Когда в глазах темным-темно
И в немощи тоскует плоть,
Всегда распахнуто окно
Туда, где ждёт нас всех Господь.

Дано душе парить в мечтах
Иных небес, земли иной,
Благословляя вечный прах
Любой реальности земной.

* * *
В саду рос тюльпан. Подобно своим собратьям, он складывал лепестки вечером и раскрывал их навстречу солнцу утром. И какие это были лепестки! Чистые лиловые, красные, желтые краски переливались на них полутонами в нежнейшие оттенки, а поверх этого торжества природной живописи, словно чёрной тушью, был нанесён тонкий графический рисунок. Раскрытый тюльпан напоминал тропическую бабочку; сложивший лепестки — розово-жёлтый язык пламени.
Садовые тюльпаны почти не пахнут, но этот обладал сложным и сильным запахом. И когда хозяин сада — известный поэт, поливая цветы, задерживался у своего любимца, обрадованный вниманием цветок испускал особенно нежный запах.
Говорят, что цветы способны думать. С этим согласны не все. Но что цветы чувствуют и понимают людей, в этом убедились многие. Наш тюльпан умел раскрывать лепестки своему хозяину, даже если тот приходил в сад до восхода солнца.
Однажды тюльпан увидел, что над ним склонился не поэт, а женщина с заплаканным лицом. В руках она держала ножницы. Цветок задрожал. Женщина огляделась по сторонам — может быть, ветер подул? Но вокруг царило полное безветрие. Женщина снова поднесла ножницы к тюльпану. И он снова задрожал. Хмурое лицо женщины посветлело, она всё поняла и улыбнулась:
— Не бойся, малыш, я не трону тебя. Но ты должен узнать, что твой хозяин умер, и я хотела положить тебя вместе с другими цветами на его могилу. Ты, я вижу, этого не хочешь. Что ж, пусть будет по-твоему — оставайся в саду.
…Скорее всего, тюльпан не понял слов хозяйки, утром он проснулся, раскрыл свой бутон навстречу солнцу и стал поджидать хозяина. Но тот не появился. Не пришёл поэт и на следующее утро. Цветок загрустил. В следующие дни он стал ронять лепесток за лепестком. Наконец, поникла и его зелёная ножка. От красивого обитателя сада осталось на земле лишь серое пятно.
Души людей, по одним представлениям, после смерти переселяются на небо и живут там вечно, по другим — находятся на небе лишь отведённое им по закону время, чтобы передохнуть, а после отдыха возвращаются на землю. Души отцветших тюльпанов, как известно, переселяются в луковицы. Душа же нашего тюльпана, видимо, покинула сад навсегда, потому что выкопанная луковица сразу же стала гнить. Её выбросили в компостный ящик вместе с сорной травой.
А душа поэта, очнувшись на третий день после смерти, увидела свое тело, усыпанное цветами, лежащим в гробу на столе писательского клуба. Известный критик, попортивший немало крови поэту при жизни, на этот раз произносил хвалебную речь в честь покойного. Когда он закончил и отошёл в сторону, его место заняли другие знакомые и незнакомые люди, говорившие очень похожие слова. Но поэт не слишком вникал в смысл слов. Всё его мысли занимала новая жизнь. Кое-что он знал о ней из прочитанных книг. Однако изменившаяся реальность оказалась слишком неожиданной. Он ясно чувствовал, что его тело оставалось при нём и в то же время лежало среди цветов в гробу. Живая голова кружилась от запаха одеколона, которым были надушены волосы той, другой, покоившейся на белой подушке. Глаза замечали то, что никогда не видели при жизни — искры мыслей, которые сопровождали речи людей. Эти искры рассекали воздух иногда в виде светлых спиралей, иногда же плыли, как грязно-коричневые пятна, если люди говорили неправду.
Первым сильным желанием поэта было закричать: «Я жив! Почему вы меня хороните?!» И он крикнул. Переполнявшие чувства подняли его над людьми, поэт взлетел к потолку. Но крик никто не услышал. Только одна женщина смахнула со лба невидимую паутинку, а другая оглянулась на форточку, ей показалось, что оттуда подул ветер.
Поэт пришёл в себя: «Я же умер. Крики с этого света никто на земле не слышит». Его возбуждение перешло в усталость. Он осторожно опустился вниз и, прячась за оконную штору, стал дожидаться конца панихиды. Пережитое волнение и взлёт к потолку натолкнули на мысль — он может летать. Поэтому, когда панихида закончилась и стали выносить тело, поэт не смешался с толпой, не устремился к выходу. Он вылетел в окно.
На кладбище поэт тоже отправился в одиночку. Он хорошо знал дорогу, по которой не однажды провожал в последний путь коллег по писательскому цеху. Теперь этот путь он проходил в полете. Поэт вспомнил, как когда-то летал во сне, как в страхе падал в бездну. В этих случаях сон всегда заканчивался пробуждением. Здесь же пробуждаться было некуда. Падения заканчивались болью. Такую же боль он испытывал, когда натыкался на стены домов или на деревья. Но если исчезал страх, не чувствовалось ни ударов, ни боли. Душа проходила сквозь плотные предметы, как сквозь густой и вязкий туман.
Каждое сильное чувство или мысль резко меняли направление полёта. Когда же из глубины памяти настойчиво всплывали какая-нибудь картина или образ, движение прекращалось, и поэт вмиг оказывался у вспомненного объекта. Новая реальность увлекала, становилась очень интересной.