БАБА ТАХИР (около 1000 – после 1055) |
Биографы характеризую Бабу Тахира Орьяна как чрезвычайно скромного, доверчивого, незлобивого человека, целиком погружённого в собственный душевный мир, за что поэт получил прозвище «ромовая баба». Одна из сохранившихся легенд сообщает: шутники посоветовали Тахиру зимой искупаться в фонтане. Якобы, согласно такая купель пророчествам, гарантирует человеку дальнейшую судьбу поэта. Баба Тахир поверил, разделся и полез в холодную воду. Но видя, что над ним смеются, он вылез, оделся и удалился под хохот шутников. После купания Тахир долго болел, но, выздоровев, в самом деле сделался поэтом. Он жил в иранской провинции, писал свои четверостишия на одном из местных диалектов фарси, а суфийские трактаты – на арабском. Значит, он получил хорошее по тем временам образование. Не все суфийские поэты пережили озарение, но мечта об этом жила в каждом из них. И стихи Бабы Тахира, которые на первый взгляд выглядят, как исповедь тоски и одиночества, содержат «небесный оптимизм» – надежду на встречу с Богом после смерти. Их мотивы в чём-то перекликаются с поэзией нашего Есенина: «Душа грустит о небесах, она нездешних нив жилица».
* * * Я сотворён скорбящим, но не грустным, И не хотел бы предаваться чувствам. Пред Ним ни боли нет, ни горести, ни страха.
*** Я пьяный брёл домой, но силы подвели. Свалился. Не могу поднять себя с земли. Но цел кувшин с вином. Благодаренье Богу. Разбитых вдребезги сосудов нынче много.
* * * Над розовым кустом склонился я с любовью, Полил его слезами, потом, даже кровью. И куст расцвёл. Допустишь ли, о Боже, Чтоб розы аромат вдыхал другой прохожий?!
* * * Всю жизнь воюю сам с собою, Как волк на небо грустно вою. В огонь суюсь, да мало толку. Плоть не горит, дымит – и только.
* * * Оборванный бродяга – это я; Плывущая коряга – жизнь моя. Ещё похож я на опавший лист в ненастье; Жду смерти, как единственного счастья.
* * * Любовь к тебе безумие таит. В любовники к красавице проситься, Что в пламя лезть сучку– сырой слезится.
* * * Богатство утекает как вода. Не для него мы позваны сюда. Мир удовольствий обречён на тленье. Земная жизнь дана для искупленья.
* * * Одни боятся мук, другие жаждут боли. А для меня земля – любви великой поле. Я от своей возлюбленной приму И радость, и страдальческую долю.
*** Я мал, а Ты велик, подобен океану. Блаженства у Тебя вымаливать не стану. Сгорю дотла в огне Любви к Тебе, Сожгу в Твоём огне мучительную рану.
* * * Я весь поник, как жухлая трава. Судьба моя, подобно ей, крива. Пытаюсь вникнуть в связь души и плоти. А ты всё спишь, по-детски беззаботен.
* * * Я плачу по ночам, но днём всегда молчу, С причиной слёз знакомить не хочу. Кто открывает людям в душу двери, Тот запирает их Всевышнему и вере.
* * * Я нищ и потому открыт любой беде, Меня враги преследуют везде: Безденежье, бездомье, униженья. За что судьбы такое отношенье?
* * * О, Боже, сбрось на землю райскую обитель! Совсем не потому, что на кого-то я в обиде; Мне в небеса заказана дорога. Здесь посижу у райского порога.
* * * Ты – искра, промелькнувшая во мгле. Не попадись же в сети на земле. Слышны повсюду стоны сквозь туман: То стонут угодившие в капкан.
* * * Я лишь слезами землю орошаю. Какого ожидаю урожая? Надеюсь встретить на пути нарцисс– Колючками дорогу окружая.
* * * Не жалуйся, мой друг, на юных дев; Люби их, даже козни претерпев. Неверье в мире есть и благочестье. Не отвергай любой земной посев.
* * * Лишь в том моя вина, что я Тебя люблю, Ради любви своей все мытарства терплю. Не помню, где, когда в Ней потерял я сердце, Но власть над ним Тебе лишь отдаю.
|