В ряду базарном, где торгуют мясом,
Я наблюдал работу мясника.
В своих делах он был, конечно, асом —
Летала птицей сильная рука.

С размаху кости разрубал без крошек,
Кроил бычка на доли, как хотел.
И незаметно часть кусков хороших
Бросал под стол для непонятных дел.

Как объяснил мой спутник, — для клиентов,
Что платят парню лишек за филе.
Тянулась стариков и бабок лента
К лопаткам и сопаткам на столе.

— Ты знаешь, этот тип живет как барин...
Но волю дав не слухам, а глазам,
Я не вникал в рассказы друга, парень
Мне и без них был интересен. Сам.

И он мой взгляд почувствовал щеками
И оценил, наверно, интерес
По-своему, последний взмах чеканный
Свершил и через очередь пролез.

И взгляд метнул короткий, жаркий, лютый,
Говядиной и кровью сытый всласть.
Красивый парень, рыжий, как Малюта.
И я подумал:
— Дай такому власть!
 
1988 год

***

Красиво умирал Колчак,
Смотрел поверх штыков, молчал.
Соединял ангарский лед
Погоны и особый взвод,
Россию ту с Россией этой.
И ахнул залп, и эха гром
Откликнулся в тридцать седьмом
Свинцовой тою же монетой.
И тоже кто-то был красив
На алом стыке двух Россий.

* * *

Не остановишь ярого мерзавца
Увещеванием и молитвой, но
От умыслов он может отказаться
Ударившись о собственное дно.

И если ты ему в минуту боли
Протянешь руку, распри позабыв,
Отступит зло, отступит поневоле,
Хотя бы и во временный отлив.

Но множатся орехи пустотелые
На нашей ветке, всё ещё живой.
Вреда особо никому не делая,
Кивнут любому ветру головой.

Без разницы им, где добрей, где злее
Добро и зло творят свои дела.
Таких оставь, покуда не созреют
Хотя бы до решительного зла.