогах. Он принёс в столицу конца 50-х – начала 60-х годов, в Москву кинематографическую, которая, как уже говорилось, в ту пору была в немалой степени заражена презрением к родному и преклонением перед чужим, русское народное начало. «Словно свежим ветром с гор подуло. Нам так не хватает сейчас шукшинского свежего ветра», - продолжала свою мысль актриса. И вдруг её голос перешёл на высокие плачущие регистры. «Спасите Москву! - выкрикнула она, Москва тонет в торговом зловонии, в коррупции, в пошлости, в бездуховности!» Мало кто понял, какое отношение к празднику имеет этот плач и почему собравшиеся на горе люди должны спасать столицу. Не помню кто, кажется, Панкратов-Чёрный, выступивший после Зайцевой хладнокровно заметил: «А почему собственно Москву нужно спасать? Москва - хороший город уже потому, что в нём жил Шукшин». Но права была, на мой взгляд, всё-таки взволнованная, может быть, даже немного истеричная Зайцева, а не рассудительный Панкратов-Чёрный. Москва, действительно, была некогда, если не хорошим, то во всяком случае жизнеспособным городом, так как в нём жил Шукшин и подобные ему. Говорю «подобные», потому что индивидуальности шукшинского типа неповторимы. А подобных становится всё меньше. Ушёл недавно неистовый (его сравнивают с протопопом Аввакумом) Александр Зиновьев. В литературе остаются Куняев, Проханов, Распутин, Личутин, Бондаренко можно назвать ещё несколько имён, но ряды редеют. И Зайцева била тревогу: Москва без здоровых, сильных русских людей стремительно деградирует, тонет, проваливается под землю в переносном, а теперь уже и в прямом смысле.

На Востоке есть поверье: там, где поселился хоть один праведник, там люди могут спать спокойно, в этом месте не случится ничего страшного. Может быть, поверье слишком категоричное, но, думаю, никто не станет возражать, что доля правды в таком поверье есть. Когда ушёл Лев Толстой в 1910 году, кто-то из литераторов заметил: «Пока жив был Лев Николаевич, я был уверен, что с Россией нечего непоправимого не случится. А теперь не знаю…» Так и вышло, революция произошла в отсутствие Льва Николаевича. В этой части я поддерживаю Зайцеву, но в другой - согласиться не могу, а именно в том, что кто-то должен приезжать и спасать Москву. Сегодня в опасности вся Россия и мы, рядовые сыны её, где бы ни находились, должны рассредоточить на своих плечах тот непомерный русский груз, который нёс гениальный Шукшин.
Разве не правда, что своей пассивностью, непротивлением злу или болтовнёй вместо дела мы очень перегружаем плечи больших людей. Сердце Шукшина не выдержало в 45 лет, как оборвалась рано судьба Петра 1, Ломоносова, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Ленина, Есенина и других титанов, несших тяжелейший русский крест. Я думаю, пришло время, когда Бог даёт передышку исполинам, когда Он возлагает груз на плечи всех нас – кто хочет и может помочь Родине. Кстати, если уж я назвал выше имя Ленина, несколько слов стоит сказать по этому поводу. Известно, что мечтой всей жизни Шукшина было создать образ Степана Разина в литературе и в кино. Сценарий он написал, кино снять не успел, Менее известен тот факт, что Шукшин также страстно мечтал создать образ Ленина. Стоит задуматься над этим фактом: два великих русских литератора Есенин и Шукшин поклонялись Ленину? Неужели они были не правы, а правы в оценке наших революционных вождей гайдары, немцовы, сванидзе?!

И шуткой и всерьёз затронув почти все болевые точки своего времени и таким же образом, по-доброму насмешливым, но чаще всего очень серьёзно участвуя в дискуссиях о коммунистическом будущем страны, Шукшин не коснулся личности Сталина. Ни в конце 50-х на разоблачительной антикультовой волне, ни позже, когда волна сошла на нет, даже повернула вспять.
В чём дело? Ведь имел все основания выплеснуть в своём творчестве горечь за безотцовщину, которой обязан именно сталинскому времени. В разговорах такую горечь выплёскивал. Но в публичных высказываниях великий сын России был сдержан. Почему?

«Позови меня в даль светлую» - одна из главных граней шукшинского символа веры. Василий Макарович обладал достаточной зоркостью художника, чтобы видеть неизбежные чёрные тени всякой дали. Те самые, что неотрывны, неуничтожимы от света, меняют лишь форму. Те самые, что пока можно обуздать только сильной и жёсткой рукой. Кроме того, как истинный сын народа прекрасно понимал народную мудрость: суди мёртвых либо добрым словом, либо никаким. Народ никогда не пел панегирики вождю, это за него делали идеологи сталинской эпохи, но и не поминал вождя чёрным словом. То и другое делала чернь, именующая себя элитой общества. Ей в своё время дал точное определение Пушкин: «Живая власть для черни ненавистна, она любить умеет только мёртвых». В случае со Сталиным лицемерная любовь и откровенная ненависть сегодня поменялись местами.

Шукшин, на мой взгляд, молчал о Сталине также потому, что даль светлая, которая его звала, не должна пристёгивать к себе память о зле, оно найдёт лазейку, само прилепиться. «Пришёл человек в мир потрудиться, вырастить хлеб, сделать чудесную машину, построить дом, но ещё – чтобы не пропустить прекрасного…» (выделено мной – Ю.К.)». Ещё слова из рабочих записей Шукшина: «Важно прорваться в будущую Россию». Все же проклятия по адресу её тёмного прошлого, с какой бы личностью эти проклятия ни были связаны, лишь призывают тьму вернуться в настоящее вновь. Вот основа эстетики Василия Шукшина и того, что он не успел нам сказать.

Шукшин принадлежал к той символической и не только символической когорте русских атлантов, которые держали и продолжают держать на своих плечах небо над землёй, периодически проходящей жестокую, но необходимую чистку. Вместе с остальными людьми проходил эту чистку и он. Не хныча, не кланяясь власти, никогда не кривя душой, как и положено настоящему человеку. Там же, где он находится сейчас, - в небе он поддерживает российскую землю. Народ это инстинктивно ощущает и тянется к Шукшину, потому что он, как раньше говорили, небесный заступник, охранитель народный. Кто-то из исследователей творчества Василия Макаровича сказал, что со времён ухода Есенина ни один из литераторов не собирал на свои похороны такого количества людей, как Шукшин. В Союзы кинематографистов и писателей по факту ухода его поступило 160 тысяч писем!

Над головой Шукшина после его смерти появился ореол святости. Если бы Шукшину об этом сказали при жизни, думаю, он рассмеялся бы. Более того, однажды он остановился на паперти храма, в который хотел войти, упал на колени и заплакал: «Господи, не могу войти в храм Твой, потому что большой грешник». Но ведь и многие святые называли себя при жизни точно так же – великими грешниками.
Он мог себя называть, как угодно, для нас же, чем дальше отодвигает время его фигуру, она укрупняется, вырастает в явление былинного богатыря Пересвета или сталинградского сержанта Павлова в русской культуре. Он отвергал любые чужеродные поползновения на природу русской души, умел охранить в себе святая святых - родину. Большую и малую. Анатолий Заболоцкий, оператор «Печек-лавочек» и «Калины красной», а также друг В. М. присутствовал однажды при споре Шукшина с каким-то киношником о судьбах России. Оппонент в полемике сослался на мнение о России французского аристократа Астольфа де Кюстина в его нашумевшей когда- то книге о нашей стране. Шукшин внимательно слушал оппонента, потом сказал: «Почему Кюстин, Олеарий, кто-то там ещё, Русь, с дороги взглянувши, мерзавил? И никто не вспомнит немецкого профессора Шубарта, написавшего, между прочим, в начале века: «Англичанин хочет видеть мир как фабрику, француз – как салон, немец – как казарму, русский – как церковь. Англичанин хочет заработать на людях, француз хочет им импонировать, немец – ими командовать, и только русский – не хочет ничего. Он не хочет делать ближнего своего средством. Это есть ядро русской мысли о братстве, это и есть евангелие Будущего!»
Своё собственное кредо верующего человека Василий Макарович исчерпывающе изложил во многих своих рассказах о русских «чудиках», в том числе в этом, сжатый вариант которого привожу ниже.

