Я познакомился с ним в 1986 году в деревне Молдавановке Туапсинского района Краснодарского края, где похоронен мой отец и жила до 92-х лет мать. Теперь ей 95, живёт она в Воронеже у дочери, то есть у моей сестры.

Его звали, если память мне не изменяет, Василием Фёдоровичем. Выйдя на пенсию, он сразу же переехал из краевого центра к своей бывшей жене, с которой лет тридцать находился в разводе, но которая приняла его без долгих разговоров. Разведенная жена В.Ф. за это время снова вышла замуж и успела потерять второго мужа. Но также успела родить от него четверых ребятишек, детей с В. Ф. у неё не было. Всех четверых подняла по существу одна. Теперь они сами обзавелись семьями и жили в той же Молдавановке, "подкидывая" внучат на попечение матери.. Так что целый выводок детишек щебетал на дворе "молодожёнов".

Филимоновна, так звала деревня жену В.Ф., с утра до ночи вечным двигателем крутилась в хозяйственных заботах и с внучатами. При этом круглый год обходилась без обуви, отчего кожа на её естественных подошвах равнялась по толщине и цвету той, что на кирзовых сапогах. А земля в Молдавановке каменистая (деревня расположена в начале Кавказского хребта), ходить без обуви не располагающая. Но Филимоновна заявляла: "босяка легше" и также уверяла, что её натуральные "протекторы" оберегают организм от всех болезней лучше лекарств.
В.Ф., напротив, летом и зимой ходил в шерстяных носках и в резиновых мокроступах (зимой в Молдавановке обычно льют дожди). Из- под его камуфляжа летом выглядывал толстый свитер, зимой же В.Ф.носил камуфляж на ватной подкладке.
Бэрежэ свое здороввя, за тым и приихав у село,- говорила о новом старом муже Филимоновна на смешанном украинско-русском, говоре, характерном для эти мест. - Мясо у борщи нэ кушае, тильки овощи. Хлиб тоже нэ кушае, дрожжи ёму мешають. Блины соби сам печэ. И диты ёму мешають. Говорыть - шуму много.

- Зато есть мужик в доме, по хозяйству помогает,- пробовал я защитить В.Ф.
Хто!? Вин помогае?! Биздиллям мается. Здороввя одно бережэ.
Мы познакомились с супругом Филимоновны именно на почве здоровья. Сторонившийся местных жителей, редко вступавший с ними в разговоры, он в один из моих приездов в Молдавановку сделал для меня исключение. Сам встретил на дороге словами:
- Прочитал статью о вас в журнале "Смена". Ваша мама подтвердила - про вас написано. И стихи ваши прочитал. Насчёт стихов я не специалист, а что вы по причине нездоровья поменяли профессию, одобряю. Но мне кое-что показалось спорным.
- Что именно?
- Запах хлеба. Корреспондент пишет, что вы пришли на хлебозавод ради этого запаха, как другие едут "за туманом и за запахом тайги".
- Ну да, приблизительно так.
Что значит приблизительно?- выговорил мне В.Ф.- Я хочу точно знать - запах свежего хлеба помогает здоровью или нет?
- Наверное, помогает.
- Но Брэгг, Шаталова и Семёнова утверждают: горячий хлеб вреден.

Здесь я вынужден сделать небольшое отступление. Года полтора перед этим разговором послал я в популярный молодёжный журнал подборку стихотворений. Напечатали одно, зато оно заняло первое место на традиционном конкурсе одного стихотворения. О победителе, об его жизненном пути журнал, как правило, печатал очерк. Вот и ко мне на хлебозавод прислали корреспондента. Он внимательно выслушал мой рассказ о причинах, заставивших меня переменить профессию, сделал несколько фотографий и уехал. Но сам ли корреспондент или по совету редактора журнала счел неудобным писать о том, что на хлебозаводе я оказался по причине своей идеологической неустойчивости. В напечатанном вместе с подборкой моих новых стихотворений рассказе говорилось примерно так: "профессиональный журналист и начинающий поэт Ключников пошатнувшееся здоровье решил поправить физической работой и запахами хлеба".

Понятное дело, этими тонкостями я не стал обременять голову В.Ф., но в свой следующий приезд в Молдавановку привёз ему статью о том, как заболевшие египетские фараоны приказывали зарыть себя по шею в свежеобмолоченное зерно.
Он слушал меня рассеянно и уныло.

