К 100-летию со дня рождения писателя

Ребенок двух-трёх лет может часами играть где-нибудь в углу с игрушками, разговаривать с ними и ещё с кем-то, непонятным родителям. Пришедший недавно из мира снов и фантазий, из заоблачных высот, которые церковь называет Тем Светом, теософы - Миром Тонким, прагматики – чепухой, а психиатры – паранойей, ребенок не анализирует тот мир, он в нём живёт, не отделяя от этого. С годами, однако, связь двух миров ослабевает, шум повседневной жизни глушит её мелодии, а к зрелому возрасту человек и вовсе научается с улыбкой слушать разговоры об ангелах, ведьмах, леших, гномах, русалках и прочих персонажах народной фантазии. Им, возможно, есть место в сказках, но никак не в реальной действительности, где нужно пить, есть, зарабатывать деньги, рожать себе подобных и делать многие другие дела, например, ездить на людях, а не на коньках-горбунках и коврах-самолётах. И если кто-то скажет подобному человеку, что некоторые образы, увиденные им во сне, объективны и реальны не менее тех, что встречаются в обычной жизни, наш реалист лишь пожмёт плечами – шутите, батенька.

Не часто, но всё же встречаются люди, умеющие сохранить детское восприятие жизни до старости. К таким людям принадлежал Даниил Леонидович Андреев. Чтобы без долгих предисловий подтвердить вышесказанное, приведу его прелестное стихотворение «Игрушечному медведю, пропавшему при аресте».

Его любил я и качал,
Я утешал его в печали;
Он был весь белый и урчал,
Когда его на спину клали.
На коврике он долго днём
Сидел притворно неподвижен,
Следя пушинки за окном
И крыши оснежённых хижин.
Читался в бусинках испуг
И лёгкое недоуменье,
Как если б он очнулся вдруг
В чужом, неведомом селенье.
А чуть я выйду – и уж вот
Он с чуткой хитрецою зверя
То свежесть через фортку пьёт,
То выглянет тишком из двери.
Когда же сетки с двух сторон
Нас оградят в постельке белой,
Он, прикорнув ко мне, сквозь сон
Вдруг тихо вздрогнет тёплым телом
А я, свернувшись калачом,
Шепчу, тревожно озабочен:
-Ну, что ты, Мишенька? О чём7
Усни. Пора. Спокойной ночи.
И веру холю я свою,
Как огонёк под снежной крышей,
О том, что в будущем раю
Мы непременно будем с Мишей.

На дворе стояла зима 1951 года. Автору стихов исполнилось сорок пять лет и находился он не в «постельке белой», ограждённой с двух сторон верёвочными сетками, - лежал на нарах, за четырьмя стенами Владимирского централа, где пришлось провести целых десять лет. Стихотворение можно, конечно, принять за обычный, свойственный поэтам полёт светлой фантазии в мрачных условиях заточения, если бы не одно доброе или недоброе обстоятельство: Даниил Андреев обладал редким даже для поэта даром визионерства. Для него полёты творческой фантазии сопровождались вполне конкретными зрительными образами, то есть всё приходящее в голову виделось не менее ярко проходившего перед глазами. Сидевший вместе с ним во владимировской тюрьме академик В. В. Парин вспоминал впоследствии: « Было такое впечатление, что он не пишет, в смысле «сочиняет», а едва успевает записывать то, что потоком на него льётся». В наше время, когда визионерство и контактёрство стали массовыми явлениями, сами по себе они уже никого не удивляют, однако споры о том, что и как видел Даниил Андреев за гранью видимого, и насколько его видения соответствуют реальным картинам мира невидимого, не утихают даже среди визионеров. Предвидя будущие дискуссии вокруг своего имени, автор «Розы Мира» писал:

Летящие смены безжалостных сроков
Мелькнули, как радуга спиц в колесе,
И что мне до споров, до праздных упрёков,
Что видел не так я, как видели все.