ВЕРУЮ

«На Максима Ярикова по выходным накатывалась тоска. Вкалывал на работе — нормально, а как свободные часы — душа болит. Жена это не понимала, ругалась: «Ой, душа болит... Ну и нервничай, чёрт с тобой! Люди дождутся воскресенья да и отдыхают культурно... В кино ходют. А этот — нервничает, видите ли. Пузырь» .
Идёт Максим к соседу Лапшину, у которого гостит родственник жены — священник, чтобы задать вопрос: «У верующих душа болит или нет?» Батюшка взялся объяснять:
- Как только появился род человеческий, так появилось зло. Как появилось зло, так появилось желание бороться с ним, со злом то есть. Появилось добро. Значит, добро появилось только тогда, когда появилось зло. Другими словами, есть зло — есть добро, нет зла — нет добра. Понимаешь меня?
- Ну, ну.
— Не понукай, ибо не запряг еще. Что такое Христос? Это воплощённое добро, призванное уничтожить зло на земле. Две тыщи лет он присутствует среди людей как идея — борется со злом. Две тыщи лет именем Христа уничтожается на земле зло, но конца этому не предвидится... Я же хочу верить в вечность, в вечную огромную силу и в вечный порядок, который будет.
— В коммунизм, что ли?
— Что коммунизм?
— В коммунизм веришь?
— Мне не положено. Опять перебиваешь!
— Всё, больше не буду. Только ты это... понятней говори. И не торопись.
— Я говорю ясно: хочу верить в вечное добро, в вечную справедливость, в вечную высшую силу, которая всё это затеяла на земле. Я хочу познать эту силу и хочу надеяться, что сила эта — победит. Иначе — для чего всё? А? Где такая сила? — Поп вопросительно посмотрел на Максима. — Есть она? Максим пожал плечами:
— Не знаю.
— Я тоже не знаю.
— Вот те раз!..
—Вот те два. Я такой силы не знаю. Возможно, что мне, человеку, не дано и знать её, и познать, и до конца осмыслить. В таком случае я отказываюсь понимать своё пребывание здесь, на земле. Вот это как раз я и чувствую, и ты со своей больной душой пришёл точно по адресу: у меня тоже болит душа. Только ты пришёл за готовеньким ответом, а я сам пытаюсь дочерпаться до дна, но это — океан. И стаканами нам его не вычерпать...»

О религиозности Шукшина пишут сегодня разное, но сходятся на том, что человеком он был глубоко православным. И это верно. Каким православным? Цитированный выше диалог обсуждает, как сказали бы философы, онтологические проблемы бытия. Есть Бог как Абсолютная Истина и воплощённое в явлении Иисуса Христа Добро, вечно борющееся со злом. Возможно ли Его познать («дочерпаться»)? И вывод – нашими «стаканами» (читай индивидуальными сознаниями) Его «не вычерпать», Тем не менее, только в исканиях, а не в получении готовых рецептов существо богопознания и всех исканий Истины. Мысли не ахти какие новые, но достаточно глубокие. Однако шукшинский бог и вера в него не в философских рассуждениях – он в деталях.
Стаканами-то оказались не человеческие сознания, но обыкновенные стеклянные посудины, в которые шукшинский поп наливал спирт, чуть разводил его водой, пил сам и угощал Максима. Своего родственника Лапшина могучий батюшка уже напоил и отправил под стол. А нового собеседника, который не соглашался с ним «поп легко одной рукой поднял за шкирку, поставил рядом с собой.

- Повторяй за мной: верую!
- Верую! - сказал Максим.
- Громче! -- Торжественно: ве-рую! Вместе: ве-ру-ю-у!
- Ве-ру-ю-у! - заблажили вместе. Дальше поп один привычной скороговоркой зачастил:
- В авиацию, в механизацию сельского хозяйства, в научную революцию-у!
В космос и невесомость! Ибо это объективно-о! Вместе! За мной!..
Вместе заорали:
- Ве-ру-ю-у!
- Верую, что скоро все соберутся в большие вонючие города! Верую, что задохнутся там и побегут опять в чисто поле!.. Верую!
- Верую-у!
- В барсучье сало, в бычачий рог, в стоячую оглоблю-у! В плоть и мякость телесную-у!..
...Когда Илюха Лапшин продрал глаза, он увидел: громадина поп мощно кидал по горнице могучее тело свое, бросался с маху вприсядку и орал и нахлопывал себя по бокам и по груди:
- Эх, верую, верую!»

Где подсмотрел Василий Макарович такого попа? Конечно, где-то увидел, потому что из пальца своих героев Шукшин никогда не высасывал. Но большей частью приписал попу без сомнения собственные взгляды и качества. За исключением одной важной детали – могучего здоровья.

В селе при жизни и некоторое время после ухода из неё Шукшин для иных жителей Сросток оставался прежним Васькой, завсегдатаем вечорок, любителем выпить, хотя по свидетельству того же Анатолия Заболоцкого, с 1969 года до самой смерти в 1974-м капли спиртного в рот не брал. Была в такой оценке односельчан, конечно, и зависть, и ревность к славе земляка, и другие не лучшие чувства. Но, задумываясь над отношением стросткинцев к Шукшину, прихожу к другому выводу, отдельные люди могут быть несправедливы в суждениях, но народ в целом никогда не ошибается. Сейчас почитание Шукшина утвердилось по всей стране, а в Сростках - особенно. Почему же с запозданием? А потому что народная память не спешит с утверждением почитания. Мало ли что может выкинуть объект славословия при жизни!
Мы повсеместно справляем посмертные девять, сорок дней, годовщину и не всегда задумываемся, зачем это делаем. Смутно представляем (если речь идёт о людях верующих), что девять дней душа пребывает рядом с телом, потом проходит посмертные мытарства, бродит в родных местах и после года улетает в заоблачные высоты, в рай, или в тяжких случаях спускается ад. Так нас учит церковь. Будем считать, что это так. А куда попадают такие люди, как Сергий Радонежский, Серафим Саровский, Ломоносов, Пушкин, которых народ чтит веками?

О себе и таких, как он, Шукшин говорил: «Нас подхваливают за стихийный талант, не догадываясь или скрывая, что в нашем лице русский народ обретает своих выразителей, обличителей тупого, «культурного» оболванивания». И ещё: «Вечен великий народ, и он вечно будет выводить вперёд своих мыслителей, страдальцев, заступников, творцов».
Можно ли вообразить Шукшина постоянным жителем рая, а ведь так иногда представляют вечную жизнь праведников. Шукшин при жизни, насколько я знаю, никогда даже не бывал в санатории, А рай, как нам его рисуют, является именно своеобразным аналогом земного санатория, местом, где уставшие от земной жизни души отдыхают, набираются сил для нового воплощения. Мне кажется, что если Шукшин и попал в рай, а он за жизнь поизносился сильно (сам однажды признался в конце жизни, как катастрофически убывают силы), то, чуть набравшись в раю новых энергий, тотчас возвратился бы к людям. Так, по крайней мере, для меня звучит шукшинский символ веры в том же рассказе.

«Говоришь – душа болит? Это хорошо! Ты хоть зашевелился, ядрёна мать! А то бы тебя с печки не стащить с равновесием-то душевным. Живи, сын мой, плачь и приплясывай. Ты уже здесь, на этом свете, сполна получишь и рай и ад. Верь в жизнь!»

И в словах Ярикова «болит душа», и в словах попа о том, что побегут люди из «вонючих городов» на землю-матушку, весь Шукшин, человек с фантастической интуицией и с его отчаянной борьбой за спасение человека на земле, за укрепление души его. Эта черта – спасти, защитить Человека в человеке, или, как он сам говорил: «…не пущу, не дам! Будь человеком!» - у него с детства.
Борис Рясенцев, сотрудник журнала «Сибирские огни», где печатался роман «Любавины», вспоминает диалог с Шукшиным во время редакторской работы над романом.
« Есть в большом эпизоде покоса (в романе) такая сценка. Кузьма видит, что в стоящую под кустиком зыбку ребёнка заползла змея. Ни матери, никого другого рядом нет. Кузьма опрометью кидается к зыбке, хватает змею и выбрасывает её. Лишь после этого, вне себя от ужаса, подбегает мать.

