АБДУРРАХМАН ДЖАМИ (1414-1492) |
Нуридди́н Абдурахма́н ибн Ахма́д Джами́ – крупнейший суфийский, теоретик , мистик, поэт, шейх, творчеством которого завершается классический период поэзии на языке фарси. Он, как и Руми , родился в семье влиятельного богослова, получил прекрасное образование, открывшее ему перспективу продолжить придворную карьеру отца. Однако Джами увлёкся идеями суфийского ордена Накшбандия, проповедовавшего идеи дервишеского аскетизма, и отошёл от двора. Вступив в орден рядовым членом, Джами сумел стать его главой и приобрёл громадный авторитет на Востоке. В 15 веке одним из наиболее могущественных, а главное просвещённых государств Ближнего Востока был Гератский султанат, где правил султан Хусейн Байкара, тоже писавший стихи. Своим визирём (премьер-министром) Хусейн назначил прославленного поэта и учёного Алишера Навои (о нём – далее в книге), который, в свою очередь, прошёл школу послушания у Джами. Сделавшись важной персоной, Навои покровительствовал своему учителю. Годы с 1468 по 1492 были самыми плодотворными в жизни Абдурахмана Джами. Из-под его пера выходит поэма «Золотая цепь» о принципах суфийского ордена Накшбандия, ряд трактатов о поэзии, трактат о музыке, несколько поэм, составивших впоследствии диван «Семь корон», (среди них наиболее известная «Лейли и Меджнун», отразившая особый восточный колорит и привлекшая внимание многих поэтов) . В этой поэме и других своих сочинениях Джами разрабатывает историю любви Ромео и Джульетты, идеи суфийской любви к женщине как ступени любви к Богу. Для суфия любовь двух полов должна быть лишена плотской страсти; страсть правомерна лишь в устремлении к Всевышнему. Так выглядят отношения Лейли и Меджнуна у Джами – как платоническая любовь рыцаря и прекрасной дамы. Эта идея многое проясняет в жизни и творчестве поэтов-суфиев. В последние годы жизни Джами создаёт «Бахаристан»(«весенний сад») – сочинение-отклик на «Гулистан» («сад роз, цветник») Саади. Книга Джами представляет собой сборник прозаических рассказов, разбавленных стихотворными вставками и являет морально-этический кодекс, т.е. описание того, каким должен быть человек, по представлению поэта. В контексте такого кодекса написана и поэма «Книга мудрости Искандера». В ней Джами продолжает традицию прославления личности Александра Македонского, начатую Фирдоуси, продолженную Низами, и другими восточными поэтами. Поход войска македонского полководца в Индию в изображении Джами был продиктован вовсе не завоевательными целями, а стремлением достичь «земли обетованной», «земли чистых нравов». В европейской средневековой традиции она названа «страной пресвитера Иоанна», в России Беловодьем, в Индии называется «Шамбалой».
* * * Почему благосклонно внимаешь ничтожным речам Мимолётных соперников? Я много лет не скрываю,
Что тебя лишь люблю, по твоим сокрушаюсь очам И цветов наслаждений давно уж нигде не срываю.
Из других родников не пытаюсь напиться воды; Наклонившись, целую твои дорогие следы.
Посылаю молитву короткую с облаком-птицей О свидании долгом, где мы бы могли насладиться.
Отчего не исполнишь Джами сокровенной мечты? И зачем так охотно другим улыбаешься ты?
* * * Продай меня кому-нибудь, как своего раба, Я всё равно вернусь к тебе – такая мне судьба.
Но только в соглядатаи предательств не зови: Слугою быть приятнее и псом твоей любви.
Сдержать свои желанья уж не хватает сил, Хотя об этом Господа я много раз просил.
Но Он не отвечает на все мои мольбы И дымом застилает тропу моей судьбы.
Ты ветреной бываешь, несправедливой, злой, Хотя я неизменный и верный сторож твой.
Будь недоступной, строгой, стрелой меня пронзи, Да только расставаньем беднягу не дразни.
Нет приговора горестней, как слышать от тебя: «Джами, ты утомил меня. Расстанемся, любя!»
* * * Пьянит мне душу, как вино, твой каждый нежный взгляд. Глаза же страстные сулят вслед за блаженством ад.
Нет, кроме тела и души, иных для любящих преград. Но ты придумала в тиши немало разных трат.
Что краше солнце ли луна, не всё ли нам равно. Места меняют свет и тьма, похмелье и вино.
Полны загадок для Джами твой стан, улыбка, рот, Хотя достиг, как говорят, я в истине высот.
Спросите, где мне хорошо, здесь или в мире том? Отвечу там, где ты живёшь, мой настоящий дом.
* * * Когда из глины и воды Творец меня лепил, Уже в ту пору снилась ты, тогда тебя любил.
Но не связалась, порвалась святая наша нить. О, как мечтаю эту связь я вновь восстановить!
Плывут над нами и поврозь двух судеб облака. Твоей любви не довелось почувствовать пока.