В истории русской культуры Даниил Андреев занимает своё особое место, при этом, мне кажется, ещё не оценённое по достоинству. Мало того, что он выдающийся поэт, он ещё глубокий и своеобразный историк, литературовед, мистик, не уступающий по силе и умению заглянуть в тонкоматериальные области бытия такому авторитету в этой области, как, например, Эммануэль Сведенборг. Кстати, Сведенборг в 1734 г. был принят в почётные члены Санкт-Петербургской Академии наук. Шлейф мистика не помешал тогдашним русским мужам науки оценить научные заслуги шведского учёного в области математики и астрономии. Даниилу Андрееву же не везёт до сих пор. Исследователи русской литературы ХХ века весьма редко касаются его имени. Выпал Д.А. и из внимания тех, кто занимается русской религиозно-философской мыслью двадцатого столетия. В работах по изучению наследия отечественных философов-космистов он почти не упоминается. Это выглядит странно в наше время повального увлечения теософией, инопланетянами и жизнью «по ту сторону». Правда, всплеск интереса к книге Д.А. «Роза Мира» после её опубликования в начале 90-х гг. был, но не долгий. Причина, как мне кажется, в том, что он, действительно, видел мир уж слишком «не так, как все», при этом его прозрения порой настолько болезненны, что не располагают к длительному знакомству, не дают искомого катарсиса. Он понимал это и, как мог, объяснял читателям: «Я принадлежу к тем, кто смертельно ранен двумя великими бедствиями: мировыми войнами и единоличной тиранией. Такие люди не верят, что корни войн и тираний изжиты в человечестве или изживутся в короткий срок…Люди других эпох, вероятно, не поняли бы нас: наша тревога показалась бы им преувеличенной, наше мироощущение – болезненным».

Таким образом, Даниил Андреев сурово трезв в самооценке своих взглядов, хотя мировоззрение целого ряда других русских литераторов ХХ века, также раненных двумя мировыми войнами и деспотизмом Сталина, не может быть названо болезненным. В чём дело? Почему душевные раны Даниила Андреева оказались столь глубокими?
Стоит подробнее остановиться на некоторых моментах жизненного пути писателя, ибо без них трудно, может быть, даже и совсем невозможно понять, почему он видел мир «не так, как все».

ВЕХИ ЖИЗНЕННОГО ПУТИ

Он родился 2 ноября 1906 г. в семье весьма популярного в начале ХХ в. литератора Леонида Николаевича Андреева. С ранних лет в судьбе мальчика отчётливо проявилось нечто провиденциальное, трагическое и светлое одновременно. Можно начать с того факта, что русский ребёнок родился на чужой земле, в Германии, где в ту пору жили родители, что мать его Александра Михайловна Велигорская, красавица и добрейшее создание, умерла 26 лет от роду сразу после рождения Даниила. Горячо любивший жену и обезумевший от горя Леонид Николаевич, человек крайне впечатлительный и склонный к мрачной меланхолии, возненавидел младенца, видя в нем причину смерти супруги. Что хорошего могло ожидать ребёнка, если бы он остался у отца? Вмешивается Провидение, посылая в Берлин из Москвы сестру Александры Михайловны Елизавету Михайловну, жену известного московского врача Филиппа Александровича Доброва. Она увозит мальчика в Россию, где он сразу попадает в атмосферу любви, почти обожания со стороны людей, со всех точек зрения замечательных. Дом Добровых в Малом Лёвшинском переулке Москвы был широко и хлебосольно распахнут для многих известных людей того времени. В нём бывали Бунин, Шаляпин, Горький, А. Белый, Б. Зайцев, Скрябин, многие артисты Художественного театра. Так что с малых лет Даниил жил не только в атмосфере доброты и ласки, но также в ауре большого русского искусства. «Как хорошо, что я рос у Добровых, а не где-то», - вспоминал впоследствии Даниил Андреев.