- Василий Макарович, знаете, вы только не сердитесь, пожалуйста, мне это, ей богу. Напоминает те приёмы воздействия, которые часто используются в индийских фильмах. Не покажется ли и читателю змея в зыбке как бы цитатой оттуда? Чем-то придуманным специально для того, чтобы вызвать испуг, «вдарить по нервам»? Не боитесь этого?
Он досадливо бросил ручку на стол.

- Да какой тут, к шуту, индийский фильм! Причём индийский фильм? Какая придумка? Да я сам, понимаете, сам сделал-то!.. Когда пацаном ещё был, как раз во время покоса это и произошло, вот этими руками, - он покачал перед собой большие крестьянские ладони с расставленными пальцами, посмотрел на них, - вот этими руками выхватил из такой зыбки змею. Их же в наших местах в иное лето до черта появлялось. А вы…эка вас куда закинуло! – уже улыбнулся он».
В диалоге помимо всего прочего столкновение двух психологий: интеллектуала-редактора, видящего в литературе форму, сюжеты, влияния, вкусы читателя - и человека-творца, в котором всё, что создано мыслью неразрывно связано с собственным деянием. «Форма?.. – писал Шукшин. - она и есть форма: можно отлить золотую штуку, а можно - в ней же – остудить холодец. Не в форме дело. Произведение искусства – это когда что-то случилось; в стране, с человеком, в твоей судьбе».
Как это «что-то» случается у героев Шукшина?
Шофер Пашка Колокольников из кинофильма «Есть такой парень», кинувшийся в кабину загоревшейся автоцистерны, чтобы отогнать её и спасти от неминуемого взрыва людей вокруг, на вопрос журналистки, почему он это сделал, отвечает; «по дурости». Здесь не только грубоватая шутка, за которой Пашка прячет свои высокие побуждения, здесь высокая правда жизни. Совершая подобного рода подвиг, человек действует наобум, порыв сердца опережает рассудок, рассуждать некогда. Словом, поступает как Иван-дурак, о сущности которого Шукшин рассуждает позднее в сказке-притче «Ванька, смотри!» ( «До третьих петухов»). Но об этом позже.

Как работал Шукшин, как он писал?
Лидия Федосеева вспоминает: «Я мыла пол в маленькой квартирке, где мы жили. Вася работал на кухне. Когда очередь дошла до пола в кухне, я сказала: «Вася, подними ноги». Он поднял ноги, сидел и писал. Я вымыла пол, убралась и тогда на него посмотрела: Вася всё пишет, пишет, пишет, а ноги всё так же вытянуты – он забыл их опустить».
А вот откровения самого Шукшина о работе:
«В новом костюме или даже в глаженых брюках ничего путного написать не смогу. А если ещё в галстуке, то и строки не выжму, Не знаю, почему так. Хорошо, когда просторно, тепло и не боязно мять. (Старые штаны, валенки, чистая рубаха.) И полно сигарет…»

За ночь, работая, мог выкурить их целую пачку, а то две и выпить стограммовую банку растворимого кофе. Для сердца нагрузка посерьёзней бутылки водки. Но спиртное ни-ни, потому что крадёт время у творчества. А кофе и никотин только подстёгивает дух, хотя сжигают соматику. Ни в книгах В.М., ни в воспоминаниях о нём почти нет упоминаний о еде. Явный признак того, что эта проблема его мало заботила и что сам питался уж во всяком случае не по Малахову плюс. Бог с ним с телом, успеть бы родине помочь!

Каков сам Шукшин, таковы его герои. Герои же его, его «чудики», исповедующие тот же символ веры: «верую в жизнь!» - грешные, страстные, искренние, не щадящие себя, никогда не изображавшие тех, кем никогда не были, и прикрывающие то, чем были на самом деле, грубоватым словом. И уж на печи, подобно Емеле, их представить трудно, как и самого Шукшина. Вот почему сегодняшней России так не хватает Василия Макаровича, когда народ её оставлен властью, «брошен», «опущен» ещё ниже, чем в 60-70-е годы. Но это только с виду, на самом деле народ нельзя опустить, он сегодня находится в глубоком оцепенении, продолжает жить как бы в некоей прострации. Основная часть русских умеет сохранить идентичность при любых экспериментах власти – вы действуйте сами по себе, мы живём сами по себе. Эта традиция особенно ярко проявляет себя в тех случаях, когда власть проводит эксперименты непонятные или враждебные народу. Но всему своё время…

А интеллигенция шумит, дискутирует, предлагает новые и новые реформы, до тех пор, пока не приходят матросы железняковы и не говорят: «Хватит базарить, караул устал!»
Шукшин дал своё определение интеллигенции, где во главу угла поставлена не формальная образованность, не информационная напичканность и похвальба книжным знаем, а совсем другие качества.
«Что есть интеллигентный человек? – спрашивает Шукшин. И отвечает: - Начнём с того, что явление это – интеллигентный человек – редкое. Это – неспокойная совесть, ум, полное отсутствие голоса, когда требуется для созвучия – подпеть могучему басу сильного мира сего, горький разлад с самим собой из-за проклятого вопроса «что есть правда?», гордость… И – сострадание судьбе народа. Неизбежное, мучительное. Если всё это в одном человеке – он интеллигент. Но и это не всё.
…Мы ломаем голову, какой он такой, интеллигентный человек? А образ его давно создал сам народ. Только он называет его – хороший человек. Умный человек. Уважительный, не мот, не пропойца. Чистоплотный. Не трепач. Не охальник. Работник. Мастер».

Из всех этих ясных и выразительных шукшинских определений выделю слово «уважительный». Именно так относился Шукшин ко всем, с кем сводила го судьба, будь то Шолохов или бездомный алтайский балалаечник Федя. Внимательно слушал каждого. Редчайшая черта сегодняшнего «публичного» интеллигента на телевидении, где умение перекричать оппонента ценится выше всего.
Виктор Астафьев о Шукшине: «За столом передо мной сидел интеллигент, не только в манерах своих, в способах общения, но и по облику…очень утончённое лицо…
У меня было ощущение огромного счастья от общения с ним, человеком очень интеллигентным».

Астафьев, сам писатель народный, в этом кратком портрете дал народное представление о человеке с большой буквы. Так выглядят на иконах русские святые. Увы, люди, окружавшие Василия Макаровича, не всегда отвечали его жизненным меркам. Но он их почти никогда не судил. Его же судят. Уже возникло шукшиноведение, и некоторый «шукшинисты» устно и печатно рассуждают, а на той ли он женился, почему она не ездит на праздники в Сростки, почему дочки не бывают на горе Пикет? Эти разговоры не только омрачают светлую память великого человека, они уводят наше внимание от главного дела его жизни, да и самому критикующему перекрывают пути к шукшинской правде. Представьте Василия Макаровича на небе слушающего подобные пересуды о его семье. Явно заходят в гневе желваки: «Какого чёрта лезете не в своё дело! Шли бы вы подальше, не хочу вас знать!»

Конечно, Лидия Федосеева не похожа на Анну Григорьевну Достоевскую, так она и не брала на себя подобное обязательство. Даже фамилию Шукшина сделала приставкой к собственной. Сама, мол, не лыком шита. И при жизни Василия Макаровича и после его ухода Л. Федосееву собственная карьера привлекали гораздо больше, чем крестьянское лыко. Но зачем и кому позволено ставить это лычко в её строчку! Гневаются на дочь Машу, которую расторопные дельцы назойливо используют в телевизионной рекламе. А того и не помнят, что однажды Шукшин взял маленьких девочек Машу и Олю на руки и сказал: «Вот то самое лучшее, что после меня останется». Он, конечно, не замедлит помочь своим кровным росткам, оказавшимся в жестокой рыночной пустыне и порой поддающимся мелочным соблазнам. Что же касается всего нашего народа, то прошедший огонь и воду он теперь испытывается медными трубами разнообразных искушений. И народ и власть. Это третье испытание, может быть, самое тяжёлое из всех трёх. Далеко не сразу и не все его выдерживают. Окалину с нас будет счищать Судный Огонь, но не мемуарные пересуды.

