Земная жизнь промчалась, словно скорый.
Да будет мне позволено легко
В небесные отправиться просторы,
Но так, чтобы  не слишком далеко

От сосен, чьи под снегом лапы гнутся
И серебрятся головы в мороз.
Я не могу однажды не вернуться
В суровый край, где вместе с ними рос.

Я много брал по праву и без права,
Потом платил, ликуя и скорбя,
И понял, наконец, что нет забавы
Печальнее, чем счастье для себя.

Я это знал в других веках и странах,
Но страшный век корежил жребий мой.
Поэтому в его сплошных туманах
Две трети жизни вел ненужный бой.

Пускай же на планете станет чище
С уходом неразумных. На веку
Я слишком мало помогал отчизне,
Быть может ей оттуда помогу.

С лиц, дорогих мне, утирая слезы
И навевая радостные сны…
В мой смертный час взгляните на березы:
Для них зима — предчувствие весны.
 
* * *

Лечу! Кому такое не приснится?
Лечу все выше к облакам и в них...
Но пробужденья грубая десница
Бьет по крылам и сбрасывает вниз.

Знакомая дорога вспухла глиной,
Отталкивая сердце и глаза.
Дождливый день, безрадостный и длинный,
Как взлетная сереет полоса.

Уравновесим горестные чувства,
Освободим раздумья от слезы.
Нет в мире справедливее искусства,
Чем долгий поиск взлетной полосы.

Глоток воды, ломоть ржаного хлеба…
И мир опять восторгами храним,
Когда свое
Уходит дымом в небо,
А горнее
Становится своим.