И новая трагедия, тяжело ранившая психику мальчика. В возрасте шести лет он заболевает дифтерией. Выхаживает его бабушка Ефросинья Варфоломеевна, души не чаявшая во внучонке. Её хлопотами Даниил выздоравливает, но заражается дифтерией и умирает сама бабушка. Мальчик потрясён, он пишет покаянное письмо Богу, в котором говорит, что отпускает бусеньку в рай к маме и сам готов отправиться туда же. Его успевают перехватить на мосту реки, в которой ребёнок решил утопиться, страстно желая увидеть дорогих ему покойниц.
Семья Добровых была глубоко православной, здесь, с одной стороны, строго отмечали все церковные установления: праздники, посты, исповеди, но с другой - царило широкое религиозное вольномыслие. И такая семейная атмосфера с ранних лет наложила отпечаток на религиозное мировоззрение Д.А. Меньше всего оно связано с церковной обрядностью, гораздо больше с духовной сутью религии. Религию он вообще считал лишь одним из средств постижения истины наряду с наукой, литературой, искусством.

По соседству с домом Добровых находились храм Христа Спасителя и Кремль. В обеих святынях Даниил бывал часто. В августе 1921 года, в возрасте 14 лет, он получает первый яркий опыт визионерства, когда над московским Кремлём перед его глазами внезапно возник Небесный Кремль. Об этом видении Даниил Андреев позже писал: «…оно открыло передо мной…такой бушующий, ослепляющий, непостижимый мир, охватывающий историческую действительность России в странном единстве с чем-то неизмеримо большим над ней, что много лет я внутренне питался образами и идеями, постепенно наплывавшими оттуда в круг сознания».

Видения, с одной стороны рвали его связи с большинством обычных людей, с другой - были некоей охранной грамотой на пути из мира прекрасных снов детства в жестокую действительность. Он уходил в эти сны сознательно, когда безоблачное небо детства и юности затянулось тучами революционных событий. Сначала такие уходы были отрывочными, временными, потом визионерство стало постоянным спутником душевного мира Д. А.

Он не был представителем серебряного века русской поэзии (созрел как поэт позже), но по укладу жизни и воспитанию, а также по тончайшей нервной организации принадлежал к людям типа Владимира Соловьёва, Блока, Белого, Волошина. Хорошо передаёт особенности внутреннего мира Д.А. стихотворение, написанное в 1936 году. Оно о первой детской любви восьмилетнего мальчика к девочке на пять лет старше, принадлежащей уже наполовину к миру взрослых.

Куда ведёт их путь? В поля?
Змеится ль меж росистых трав он?
А мне – тарелка киселя
И возглас фройлен: «Шляфен, шляфен!» (Спать, спать)
А попоздней, когда уйдёт
Мешающая фройлен к чаю,
В подушку спрячусь, и поймёт
Лишь мать в раю, как я скучаю.
Трещит кузнечик на лугу,
В столовой - голоса и хохот…
Никто не знает, как могу
Я тосковать и как мне плохо.
Всё пламенней, острей в груди
Вскипает детская гордыня,
И первый, жгучий плач любви

В пору написания этих стихов он был уже зрелым человеком. Эпоха фройлен и веры в небесный рай давно канула в прошлое, приходилось голодать, мыкаться без работы, ощущать обострённой интуицией приближение ареста… Но картины детства, ощущение «первого, жгучего плача любви» вставали перед ним «всё пламенней и острее». Живший раньше в куда более комфортных условиях, но похожий на Д.А. по психическому складу Фёдор Тютчев писал о мучительности жизни на грани «двойного бытия». Каково же приходилось Даниилу Андрееву! Да, он нежной кожей тела и души чуял волны хлынувшего Апокалипсиса. И спасался от него не только в своих снах, но ещё и в родной природе.

Мы мальчики: мы к юному народу
Принадлежим и кровью и судьбой.
Бывает час, когда мы не на бой,
Но для игры зовём к себе природу.