Христос, говорил: «Я пришел не к праведникам, но к грешникам». Бог сводит великих людей в одну семью иногда рядом с людьми очень заурядными, чтобы подтянуть их в развитии, в становлении Церковь не зря называет семейную жизнь таинством, и большие люди всегда стремились охранить семейные дела от посторонних глаз. Случаи, когда выдающихся сводили в одну семью, крайне редки, если иметь в виду широкую известность. Можно назвать семьи Рерихов, Дюма, Штраусов. Но бывают случаи, когда рядом с великим человеком идёт личность вроде бы не слишком приметная, но тоже очень крупная. Была такая личность и рядом с Василием Макаровичем Шукшиным - его мать Мария Сергеевна. Она дала сыну не только тело, она вложила в это тело огромное, сжигавшее Василия Макаровича пламя любви к родине, к людям. О взаимоотношениях с матерью он много написал сам, немало рассказано друзьями Шукшина, исследователями его жизни. Сам же вспоминал: «Когда поступил во ВГИК, то оказался среди студентов, чьими родителями были известные артисты, кинорежиссёры, писатели, государственные деятели, а я писал в анкете: отца нет, у матери два класса образования». Но всегда добавлял вслух: несмотря на это, ум у неё почище, чем у иного министра». Ум умом, но главное у Марии Сергеевны - большое сердце. Своего Васеньку, « своё дитёнка» она обожала с детства. Подростка даже на Катунь купаться не пускала, боялась, что утонет. С годами любовь её росла. Ответное чувство было таким же пламенным. Как-то Шукшин заметил: «Только бы мне умереть раньше её. Если случится наоборот - я не переживу её долго». Случилось, как он хотел.

Она наполнила сына всепоглощающей материнской любовью, а в нём её чувство распространилось на Россию, на её народ. Одним словом, мать Шукшина – это половина самого Василия Макаровича.. Он любил её больше, чем жену, больше, чем детей, Для него мать и родина как бы сливались в одно понятие. И после смерти (она пережила его на пять лет, умерла в 1979 году) они вместе. Он на вершине Пикета, как бронзовый памятник, тело её под горой, её могилка первая на сростскинском кладбище, которое находится как раз у подножья Пикета. Мария Сергеевна – вот первый духовный родник, из которого проистекает река Василия Шукшина.

МАТЬ И СЫН

Он в металле на верху горы,
под горой она в могиле тесной.
Оба вышли из земной игры
на просторы Матери Небесной.

Оба нахлебались горя всласть,
также славы. Всё, как и положено.
Оба знали, что не даст пропасть
ничему Заступница хорошему.

А земная не уберегла,
столько силы в грудь его вложила,
столько безоглядного тепла,
что в груди не выдержали жилы.

Но теперь их судьбы вновь сплелись,
держат, из села не улетая,
он плечами бронзовыми -
высь,
а она душой –
простор Алтая.

Если же говорится об истоках Шукшина, как мастера кино , то часто называют имя Михаила Ромма. Сам Василий Макарович не однажды уважительно отзывался об этом выдающемся деятеле советского кино. Но участие Ромма в судьбе Шукшина переоценивать не следует. Веское слово при приёме В.М. во ВГИК сказал чрезвычайно авторитетный член приёмной комиссии народный артист СССР Николай Охлопков. Именно он первым разглядел в Шукшине парадоксально талантливого самородка, хотя в иных воспоминаниях Охлопков представляется, как противник приёма сибиряка-переростка в киноинститут. Во-вторых, с первых дней учёбы творческий почерк Шукшина обозначился совсем по-иному, чем у Ромма, с которым он часто спорил. В третьих, по окончанию учёбы Ромм не взял Шукшина в своё кинообъединение, пригласил других учеников во главе с Андреем Тарковским. Ещё одна тема, широко обсуждаемая в критике, - взаимоотношения этих двух выдающихся выпускников ВГИКа. Шукшин не оставил публичных высказываний о творчестве сокурсника, а Тарковский оставил. В 1981 году на вопрос об отношении к Шукшину ответил так:

«Я очень хорошо отношусь и к нему, и к его фильмам, и к нему как к писателю, Но не уверен, что Шукшин постиг смысл русского характера, Он создал одну из сказочек по поводу российского характера. Очень симпатичную и умилительную. Были писатели в истории русской культуры, которые гораздо ближе подошли к этой проблеме. Василий Макарович, по-моему, этого не достиг. Но он был необыкновенно талантлив! И в первую очередь он был актёром. Он не сыграл своей главной роли, той, которую должен был сыграть. Очень жалко. Он мог бы в своей актёрской ипостаси нащупать тот русский характер, выразить который стремился как писатель, как режиссёр.

Простите, может, кого-нибудь не устраивает то, что я говорю о прославленном и защищаемом народом Василии Макаровиче Шукшине, моём друге покойном, с которым я проучился шесть лет. Но это правда – то, что я говорю о нём».
Конечно, сказанная «правда» принадлежит только Андрею Тарковскому. Народ уже в 1976 году, стихийно организовавший праздник на горе Пикет, сам определил, чья правда о русском национальном характере ему ближе – автора «Андрея Рублёва» или «Калины красной».

Те, кто глубоко входит в творчество Шукшина и литературу о нём, сталкиваются с фактом какой-то особой мистической связи Василия Макаровича с образом Степана Разина. Именно не простая влюблённость писателя в казацкого вождя, но глубокое внутреннее родство. Начать с того, что школьник, ученик шестого класса Вася Шукшин, услышав песню о Стеньке Разине, которую пели соседи, неделю ходил под её впечатлением и настойчиво упрашивал мать записать слова песни. Один из ранних рассказов Шукшина назван «Стенька Разин». Ни одну из своих работ он не вынашивал так долго, как фильм о Разине. В.М. ведь и приглашение Сергея Бондарчука сняться в фильме «Они сражались за родину» принял, главным образом потому, что это давало возможность побывать на Дону, визуально изучить места, связанные с атаманом-бунтарём. Примечательный штрих: отказался в будущем фильме от сцены казни Степана, вычеркнул её из сценария, задумчиво пояснив:
-Я не переживу эту сцену, физически не перенесу. Умру сам.

Один из друзей Шукшина, побывав с ним на месте бывшего Яицкого городка, резиденции Степана Разина, заметил, что даже походка Василия Макаровича там изменилась. Он пошёл тяжелой развалкой грузного большого человека. Походкой Разина.
О чём всё это может говорить?

Однажды мой знакомый спросил, не думаю ли я, что Шукшин воплощение Разина?
-Да брось ты! – была первая моя реакция на прозвучавшую неожиданную мысль.
-Перечитай шукшинский роман о Разине, - последовал совет.
Перечитал. И в самом деле, что-то очень глубокое, далеко не художническое роднит русского писателя с казацким атаманом. Оно уже в самом заголовке. Воля в русском языке это и свобода, и наш пространственный простор, и человеческий произвол, тот самый, который толкнул Степана Разина на бунт.

«Я пришёл дать вам волю» - не только название сценария, не только глубокое проникновение в душу казацкого атамана, но и своеобразное, совсем не разинское кредо самого Василия Шукшина. Степан Разин хотел учредить всеобщую казачью вольницу в России силовым путём, истребив ненавистных бояр. Строго говоря, это было то, что сделал позднее Ленин, обставив свою акцию научными постулатами Маркса. Вот откуда интуитивное тяготение Шукшина к Ленину. Шукшин тоже видел будущую Россию, устроенную на принципах казачьего самоуправления. Но никогда не отваживался обрисовать политические контуры такого самоуправления, обжёгшись разинским опытом. И ленинским – тоже. Мы-то теперь воочию, непреложно убеждаемся, что, сколько ни руби головы боярам, буржуазии, контре или ещё кому-то, головы эти отрастают, как у Змея Горыныча. И в самом деле. 73 года кровавой коммунистической мясорубки с благими и не с благими намерениями, а что получилось. Люди остались те же, если не сделались хуже. Мы спрашиваем, почему народ не протестует против всеобщей продажности, установившейся в России под лозунгом рыночно экономики. А потому что все лимиты внешнего бунта исчерпаны. Остаются упования на лермонтовское «Но есть, есть Божий суд наперстники разврата!».