- Никакой хлеб мне уже не нужен.
- Что такое, Василий Федорович?
- Рак. Рак желудка.

Помолчал минуту, потом горестно спросил:
- Ответьте мне на такой вопрос: я столько сил и средств положил на здоровье, и вот, получил за свои старания рак! А Полудненко каждый день выпивает баллон вина, и никакой его чёрт не берёт! Ему ведь столько же лет, сколько мне. Разве это справедливо?
Когда я появился в Молдавановке в очередной раз, В.Ф. на этом свете уже не было.

Я хотел бы угаснуть,
как астры в саду угасают,
почернеют за ночь от мороза -
и утром уже не цветы.

Мне не хочется вязнуть,
как люди порой увязают
в коридорах больничных,
в заботах докучливых.

Ты мне позволила жизнь
до семидесяти влюбляться,
протащила сполна
через пламя своё, через лёд.

И за долгие годы
могла хорошо пристреляться.
Так что очень прошу тебя:
- Бей и без промаха влёт.

Эти самонадеянные стихи я написал не так давно. Написал и подумал; "Просить, конечно, у Господа можно всякое. Но не натворил ли я за свою жизнь чего-то такого, что заслуживает долгого и мучительного расставания с нею? Да, были полёты, но ведь были и купания в грязи. И не сразу вспомнишь, чего было больше".
Но что написал, то написал.

* * *

Николай Полудненко, второй фигурант моих этюдов, жил вместе с женой Марией тоже по соседству от дома матери.
Он действительно каждый день выпивал не меньше баллона (так называют в Молдавановке трёхлитровые банки) виноградного вина. А нужно сказать, самодельные молдавановские вина по своему замечательному вкусу ничуть не уступают лучшим профессиональным маркам молдавского "Каберне" или грузинского "Саперави". Даже превосходят их.

Впрочем, винно-виноградные пристрастия Николая объяснялись не его какими-то слишком уж изысканными вкусами, он всем напиткам предпочитал 70-градусный самогон. Но самогон Мария в отличие от односельчан не гнала, она ежегодно ставила несколько бочек вина из смеси так называемого армянского винограда, районированного в здешних краях, и сорта "Изабелла". Хранила же свои бочки в подвале у матери, потому что в собственном подвале Николай выпивал эти бочки за месяц.
Один раз в неделю, по воскресеньям, Мария приходила к матери за своим вином. Через некоторое время, как правило, появлялся Полудненко с трёхлитровой банкой.

- Тёть Кать, нацеди.
- Уходи, Николай, кончилось ваше вино.
- Та ни, я знаю, щэ е.
- Говорю тебе - нет.
- Тёть Кать…

Иногда мать, несмотря на строгие наказы Марии, всё-таки смягчалась и наполняла банку на треть, особенно, когда требовалась помощь Николая по хозяйству. Но чаще всего отправляла Полудненко восвояси. И зная повадки соседа, всегда держала подвал на замке. Всё-таки однажды, случайно оставив его открытым, отправилась работать в огород. Когда вернулась, нашла Николая в подвале. Он спал на бетонном полу в обнимку с недопитым баллоном. Сколько пролежал при нулевой подвальной температуре, может, час, а может, все три или четыре, этого узнать не удалось. Тем не менее, какого-то серьёзного ущерба бетонная сиеста здоровью Николая не принесла.

Он работал сторожем, охранял совхозные сады. И на работе ухитрялся выполнить свою баллонную норму, при этом никогда не напиваясь "до рогов у зэмлю", как он любил выражаться. Поговаривали, что Николай приторговывал совхозными фруктами, но очень умеренно, в пределах экологических потребностей, то есть брал за яблоки строго необходимое количество спиртного. А поскольку прочие свои обязанности выполнял исправно, в должности сторожа его держали долго. И с домашними хозяйственными делами справлялся удовлетворительно.

Худой, жилистый, работящий, в подпитии он мрачнел и часто колотил жену.
Однажды ночью перепуганная Мария прибежала к матери.
- Тётя Катя, сходы до нас, а то я боюсь.
- Что такое?
- Та Николай прыйшов пьяный, полиз драться, я ёго кочергой и шарахнула. Вин лэжить, нэ дышэ, можэ, я ёго вбыла.
Пока мать, встав с постели, одевалась, искала карманный фонарик и добиралась вместе с Марией до полудненковской хаты, прошло, может быть, минут пятнадцать. Женщины застали Николая за столом, где он черпал ложкой из чёрного закопченного чугунка какое-то месиво. Увидев жену, угрюмо осведомился:

- Марыя, бисова баба, шо то за мясо у твоим борщи. Як ты ёго варыла? Зубы поломаты можно. .
Мария на какую-то секунду остолбенела, глядя на чугунок. Потом прыснула от смеха.
- Та то ж я помои в чугунок слила и тряпку бросыла!