Своеобразная игра с природой была его жизнью. В тридцатые годы он неделями скитался по России босой, с котомкой за плечами, ночуя в стогах сена. И вообще предпочитал ходить босиком, где только можно, даже на асфальте, говоря, что обувные подошвы отрезают от контактов со стихиалиями. Жена возмущалась: « Ну, земля, это ладно, но что можно почувствовать на грязном городском асфальте!» Он отвечал: «На асфальте излучение человеческой массы очень сильное». Что же касается стихиалий – всех этих гномов, ундин саламандр и прочих природных духов, описанных другими визионерами, то он их видел так же, как бабочек и стрекоз, но видел по-своему, брызжущими жизнью прекрасными живыми существами, являющимися поэту-бродяге.

Из шумных, шустрых, пёстрых слов
Мне дух щемит и жжёт, как зов,
Одно: бродяга.
В нём – тракты, станции, полынь.
В нём ветер, летняя теплынь.
Костры да фляга.
Следы зверей, следы людей,
Тугие полосы дождей…
Заря на сене, ночь в стогу…

Остро чувствовал и предупреждал, что всему этому может наступить скорый конец: «Когда наступление машинной цивилизации на природу станет производиться в универсальных масштабах, весь ландшафт земной поверхности превратится в законченную картину антиприроды, в чередовании урбанизированных садов и небоскрёбов. Стихиалии оторвутся от своей среды…Реки и озёра, луга и поля Земли станут духовно пустыми, мёртвыми, как реки и степи Марса… Эта внутренняя опустошённость и внешняя искалеченная природа ни в ком не сможет вызвать ни эстетических, ни пантеистических чувств, и любовь к природе прежних поколений сделается психологически непонятной». Тревога мрачная, но разве не справедливая?..

На войну его призвали в 1942 году, раньше не брали, поскольку числился негодным к строевой службе. На фронте он подносил снаряды и патроны, служил в похоронной команде, подбирая и закапывая трупы погибших на полях сражений. Читал над ними православные заупокойные молитвы. Участвовал в прорыве блокады Ленинграда. В начале 1945 года, будучи отозван в Москву, как художник-оформитель, с головой погружается в написание романа «Странники ночи», начатый ещё в 30-е годы, - о людях Москвы, живущих в условиях чекистского террора. Понятно, что в атмосфере тогдашней тотальной слёжки, тем более, что жилище Добровых было «уплотнено» жильцами, вселившимися по ордерам НКВД, писательские занятия Даниила Андреева не могли не привлечь внимания всевидящих органов. В апреле 1947 г. его арестовывают. Через день приезжают за женой. Обыск продолжается в течение 14 часов, изымают не только рукопись романа «Странники ночи», но и другие рукописи писателя. В некоторых из них Сталин изображался, как одна из промежуточных инкарнаций Антихриста. Материала было более чем достаточно для вынесения самого сурового приговора - 25 лет лишения свободы (смертная казнь в ту пору была ненадолго отменена). Жену на такой же срок отправили в лагеря Мордовской АССР. Чекистский каток прошёлся и по остальным членам семьи Добровых, их осудили на разные сроки «за соучастие в подготовке покушения на жизнь товарища Сталина». Естественно, главным организатором «покушения» числился Даниил Андреев. И в данном случае наказание имело основания, ибо писатель действительно «покусился» на живой образ диктатора, объявив его «нежитью», дьявольским фантомом.

По словам очевидцев, Даниил Андреев выслушал приговор с улыбкой, словно предвидя, что продержать его в тюрьме двадцать пять лет властям не удастся. Так оно и вышло. Но в 1954 г. в тюремной камере он пережил обширный инфаркт и освободился в 1957 году полным инвалидом. За два года жизни на свободе завершил главный труд жизни – «Розу мира» - поэтически-философский трактат о мироустройстве Вселенной и одновременно пророчество о том, что ожидает нашу планету в ближайшие десятилетия.