У Шукшина упования были, скорее, не лермонтовские, пушкинские. В своих статьях последних лет он говорил о воле, словами Пушкина – как о тайной свободе. Повторяю: в целом ряде последних статей и в романе-сценарии «Я пришёл дать вам волю» на все лады варьируется, перекатывается эта мысль, что без внутреннего освобождения человека невозможно говорить ни о какой его внешней свободе. Было ли это следствием лично пережитого Разиным-Шукшиным трагического опыта, так ли уж важно? Важна сама мысль. В ней ответ на вопрос, почему наш народ безмолвствует сегодня, когда другие народы кипят. Перекипел за всю свою мучительную историю. И это, может быть, совсем не плохо, потому что выкипают-то в основном очередные иллюзии.
Виктор Астафьев сказал о Шукшине ещё такие слова: «Пройдут годы, всё так же будут шуметь берёзы, всё так же будет катить воды Катунь, но я уверен, что слава этого человека, облик его будет в годах всё более благороден и светел, и на эту гору с каждым годом будет всё больше народу приходить… Просто так, как ходят к Пушкину».

Астафьев попал в точку. Сияние звезды Шукшина с годами возрастает и в стране и в мире. Подобно звезде пушкинской. Правда, мы привыкли оценивать значение отечественных гениев в соответствии с их международным резонансом, что не всегда адекватно реальному потенциалу личности. Пример - тот же Пушкин. На Западе его ценят больше с наших слов, писательский авторитет Достоевского и Толстого там намного выше. Нечто подобное происходит и с Шукшиным. Хотя он получал международные призы, но фильмы Шукшина на Западе известны гораздо меньше, чем, скажем, фильмы Андрея Тарковского. «Калину красную» западная пресса квалифицировала, как «фильм об аутсайдере жизни» или «о раскаявшемся гангстере». По образцу «Крёстного отца», где показана трагическая история нераскаявшегося бандита. Шведский критик Дис Хостад с иронией изложил сюжет фильма как «беспокойное странствие Прокудина, начавшееся на русском Севере, которое вызывает интерес даже у иностранца, хотя описание рассчитано на «домашнее употребление».

Известно, что уголовный мир тоже не принял «Калину красную» потому что Егор Прокудин не соответствует образу настоящего вора в законе. «Меня меньше всего интересует уголовная грань Егора Прокудина, больше – нравственная, - говорил Шукшин. - На эту тему – о падении души человеческой можно сделать много других фильмов. С другими героями. Скажем, взять судьбу какого- нибудь благопристойнейшего на вид бухгалтера или ревизора. Он живёт себе тихо-прилично, не пьёт, не курит, работает нормально. Вроде бы всё хорошо, а человек-то духовно погиб. Но мне такую судьбу нисколько не жаль. А Егор вызывает сочувствие, сострадание, потому что находит мужество признаться и себе и другим, что живёт неправедной жизнью. И он не только признаётся в этом, но предпринимает отчаянную попытку свою жизнь переломить, повернуть её к лучшему. Но так случилось, что он ушёл от корней, ушёл от матери. И, таким образом, уйдя – предал. Предал! Вольно или невольно, но случилось предательство, за которое он должен был поплатиться. Момент, или, так сказать, вопрос расплаты за содеянное меня очень, ну вот по живому волнует…». Нас – тоже. Потому что «Калина красная» - это фильм о нас сегодняшних, пусть не предавших окончательно свою страну, но позволивших в значительной степени навязать ей чужую тропу, чужие нравы, вольно или невольно. И где бы ни появились русские люди раскаявшиеся, уходящие с этой тропы, даже ценой собственной жизни, там надежда, там свет.
Недостаточно оценено на Западе также литературное наследие Шукшина. Опять же со слов нашей критики его рассматривают иногда в контексте «деревенской литературы». Или, что ещё более забавно, как писателя-диссидента в годы застоя. Ну, да Бог с ним, с Западом! Нам бы самим разобраться с собственными гениями. К Шукшину при жизни всегда было настороженное внимание, как со стороны власти, так и со стороны тех, кто под неё копал. Вспоминаю такой случай. В начале 1974 г. на Западносибирской студии кинохроники режиссер Валерий Новиков и кинооператор Владимир Лапин сняли для ежемесячного хроникального киножурнала «Сибирь на экране» большой сюжет о Шукшине, который в ту пору находился на Алтае. Спустя некоторое время Шукшин умирает, страна скорбит, студия решает сделать сюжет единственным в киножурнале и превратить журнал в документальный фильм, который можно было бы тиражировать на всю страну. Но для этого нужно было согласие Госкино России. Я, как главный редактор западносибирской студии, поехал в Москву утверждать заявку. И получил нагоняй. Заявку не приняли, студию обязали сократить сюжет о Шукшине, разбавить журнал другими сюжетами и оставить нашу работу региональным явлением. Мотивировка: незачем тиражировать «пребывание Шукшина в Сибири на всю страну».

Сколько же самому Василию Макаровичу пришлось пройти мытарств, проталкивая свои фильмы – повторять не надо.
Но и делать из Шукшина противника власти нет никаких оснований. Он относился к ней по-пушкински: плетью обуха не перешибёшь. Более того, был замешан в некоторых «реакционных» акциях. Например, активно участвовал в борьбе с так называемыми стилягами. Это забытое ныне словечко приклеили в 60-е годы к молодым людям, «шарившим под Запад», то есть носившим длинные волосы, узкие брюки и слишком пёстрые галстуки. Было дело, воевал Василий Макарович с юнцами, Но делал это не потому, что его заставляла власть, а потому что сам не терпел балбесов, все интересы которых сводились лишь к следованию западной моде. Восставал весь его русский нрав. Кстати, одевавшийся подобным образом молодой Андрей Тарковский говорил геологам в Сибири: «Увидите, я ещё человеком стану».
Лидия Федосеева рассказала: шли они с мужем по Западному Берлину в ту пору, когда берлинская стена ещё стояла на месте.. Федосеева, как всякая женщина заглядывалась на витрины роскошных магазинов, нередко отставая от туристической группы. А Василий Макарович тихо шипел:
- Лидка, ближе к стаду!

Почему шипел?

Конечно, в каждой туристической группе из Советского Союза находился в ту пору стукач. Но не только по данной причине негодовал Василий Макрович. Где бы он ни был, его всегда оскорбляла склонность многих из нас слишком «западать» на западные муляжи. Наследие, от которого не можем избавиться до сих пор.

Шукшину принадлежит часто цитируемое ныне знаменитое выражение «Нравственность есть правда». На этих словах цитату часто обрывают. А ведь дальше следуют огненные слова: «Не просто правда – а Правда. Ибо это мужество, честность. Это значит жить народной радостью и болью, думать, как думает народ, потому что народ всегда знает Правду». Шукшину вторит Валентин Распутин: «Тысячу раз прав Шукшин – народ всегда знает правду». Мещанское понятие нравственности, как врождённого кантовского категорический императива опирается прежде всего на букву, требующую от человека поступать так-то, а не иначе. Обыватели Кёнигсберга сверяли свои часы, видя Канта, выходящего на прогулку в строго обозначенное время. Шукшинское понятие нравственности ведёт происхождение от корня - нрав народный: «Русский народ за свою историю отобрал, сохранил, возвёл в степень уважения такие человеческие качества, которые не подлежат пересмотру: честность, трудолюбие, совестливость, доброту. Не отдавай за понюх табаку наши песни, наши сказки, наши непомерно тяжёлые победы, наши страдания, Мы умели жить. Помни это. Будь человеком».