Однажды, в редкий час трезвости он меня ошеломил чисто чань-буддийским коаном: :
-Юра, скажи, чого мэни Марыя дэржэ?
-  В самом деле, зачем?- сумел я лишь повторить его горестное признание.
Он сделал паузу, ответил:
- Мужик г…о, баба хорошая - жить будут. Баба - г..о, мужик г - о -тоже жить будут. А когда баба ни тэ, ни сэ, та ще пье, а мужик хороший - жизни нэ будэ.
Похожий провокационный вопрос я задал Марии:
- Зачем ты его держишь? Пьёт, бьёт, ругается…
- Як зачем? - Мария засмеялась.-Для запаху. Шоб мужиком у доми пахло.

- Так уж и для запаху! Он ведь тебе здорово помогает. Мужик крепкий.
- Хто крепкий, вин? Звинить за выраження, ночью прыдэ пьяный, лизэ на кровать. -Чого тоби? -Дай. -Та бэры. А вин ничого зробыть не можэ, тильки за титьки дэржицця.

В Индии по дороге в Калькутту я был свидетелем праздника в честь богини Кали, по религиозным представлениям жителей штата Восточная Бенгалия, Матери всего сущего. Наш автобус с трудом пробивался через толпы нарядных индусов, поющих и пляшущих. При этом многие были в состоянии наркотического опьянения. Накурились по случаю праздника какого-то местного зелья, поскольку вина индусы не пьют. Богиню изображают в виде женщины с клыками во рту и мечом в руках, увешанную ожерельем из черепов - символ всё перемалывающей и всё возрождающей силы природы. Язычество, скажет христианин. Но и Веды и Библия и другие Источники считают первой дифференциацией Абсолюта Материю, Абсолютную Мать. Из неё произошли Боги, Творцы, Владыки Кармы, а потом остальной тварный мир.
Эту поездку в Индию я вспомнил, когда представил Марию с кочергой занесённой, словно меч Кали, над головой бедного Николая. Припомнил собственные безобразия молодости и в среднюю полосу жизни, в том числе пьяные драки. О, Господи, Отец или Мать! Если вдуматься во всё, что мы, ведая или не ведая, творим, какое же для Тебя наказание мы, люди! И сколько у Тебя терпения!

Ты устал от глупости и скверны
и чужой и собственной, поэт.
А представь терпение безмерное
Господа, Он миллионы лет

нас творит, пасёт и не теряет
оптимизма, видя, как Его
образ и подобие ныряет
без конца куда-нибудь в г…о.

Умер Николай Полудненко через двенадцать лет после Василия Фёдоровича на семьдесят четвёртом году жизни. Мария живёт.

* * *

Я живу на шестом этаже девятиэтажного панельного дома. Двумя этажами ниже Иван Николаевич Рыбаков, так назовём третьего героя этих записей. Он пенсионер по инвалидности, в прошлом шофёр. Мы с ним часто встречаемся на его лестничной площадке, когда из-за поломки лифта или для разминки я спускаюсь вниз пешком. Иван Николаевич выходит на площадку покурить, На его этаже постоянно валяется много окурков. Не хочется верить, что источник сора мой сосед. Человек он рассудительный и судя по всему аккуратный.

В наших домах с соседями порой не встречаешься годами. Потом узнаёшь - отдал Богу душу. И я на долгое время потерял Рыбакова из виду. Но потом как-то увидел выходящим из дверей квартиры и ступающим по неизменной россыпи окурков на лестничной площадке.

- Моё почтение.
- Здравствуйте.
Выразительно глянув на площадку, я решил атаковать соседа не в лоб, а с фланга.

- Надо же, как люди устроены! В квартире окурков никто не разбрасывает, а за порог вышел - и вроде уже не дома.
- Вы на меня подумали?

- Грешным делом - да.

- Это соседский парень с друзьями. Я уже три года не курю.

- Что так?
- Инфаркт.

Мы вышли на улицу.

- Вам куда? - спросил Рыбаков.