Когда к себе нас возвратит божественный Творец, Быть может, смерть соединит разрозненность сердец. О луноликая, прости за грустные слова. Нет права у меня грустить, но ты всегда права.
* * * Всё, о чём умоляю тебя, дорогая, внемли! Всё, что в сердце моём наболело, прими!
Всё, чем мучаешь нежные чувства,пойми! Ожиданьем любви мою душу, прошу, не томи!
Равнодушье ко мне в своём сердце уйми. За упрёки и слёзы мои бедняка не клейми.
Пожелтел я от горя и высох. Взгляни на Джами. Дух его, покидающий плоть, обними, подними.
* * * Говорю себе нередко: «Не хочу писать стихи, Не могу я дар Аллаха изводить на пустяки.
Где в сердечном покаянье проведу остаток дней? Их растратил на потехи опостылевших людей.
Я вникал в дела земные, я в загадки неба вник, Изучил людские судьбы, прочитал немало книг.
С ритмов, образов, созвучий снял безмолвия печать. Пустота мне обнажилась, захотелось помолчать.
Я устал писать словами, обесценились слова. От дурного их обилья тяжелеет голова».
И услышал Голос тихий: «Сожаленья прекрати! Небом дар тебе вручённый песнопеньем возврати».
* * * Любят верных красавиц, их хвалят, в супруги берут. Я же верен таким, кто способен бывает на блуд.
Мне на встречи с подругами этими часто везло, Без раздумий они и добро совершали, и зло.
Долго думал, зачем выбирал я и действовал так? Ведь не шут, не смутьян и себе уж, конечно не враг.
Понял я: та подруга, что портит немало крови, Лишь она-то и знает всю суть настоящей любви.
Завещал нам пророк ежедневный душевный джихад. Посвящаю газели дарующим небо и ад.
* * * Ты грудь мою терзаешь. Пожалей! Твой райский лик бывает адской тенью. Пронзает грудь мою без промедленья. Нахмурившийся лук твоих бровей Твоя ко мне улыбка – редкий гость, Её встречаю как богоявленье. Бросаешь взглядом ласковую кость – Я словно пёс ловлю благословенье. Печалишься – душа моя в смятенье. Твои сомненья, смены настроенья Понятны мне, и ты меня пойми: Я чувствую: назначен Провиденьем На вечное тебе повиновенье, А это честь и счастье для Джами.
РАЗГОВОР С КРАСОТОЙ
«Воскрешаешь из мертвых. Ты, право, сильнее Христа». «И не стою вниманья», – в ответ говорит Красота. «Не могу , не хочу из капкана уйти твоего». «Ты же знаешь, насильно давно не держу никого». «Я стенаю от боли, от неразделённой любви». « До меня не доходят стенанья и стоны твои». «Моё сердце в крови. Прогони мою боль, исцели!» «Невозможно без ран обходиться в пределах земли». «Коль не можешь помочь, хоть печали о счастье лиши». «Ты бы мог что скромнее и проще просить для души». «Сокровеннее друга тебе, –говорю,– не найти. -Ты – не друг мне, Джами, – отвечает, – скорей уходи.
* * * Утёсы каменные стон мой сотрясает. Цветок от слёз моих на глине расцветает.
Мерцают слёзы и в следах от твоего коня. Зачем, любимая, покинула меня?
Что остаётся? Подчиниться горькой доле? Ждать исцеленья от несносной боли? Ты сердце рассекла, подобно острому мечу. Шепнула второпях: «Я поцелуем заплачу».
Но это я во сне уста твои целую. Вчера услышал похвальбу такую:
В саду расхвастался сиреневый бутон, Что расцветёт и красотой поможет он.
Мне тяжко было слышать это рядом. Боюсь, сирень побьёт сегодня градом.
О, сколько для меня ты совершила зла ! Что за полвека накопил, ты разом забрала.
* * * Я пьян с утра, целую ручку у кувшина. Причуду эту равнодушно терпит глина.
Не осуждай меня, умолкни, наконец! Закуску принеси. Хотя бы леденец.
Я понимаю, мы живём в эпоху прозы. Зачем ей свечи, мотыльки, певцы и розы?
Всё это позабытый веком бред. Я не забыл тебя, иного счастья нет. Юродивых похожих дети дразнят. Ты вышла замуж, отмечаю праздник.
Вином в кувшине, выпитым до дна. Была ты у меня одна, всегда одна.
Теперь с пустым кувшином стало двое. Держись, Джами, не падай, грустный воин!
* * * Не медли, виночерпий, разливай! Ещё не пост, не время рамадана.
А ты, Джами, газели распевай, Помалкивать певцу пока что рано.
Я счастья и покоя не ищу: Ведь я влюблён, и мне совсем не странно,
Что в сердцу у меня зияет рана. Любовь подобна острому мечу
В руках любимой. Горевать не стану, О милости Создателя молить.
Куда милее рог вина налить, Окутать чувства розовым туманом.
В любом несчастье счастье находить И трезвым быть, когда бываю пьяным.