ТРАНССИБ

За вагонным окном
проводами расчерчены ели.
От Москвы до Сибири
по всей необъятной Руси
пряжу белую ткут
молчаливые наши метели,
и вдогонку вагонам
седая лошадка трусит.
Через ямы и кочки,
сквозь пошлость и бесов ужимки
Русь рысит, не спеша,
по раздольной дорожной петле.
Прикасаются нежно
февральского снега пушинки,
словно пальцы ребёнка,
к уставшей от грязи земле.
Наважденья уносятся
в тёплом берёзовом дыме.
Наглотались мы вдоволь
чужих и сластей, и страстей.
Проплывёт деревенька
в душе всколыхнёт и подымет
задремавшие корни
средь шумной листвы новостей.
Так судьба прочертила
славянскую нашу орбиту,
новизна в ней всегда
упирается в древний завет -
возвращаться из города
к сельским просторам забытым,
из колодцев бетонных
на снег выбираться, на свет…

Частично «Калина красная» - это фильм о собственном внутреннем конфликте Шукшина. О катарсической коллизии, плодотворной для него самого и для его малой родины, где имя Шукшина сделалось, можно сказать, культовым. До сих пор не утихают разговоры, кто Шукшин, прежде всего: литератор, режиссёр, актёр. Он сам дал повод для таких разговоров, без обиняков называя своим основным делом литературу, под конец жизни неоднократно говорил о необходимости «завязывать» с кино, вернуться на постоянное жительство в Сростки исключительно для занятий литературным творчеством. Тоже самое советовал ему Шолохов: на трёх конях далеко не уедешь, пересаживайся на одного. Но не зря сказано: человек (даже гениальный) предполагает, однако располагает им всё-таки Бог. Поступи Шукшин сразу в Литинститут, Россия бы лишилась актёра, которого в стране ещё не было. Шукшин-киноактёр – феномен удивительный, никто до него не жил в кино так, как он. Даже Бабочкин в «Чапаеве, даже Чирков в трилогии о Максиме. Потому что в случае Шукшина артиста как бы не видно, всё театральное, искусственное отжато могучим прессом личности, остаётся «се – человек». Бабочкин в «Чапаеве» один, в «Актрисе» другой, в каком-нибудь театральном спектакле третий. Шукшин в любой роли тоже многогранен и, тем не менее, всюду он один и тот же со своими звероватыми, но пронизанными великой скорбью и великим человеческим теплом глазами. Ни у одного из актёров зритель не видел ничего подобного полное отсутствие лицедейства даже в самом лучшем смысле слова. Отсюда его огромное, ни с кем несравнимое в кино эмоциональное воздействие на зрителя. Вот отзыв одного из них: «Смотрел недавно «Калину красную». Несмотря на то, что я человек совсем другого типа, я, может быть, как никто другой, понимаю, что вот именно это и есть то, что нужно: простота – и ой какая непростота, и любовь, и злоба, и, что главнее всего, это здорово ткнёт людей на очень важное и многих, наверное, заставит оглянуться. И покраснеть от стыда, что самое главное – (живём) в дерьме и в пренебрежении (к России)».
Конечно, растущая всенародная любовь к Шукшину – во многом от кино, на которое сам он жаловался, что украло у него много лет, предназначенных литературе. Но, повторяю, внутренний творческий конфликт Шукшина оказался чрезвычайно плодотворен.

Иногда говорят, что ежегодные Шукшинские чтения в последние годы претерпевают как бы некоторую инфляцию, Их перестали посещать известные писатели, близкие друзья Василия Макаровича. У меня сложилось противоположное мнение: Чтения только набирают обороты, делаются поистине всенародными.

В Сростках сейчас три музея Шукшина: под музей отдали два дома, где он жил, и старое здание школы, где учился, бывало, получая двойки по русскому языку и литературе. В классе возле парты Васи Шукшина установлено дежурство школьников. В бане, где мылся, всегда свежие веники.
В первый день на сельском спортивном стадионе при многотысячном стечении народа выступали фольклорные коллективы со всей страны, исполнялись сольные вокальные и танцевальные. И, пожалуй, ярче всех, лучше всех выглядели земляки Шукшина. Разве это не его заслуга?! Но что, может быть, больше всего поразило присутствующих: все шесть часов, пока шла концертная программа праздника, над головами людей описывал круг орёл. На это нельзя было не обратить внимания. Пошёл шёпот: «Васина душа кружит. Радуется, что помнят».

Мы живём в очень тяжкое время, может быть, ёщё более тяжкое, чем шукшинское. Когда смотришь наше телевидение, такое ощущение, что тьма беспросветна. Не так давно показали телевизионную дуэль двух политиков Жириновского и Хинштейна. Не самые худший вариант на политическом небосклоне. Слушая их спор, ведущий дуэли Владимир Соловьев подвёл итог: «Выходит ни в правительстве, ни президентской администрации, ни в думе нет ни одного деятеля, который так или иначе не был замешен в коррупции или в других грязных делах. так?» Хинштейн и Жириновский молчат. Соловьёв повторил свой вопрос с уточнением: «Вы, дуэлянты, в том числе?». Снова молчание. «Кто же будет исполнять закон о коррупции, если во властных структурах нет ни одного некоррумпированного человека?» - задал последний вопрос Владимир Соловьёв. Новое молчание.

Послушаем, как видит разрешение этого абсурда глубокий атеист, а на самом деле глубоко верующий человек – недавно ушедший Александр Зиновьев. Он сказал: «Нужно прямо и честно признаться, что мы проиграли. Библейский зверь 666 – американский доллар завоевал всё обозримое мировое пространство. Что же делать? Стоять до конца! Даже в поражение. А вдруг случится чудо? Вдруг на Нью-Йорк упадёт метеорит?» Это было сказано в 1994 году до террористической атаки на торговые небоскрёбы в Нью-Йорке. А потом были 11 сентября, торнадо, тайфуны натуральные и и символические, например, в здании Организации Объединённых Наций, тоже расположенном в Нью-Йорке, отчего разгневанный американский президент даже пригрозил распустить ООН, о чём я скажу чуть ниже.
Так что за чудом, которого ждал Зиновьев, дело не станет. Но ведь нужны и исполнители чудес – шукшинские чудики. К счастью, они не только чисто русское явления, чудики есть во всём мире, хотя в России их особенно много. Не Шукшин открыл их. Первой дала образ чудика русская народная сказка, потом наиболее ярко - Николай Лесков и Михаил Шолохов. Шукшин же с необычайной силой показал их как живую основу, как двигатель жизни народа. И то, что это так, подтверждает сегодняшняя действительность, когда сжатая в страшных тисках рыночной экономики и зависимости от Запада Россия держится силой подобных чудиков. Они, невзирая на невыплату заработной платы, ходят на работу, поддерживают умирающие заводы, делают замечательные научные открытия, учат школьников, пишут стихи и картины, рождают детей индиго, которых, как показывает статистика в России больше, чем в любой стране мира.

А на противоположном конце света в Венесуэле другой чудик президент этой страны Уго Чавес повёл настоящее наступление на могущественного президента Соединённых Штатов Америки Джорджа Буша, лезущего со своей ядовитой рыночной демократией всюду, где его не просят. Назвал его дьяволом, от которого пахнет адской серой, имея в виду сатанинскую власть доллара, на которой основано могущество США. И что?! Проглотила официальная Америка заявление венесуэльского вождя. Весь мир аплодировал ему в лице лидеров подавляющего числа государств, представленных в ООН, где выступал Чавес. Значит за чудиками стоит какая-то еще не вполне понятая нами сила, неосознанная надежда.

В конце концов, своего рода «чудиком» остаётся и основатель христианской цивилизации. До сиз пор его главный Завет - возлюбить ближнего своего как самого себя остаётся благим пожеланием, а слова о любви к врагам вообще не поняты. Как и формула, что легче верблюду пролезть в иголочное ушко, чем богатому попасть в царство небесное, а также, что Бог и мамона несовместимы. Увы, многие, очень многие пока совмещают. Но, похоже, такому совмещению приходит, как выражаются на Востоке, «кырдык».

Не хочется заканчивать разговор о большом человеке, о чуде 60-70-х годов прошлого века уменьшительным суффиксом, пусть даже слово «чудик» введено им самим. Время, как мы видим, укрупнило Шукшина, его героев и проблемы, которыми они болели. Что впереди? Что будет с нами в те времена, когда русская земля, в первую очередь, а потом вся Земля, завершит давно предсказанные очистительные апокалиптические бури?
Мечта Шукшина о возвращении человека из заблудшего «вонючего» города к всегда праведной земле – не нова. Она волновал многих художников, начиная с античных времён. И катаклизмы писаной истории не однажды выбрасывали толпы людей из городов в деревни. Тем не менее, города-спруты, по выражению Эмиля Верхарна продолжают пережёвывать человеческие особи, выплёвывая их в обезличенную и больную массу. Значит ли это осуществление мрачных пророчеств о полной деградации человечества и замене его биороботами? Пример Шукшина показывает альтернативу такому пророчеству: здоровый человек из народа, алтайский мужик, попав в город, «стал разумен и велик». К себе в родную деревню в физическом теле возвратиться не смог, возвратился в теле духовном, но какой же мощный культурный импульс дал родным Сросткам, а также всей стране!