- В сторону вокзала.
- И мне туда, Пойдёмте вместе.

Идём. Я сам двадцать пять лет курил, тридцать с лишним уже не курю. Знаю, как трудно оставить эту привычку, поэтому спрашиваю:

- Не тянет?

- Ещё как! Во сне вижу, что курю. Просыпаюсь в холодном поту. А мне нервничать нельзя. Но иногда думаю: может, снова начать дымить? Я ведь раньше весил сто килограммов, а теперь сто десять. Но посоветуюсь со своим учителем, он говорит: снова курить будешь - умрёшь.

- У вас учитель есть?

- Я так называю гаечку на нитке, в углу под иконой висит. Всегда с ней советуюсь. Задашь вопрос, она отвечает. Если "да" - ко мне и от меня качается, если "нет" - качается в стороны.

- А если вопрос сложный, разъяснений требует.

- Подсказка приходит мысленная.

- Например?

- Всякое приходит, чаще всего - "думай сам"

- Причину инфаркта вам ваш учитель объяснил?

- Что объяснять? Я сам знаю. Моя матушка в деревне инсульт приобрела и соображение потеряла. Мне пришлось оставить работу, переехать к ней для ухода. Она когда-то дояркой работала, и вот ночью проснётся - надо на дойку. Оденется, как попало, и пошла, куда глаза глядят Я - за ней. Иногда всю ночь ищу. Похоронил через год после инсульта. Потом отца паралич разбил. Короче, от всех этих переживаний не только инфаркт получил, но и диабет заработал. Врачи моей жене сказали: жить ему, то есть мне, год от силы, потому что болезни мои наследственные. А я вот после всех этих дел живу уже три года. Инфаркт зарубцевался, и диабет поддаётся. Всё благодаря моему учителю

- Неужели диабет вылечили?

- Не до конца. Пока еще инсулин принимаю, но подвижки есть.

- Как вам удалось?…

- Я стал лекарства подбирать. Напишу список на бумажке, подойду к учителю, читаю. В ответ моя гайка качается из стороны в сторону - нет, нет, нет, не то лекарство. Наконец, гайка закачалась в мою сторону. Я пошёл в аптеку, купил лекарство. Учителя спрашиваю: что дальше? - Надо делать внутривенные вливания, Купил шприц. - Какую дозу колоть?

- Подбери дозу сам, отвечает учитель. Я сделал укол на глаз.

- Помогло?

- Представьте себе. Две недели обходился без инсулина. А потом болезнь вернулась. Я к моему учителю: Что делать? - Продолжай уколы - А дозы?. - Продолжай подбирать. И ещё мысль наводящая пришла - диабет у тебя, потому что разрушена иммунная система. Нужно её восстановить этим лекарством.

- Как называется ваше лекарство?

- Я должен спросить, можно ли его мне вам назвать.

Через неделю встречаю соседа, он, вздыхая, говорит:

- Не разрешил учитель сообщить название лекарства.

- Почему?

- Каждый должен искать путь лечения сам.

Больны люди, болеет природа. Источник болезни один - душа человека... Но хочет ли она выздороветь? Что делает для своего выздоровления?

Мой сосед сделал первые шаги на пути к здоровью. Сколько еще таких шагов ему придётся сделать.

Сколько самостоятельных дорог предстоит пройти всем нам под внимательными очами Господа? Как долго Он будет проверять на сопромат нашу стойкость? А самое главное, зачем нас держит на земле?

Иногда вообразить не лишне,
так, для куража и полноты,
что на свете нет иных Всевышних,
лишь твоё Отечество и ты.

Что судьба у вас неразделима,
что в единстве этом суть всего.
А вокруг и под ногами глина.
И на свете больше никого.

И пускай повсюду честь в загоне,
преданность попала в компромат,
пусть министр культуры узаконивает
бесовщину всякую и мат,

Пусть любовь нормальная -
химера,
а реальность -
"голубых" возня,
пусть все люди потеряют веру
в торжество здоровья и огня.

Пусть земля расколется на части,
приняв на себя девятый вал.
Пусть умрёшь и ты,
но с чувством счастья,
что не сдался глине,
устоял.

Не стоит вполнакала жить,
цепляться за своё бессилье
больницам и врачам служить,
а не себе и не России.

Пускай она решит сама,
гожусь на что или не очень.
Я не сошёл ещё с ума,
Чтоб голову судьбе морочить.