Я в юности его однажды слушал
и горько каюсь, что не принимал
ни голоса, смутившего мне душу,
ни жестов рук, когда он их ломал,

как мне казалось, томно, по-кошачьи.
Иной эпохи маленький зверёк,
я вырос под рукою недрожащей,
что нас вела по лучшей из дорог.

А юнкера, мадам и негр лиловый,
ей подающий нежное манто,
в дороге этой, строгой и суровой
смотрелись как презренное не то.

Я позже разглядел в игре манерной
отважного пророка на коне
с мечом в руке.
И этот меч фанерный,
на вид смешной, ненужный, невоенный,
сердечность отвоёвывал стране.

Да так, что страшный вождь в расстрельном списке,
встречая отрицание своё,
вычёркивал фамилию «Вертинский»:
- Пускай старик, как хочет, допоёт.