Русская литература со времён Пушкина напряжённо искала образ героя эпохи. Были Онегины-Печорины, Чичиковы, Платоны Каратаевы, Павлы Власовы, Павки Корчагины. Героем нашего времени Шукшин назвал демагога. Правда, уже Гоголь в «Мёртвых душах» нащупывал черты такого героя в образе юрисконсульта, но там были намечены только контуры, дана лишь тень, прячущаяся за спинами полнокровных образов. Во времена Шукшина демагог встал на ходули и вырос до небес, расплодив вокруг себя целую армию продажных душ. Сегодня он хозяйничает всюду в окружении рокеров, брокеров, хакеров, педерастов – невиданного в России узаконенного паноптикума человекообразных. Однако небеса ему неподвластны, ибо оттуда сверкают молнии и гремят громы очистительные.

Но пока суд да дело демагог петляет как заяц в умах простодушного народа, шлёпая коровьи блины, то есть варианты рая небесного на земле: то ваучеры, то царство небесное за 500 дней, то продажу Сибири Америке за баснословные доллары.. Сегодня он коммунист, завтра демократ, послезавтра патриот… Василий Макарович в завещании «Ванька, смотри!» (опубликованное оно носит название «До третьих петухов») самим названием выразил главное, что хотел бы напомнить русским людям. «Смотри, Иван, чтобы тебя в который раз не облапошили консультанты. Сохраняй свою самобытность и делай своё дело. Также не ходи к умникам за справкой, что ты не дурак.» Не пойдёшь – самое худшее не позовут на «Апокриф» к Ерофееву. Пойдёшь – замучают до смерти справками, пропишут в подмосковных Петушках и соорудят памятник Ерофееву, который не Ванечка, а Веничка! А прочие «ерофеевы» будут на твоём памятнике докторские диссертации защищать.
Народ устал от демагогии и потому так потянулся к Шукшину. Он создавший своих литературных чудиков-героев, противостоящих всеобщей демагогии и лжи, сам стал национальным героем, удовлетворившем тоску русских людей по правде.

Я – за Ивана-дурака,
за то, что дураку не спится,
когда он знает, что жар-птица
взмывает где-то в облака,
За то, что ладной меркой скроен
и с умниками не в ладу,
за то, что он в самом аду
не струсит перед сатаною,
а станет краше и сильней
из адской вынырнув купели
за то, что ненавистны цели
великой Родины моей
всему планетному мещанству
за то, что я имею счастье
родиться сыном мужика.
Я – за Ивана-дурака!

На Шукшинских чтениях 2009 я не был. Находился в это время в глубинке Горного Алтая – Уймонской долине. Когда-то ещё в 20-е годы прошлого века Н.К. Рерих предсказал, что возрождение России, а потом и мира начнётся с Алтая. Ему вторил известный американский предсказатель Эдгар Кейси, заявивший, что в конце ХХ - начале ХХ! века мир вступит в эпоху катастроф, единственным устойчивым местом, с которого начнётся новый цикл развития Земли, будет Западная Сибирь. Австрийский философ Освальдт Шпенглер в книге «Закат Европы», опубликованной в 1916 году, также утверждал, что эпоха западноевропейского культурного цикла в мировой истории завершается, наступает время русско-сибирского. Об этих пророчествах сегодня много говорится в СМИ. Я решил сам посмотреть, что сегодня происходит с Алтаем, не только степным сросткинским, но и горным. Что увидел? Во-первых Уймонская долина, как и другие районы Алтая интенсивно заселяется приезжими из Москвы, Питера, Новосибирска, Тюмени и других городов. Например, в село Чендек переехало на постоянное жительство 60 семей горожан. Ещё несколько лет назад добротный дом здесь можно было купить за 70-100 тысяч рублей, теперь цены подскочили до полутора-двух миллионов. Но приезжие не только покупают дома, строят сами. В селе Замульта увидел целый посёлок таких домов.

Кто едет, покупает, строит?

Прежде всего духовные искатели самых разных направлений и оттенков. Но вместе с ними «неангажированные» художники, музыканты, писатели… И просто жители больших городов, уставшие от суеты. Я езжу в Уймонскую долину ежегодно, начиная с конца 70-х годов, когда только-только начинался процесс заселения её духовными искателями. В те времена, действительно, была некоторая полоса отчуждения, даже конфликты между местными жителями и приезжими, которые порой приносили свой устав в чужой монастырь. Но с той поры много воды утекло. Местные очень скоро поняли, что приезжие несут много полезного: культуру, обновление внешней и внутренней сторон сельской жизни, наконец, внимание со стороны властей и деньги. Что касается «чуждых уставов», то в школах появились учителя с более высоким образовательным уровнем, в домах культуры профессиональные музыканты и художники, словом, Уймонская долина выиграла во всех отношениях. И не только она. Преобразился весь Чуйский тракт, некогда воспетый Шукшиным в фильме «Живёт такой парень». Сегодня он, начиная с Маймы до Усть-Семинского моста напоминает сказочный городок, застроенный затейливыми теремами туристических баз.
Неузнаваемо изменилась родина Шукшина Сростки. Появился изящный, тоже напоминающий большой расписной терем, храм; реконструированы шукшинские мемориальные строения, проложены новые дороги. Преображение Алтая совершается слаженным дуэтом властей и народа. И не только. Скупают земли и строят себе дворцы также «новые русские». На случай «конца света» в прежних местах дислокации и продолжения его в «сибирском цикле», согласно Шпенглеру. А ещё потому, что человек чувствует себя в условиях алтайских гор необыкновенно хорошо. Правда, человек не всякий. Энергетика Алтая обладает удивительной особенностью: она не терпит в людях ничего низменного и пошлого. Либо перемалывает в человеке такие качества, либо исторгает его из благословенных мест. Каким образом? Человек начинает пить, болеть, деградировать…

В Замульте я снимал комнату у Владимира Родкина, человека, относящегося к категории духовных искателей, переехавшего в алтайское село из провинциального городка по ту сторону Урала. Он купил дом, построил в усадьбе новый, а старый приспособил под турбазу, где я неделю и жил. Супруги Родкины отлично вписались в жизнь села, держат корову, другую живность, зарабатывают на туристах. А ещё Владимир строит дома, которые затем продаёт. В прошлом Родкин - шофёр, откуда и вооружён мастеровыми способностями. Но приезжают люди, тесно не соприкасавшиеся с рабочими и крестьянскими делами. Жизнь заставила их строить дома, заводить огороды, держать скот. Да ещё «окормлять» местное население городской культурой. В той же Замульте уже несколько лет действует школа для местных детей, где помимо школьной программы их обучают живописи, музыке, боевым восточным искусствам.

Что плохого могут сказать деревенские люди о таких приезжих?

До сих пор среди патриотической интеллигенции можно услышать сожаление о невозвратной гибели деревни и связанной с ней национальной культурой. В своё время существовала группа писателей-деревенщиков, культивировавших такие настроения в литературе. Шукшина тоже иногда причисляли к «деревенщикам». Это, конечно, не так Шукшин, как великий художник, явление национальное, не групповое. Живя в городе и занимаясь искусством, он не утратил ни деревенских, ни мастеровых навыков. То же самое можно сказать о многих представителях современной русской интеллигенции. Чеховский тип неприспособленного интеллигента благодаря советскому перевороту, безвозвратно канул в прошлое.. других и даже дослужился до бригадира.
А что можно сказать о владельцах садово-огородных участков, к которым принадлежит большинство городского населения? Это же прекрасная школа сохранения связи с землёй на случай, если большие города всё-таки придётся покинуть. Город был дан Богом людям для выращивания в нём культуры, но теперь с наступлением Новой Эпохи приходит время распространения духовной культуры по всей земле.