* * * Клеймо на сердце у меня, огонь нерадостный горит. Скажи: печальный цвет огня тебе о чём-то говорит?
Вчера обмолвилась ты мне, что я любим тобою был. Я и сегодня весь в огне. Не «был» – всегда тебя любил.
Мне говорят со всех сторон: «Любовь пройдёт, как и краса». Но я тобой одной пленён. Одни влекут меня глаза.
Не помню, сколько лет в плену, какой любви назначен срок. Свою не чувствую вину, что стал безумен, одинок.
* * * Глаза закрою – ты передо мной. Глаза открою – снова образ твой. Во сне ли, наяву, и днём, и ночью. Ты мнишься мне то солнцем, то луной.
* * * Вы как свиньи в грязи утонули по уши, С каждым веком становитесь хуже и хуже. Мир повсюду простёрт в красоте, в чистоте. Почему выбираете грязные лужи?!
* * * Где истина, где ложь – не разберёшь. Повсюду маски, скорлупа, делёж… Но не позволь, чтобы тобою правило унынье. Ищи ореха суть в ударах молотка. * * * Не принимай мирских даров беспечно, Когда грязна дающая рука. Дары растают, все они не вечны, А имя опозоришь на века.
* * * Не позволяй позорить бранью рот; Он создан не для сброса нечистот.
* * * Ешь так и столько, чтобы тело Погибнуть от еды не захотело.
* * * От зависти ослепнуть могут разом И оба глаза, и душа, и разум.
* * * Заблудший муж спеши не к той, Что ум смущает красотой, Но к той, кто мудрости научит И станет вечною женой.
* * * В смертный час я скажу голове: «До свиданья! Час приходит идти под топор расставанья. Ты не вечная искра Большого Огня, Что горит у Вселенной в её основанье».
* * * День и ночь я провёл в размышленьях о судьбах травы, Что она зеленела, а к осени сделалась прахом, увы. Что один только миг её жизни бездумной Драгоценнее долгих сомнений и дум головы.
* * * Джами, сей мир с его потоком мелких нужд Был с юных лет твоей природе чужд.
Никто поэзии тебя не обучал, Ты в лодке жизни сам нашёл её причал.
Добился почестей при помощи стихов, Не дал себя зарыть под груды пустяков. Богатству не служил, был даже рад, Что пуст карман и неказист халат.
Под ураганом жизни в грязь не лёг, Стал крепким деревом твой слабый стебелёк.
* * * Не забывай, Джами, что правит в этом мире Небесный круг через число четыре.
Творенье его звёздного ума: Весна и лето, осень и зима,
За ночью утро, дальше – день и вечер, Печаль и радость, расставанья – встречи…
Тобой же управляет цифру два. Хозяйка тела – смерть; душа всегда жива.
* * Каждый день приближает нас к таинству склепа. Не считай себя телом упрямо и слепо. Ты – душа. Дай свободу и ей, и себе. Тело скроется в склеп, ты отправишься в небо.
* * * Чем громче шум о чём-то и нарядней форма славы, Тем суть предмета превращается в предмет забавы. * * * Не скрой от глаз небесного Владыки Ни одного греха и повинись. Грех скрытый, даже самый невеликий, Потянет душу неизбежно вниз.
* * * Стань облаком добра, ковшом дождей И, жив пока, пролей их на людей.
* * * Когда о подданных не хочет думать шах, Престол и трон утонут в мятежах.
* * * Чем выше лестница отличий и чинов, Опаснее для ног кружение голов. Муж мудрый не поставит ноги выше Прикрывшей голову его небесной Крыши.
* * * Пиши, Джами, пиши свои стихи; Их совершенством искупи грехи.
* * * Коль честен в жизни, что бы ни случилось, Тебя найдёт в греховном мире Милость. А если змеи сделались соседями, Не надо говорить о милосердии,
* * * Когда испортит дружескую жизнь Твой лучший друг, от споров воздержись, Тем более от мстительности зверя. А с другом разойдись, не закрывая двери.
* * * И жажду не запить солёною водой, И дурь не поумнеет, сделавшись седой.
* * * Когда стираешь в грязной луже платье, Не жди от чистоты распахнутых объятий.
* * * Кому весь мир – иллюзия одна, Тому фантом и солнце, и луна. Тот видит всюду плод воображенья, А истина ему всегда темна.
* * * Увидев, я сравнил тебя с луной, Услышав, – с солнцем, с дивной тишиной. Ты столь чиста, прекрасна, многолика, Что стала вровень с истиной самой.
* * * Лишь Истину способен я любить, Как выбор в жизни: быть или не быть; Но и зерна Её не купишь этой жизни, Чтоб в Ту с собой в кармане захватить.
* * * Ты к Солнцу тянешься всем существом своим. Стань добрым, как Оно, – сам сделаешься Им. Наш мир растёт на почве доброты. Ты возразишь: везде следы беды. Не стану спорить, но беда бесплодна, Тогда как доброта даёт плоды.
|