В Уймонскую долину, а точней в Замульту приезжал известный индийский святой Пайлот-баба На сайте в Интернете о нём сказано, что он в прошлом пилот, лётчик ВВС Индии (откуда прозвище Пайлот-баба). Зарекордирован в книге Гиннеса, как ас, летавший на русских МИГах на минимальных высотах. Достигнув высокого воинского звания (полковник), он внезапно покинул службу и удалился в Гималаи, где провёл двенадцать лет в молитвах и медитациях. Достиг святости, которая по индуистским понятиям, выражается в том, что Пайлот-баба месяц без пищи и воды провёл заживо погребённый, затем семь суток находился под водой без аквалангистского снаряжения, наконец сутки провёл в полном вакууме без скафандра.
Когда этот святой прибыл со свитой учеников в Замульту, где собрались духовные искатели со всей Уймонской долины, то повёл себя, как типичный шукшинский чудик. На все вопросы о его духовных «рекордах», заявленных на сайте отвечал шутками. Известно, что практика достижения святости во всех религиях требует полного растворения ума в сердце. С этого и начал свою беседу Пайлот-баба, объявив ум величайшим достоинством человека и одновременно главным врагом всего живого на Земле.

- Как же достичь растворения ума и полного подчинения его сердцу?- был задан вопрос
- Надо научиться служить людям, а не обслуживать только самого себя.
- Но это трудно достижимо.
- Да, на это уходят годы и годы…
- А как понять правило Вед – научиться осознавать себя здесь и cейчас?
- Можно растворить ум здесь и сейчас, получив хороший удар по голове, - невозмутимо, без тени улыбки ответил Пайлот-баба. – Сразу потеряешь рассудок.
- Бабаджи (святой отец), я хочу получить от вас благословение и посвящение.
- На что и зачем?
- Чтобы обладать вашими сиддхами (духовными достижениями).
-Какими?
- Жить без пищи, без воды, без воздуха.
- Этого можно достичь и без меня. Подставьте голову под такой удар по голове, чтобы никогда уже не подняться на ноги, - опять же совершенно серьёзно порекомендовал бывший «пайлот».- В девачане души всю жизнь пребывают без того, с чём вы хотите расстаться на земле.

Я привожу только малую часть беседы со святым из Индии. Конечно, в Замульте было обсуждено много очень серьёзных вопросов и главный из них – роль Алтая в современном мире.
- Здесь, как и в Гималаях, родина всех земных цивилизаций. Кроме того, здесь пребывают спящие и развоплощённые великие духи планеты, Если вы сумеете позвать и разбудить их, Россия и вся планета будут спасены.
У нас часто цитируется пророчество великого философа Индии Вивекананды: «Россия в будущем поведёт за собою весь мир, но путь ей укажет Индия». Сторонники ортодоксального православия видят в этих словах посягательство на самобытность нашего пути, на измену русской идее в угоду восточному оккультизму. Бывая в Индии, я убедился, что такие опасения безосновательны. Восточный оккультизм в том виде, как он трактуется западными и нашими жёлтыми СМИ, с презрением отвергается подлинными риши (мудрецами) Индии, исповедующими настоящий индуизм и буддизм. Достижение сиддх и демонстрация их обывателям запрещены, вербовка паствы - тоже. Что же касается будущего России, то свою задачу мудрецы Индии видят не в том, чтобы наставить нашу страну на дублирование индийского опыта, а в том, чтобы помочь нам осознать уникальность собственного.

Приведу еще один духовный текст Востока:

«Алтай проецирует процессы, происходящие на Солнце, и распределяет их по всей Земле. Солнечные пятна оказывают влияние прежде всего на алтайскую атмосферу. Элеектрозаряженность ауры Алтая мощнее на порядок других регионов. Жизненные силы Солнца сфокусированы здесь. Жизнеспособность Алтая возрастает за счёт эндемичных форм растительного и животного миров. Не только атмосфера проявляет поток космических энергий, но и представители минерального царства. Замечены свечения гор, камней и даже озёр в определённых местах. Нисхождение Огненного Мира насеет мощь неожиданную. Зовы доносит ветер. Пламя костра приобретает формы необычайные. Облака разворачивают картину эволюционную мироздания, словно живые персонажи истории сокровенной. Пуповина планеты принимает новую порцию энергии зарождения…
Катаклизмы грядут, и человечество должно задуматься о зыбкости своего существования. Только объединённая молитва способна победить красного тигра. Только молитва о благе ближнего противостоять может волнам подземного огня….

Алтай вибрирует как самая чуткая мембрана жизненной антенны на новую энергетическую реальность космоса…»
Такой чуткой человеческой мембраной был Василий Макарович Шукшин, неоднократно задававший вопрос: «Что с нами происходит?» и отвечавший, подобно мудрецам Индии: «Происходит стремительное обнажение сущности каждого. Задача каждого в новой реальности – устоять, остаться человеком!»
Во что же верил Шукшин, если сказать коротко?
В правду. В искренность наших дум и чувств, в ответственность нашего пребывания на земле, как тружеников. Не в упражнения по созданию русской Идеи, а в следование Её императивам, как это делали до си пор лучшие сыны Отечества.

Ещё Василий Макарович верил в русскую удаль - качество, которое, увы, исчезает из жизни, по крайней мере, из виду. В недавно шедшем по телевидению фильме о войне показывали документальные киноматериалы о взятии нашими войсками Львова. Юный солдатик сбрасывает немецкий дорожный указатель и ставит наш. «До Берлина 1200 км». Постоял, подумал и приписал мелом: «Ни х…я, дойдём!» Дойти до Берлина нас заставила фашистская Германия, ушли же мы из него добровольно. Но удаль юного солдатика где-то растеряли. Теперь на новом этапе истории с той же непреклонной верой отцов и дедов, с их самостоятельностью, ох, как хочется дойти до себя, до своих корней! Вернуться к торжеству Русской Идеи.
Алтайская земля, - очаг будущей цивилизации, построенной на основах духа, сегодня, как и вся Россия, атакуется тьмой, Там пытаются устроить игровую зону, соорудить на Катуни новую ГЭС, как будто примера катастрофы Саяно-Шушенской нам мало – бунтует Земля против хозяйственных вавилонов. Тем более, когда они нацелены на голую прибыль. Но незримо охраняют священную землю Стражи Алтая, к которым прибавилась душа Василия Макаровича Шукшина.

ПИКЕТ

Бьются волны Катуни о берег,
бьются капли дождя о металл.
Он один на вершине не верит,
что недвижным и бронзовым стал.

Он привык до рассвета трудиться,
а не праздно блестеть на виду,
И теперь, одинокая птица,
руки-крылья сложил на ветру.

Что он думает там одиноко?
Нам поведать хотел бы о чём?
Что рассветную правду Востока
мы напрасно от Запада ждём?

Что извёл своё сердце в надежде
нас любовью своей оросить?
И теперь напряжённо, как прежде,
озирает пространства Руси.

Кто его вспоминает, как сказку,
кто зевнёт сквозь дремотный оскал.
- Как же, знал загулявшего Ваську,
нет плетня, под которым не спал!

Что ж, страдал, чем страдает Россия -
буйной ширью весенней реки.
Но в зените своём пересилил
И хмельной и другие грехи.

Ну, а мы еще маемся, вздорим,
дремлем в прошлом, которого нет.
Он сидит на бессменном дозоре -
одинокий казачий пикет.

2006 - 2009

(К рассказу «ВЕРНИСЬ В СОРРЕНТО»)

ЗОЛОТОЙ ВЕК

И был январь, и падал с неба снег,
И становился на земле скрипучим.
И шёл по снегу новый человек,
И улыбался солнышку и тучам.

И был апрель, и падал с неба свет,
И становился изумрудным плюшем,
И в лужи превращался серый снег,
И человек, смеясь, шагал по лужам.

И был октябрь, и падал с неба дождь,
И вся земля испытывала вялость.
И под дождём бродил всё тот же бомж,
И вся ему природа улыбалась.

И вновь летел густой январский снег,
Неуловимый, словно ипотека.
И брёл полуодетый человек,
Веселый странник золотого века.