Это интереснейший, местами гениальный в своих предвидениях трактат, впервые опубликованный пятнадцать лет назад, вызвал в своё время массу откликов. Даниила Андреева сравнивали с Данте, Нострадамусом, некоторые рьяные почитатели объявили его даже автором нового Евангелия. Возникли и до сих пор существуют общества последователей «Розы мира», рассматривающих книгу, как Откровение ХХ-ХХI веков. Постепенно восторги, как это водится, схлынули. Появились критические отзывы, неодобрительные суждения о фантасмагориях Даниила Андреева высказала церковь. Свою лепту в охлаждение непомерных восторгов по поводу труда покойного мужа внесла также вдова Даниила Андреева Алла Александровна, ставшая после ухода мужа примерной христианкой. Она приезжала в Новосибирск, и я лично слышал, как она одёрнула представительницу городского общества «Роза мира» за преувеличение роли покойного мужа. Разъяснила, что на роль автора нового Евангелия Даниил Леонидович никогда не претендовал и создавать общества его имени не заповедал. «Он был подлинным христианином, получавшим свои откровения в результате православных молитв»,- заключила свою отповедь Алла Александровна.

Совсем недавно ушедшая в возрасте 96 лет А. А. оставила воспоминания «Жизнь Даниила Андреева, рассказанная его женой». Она была истинным другом этого замечательного человека, поэтому её свидетельства о пройденном вместе пути, её размышления о совместной арестантской Голгофе заслуживают того чтобы осветить их подробнее. Вот как она описывает ход следствия по делу мужа.
«Героев на следствии среди нас не было. Думаю, что хуже всех была я; правда, подписывая «статью 206», т.е. знакомясь со всеми документами в конце следствия, я не видела разницы в показаниях (моих и других арестантов). Почему на фоне героических партизан, антифашистов, членов Сопротивления так слабы были многие из русских интеллигентов? Об этом не любят рассказывать.
Понятия порядочности и предательства в таких масштабах отпадают. Многие из тех, кто оговаривал на следствии себя и других (а это подчас было одно и то же) заслуживали величайшего уважения в своей остальной жизни.

Основных причин я вижу две. Первая – страх, продолжавшийся не одно десятилетие, который заранее подтачивало волю к сопротивлению, причём именно к сопротивлению «органам». Большая часть людей, безусловно, достойных имени героев, держались короткое время и в экстремальных условиях… У нас же нормой был именно этот выматывающий душу страх, именно он был нашей повседневной жизнью.
А вторая причина та, что мы никогда не были политическими деятелями. Есть целый комплекс черт характера, который должен быть присущ политическому деятелю – революционеру или контрреволюционеру, это всё равно, у нас его не было.

Мы были духовным противостоянием эпохе, при всей нашей слабости и беззащитности. Этим-то противостоянием и были страшны для всевластия тирании. Я думая, что те, кто пронёс слабые огоньки зажжённых свечей сквозь бурю и непогоду, не всегда даже осознавая это, своё дело сделали.
А у меня было ещё одно. Я не могла забыть, что против меня сидит и допрашивает меня такой же русский, как я. Это использовали, меня много раз обманули и поймали на все провокации, какие только придумали. И всё же, даже теперь, поняв, как недопустимо я была не права тогда, я не могу полностью отрезать «нас» от «них». Это – разные стороны одной огромной национальной трагедии, и да поможет Господь всем нам, кому дорога Россия, понять и преодолеть этот страшный узел».

Читая эти пронзительные по трагичности и честности самооценки Аллы Андреевой, нельзя их распространить на поведение во время ареста самого Даниила Леонидовича. Разве не проявлением героизма была его слова, начертанные на акте о предании конфискованных рукописей и писем сожжению? «Протестую против уничтожения романа и стихов. Прошу сохранить до моего освобождения. Письма отца (Л.Н. Андреева) прошу передать в Литературный музей». Это был прямой вызов произволу властей, редкий в то время. А когда приблизилось время освобождения и Даниилу Андрееву нужно было лишь промолчать по поводу несправедливой отсидки, он пишет в Комиссию по рассмотрению дел заключённых: «Я никого не собирался убивать (имелось в виду обвинение в подготовке убийства Сталина), в этой части прошу моё дело пересмотреть. Но, пока в Советском Союзе не будет свободы совести, слова и свободы печати, прошу не считать меня полностью советским человеком». Новый вызов властям означал, что при освобождении, до которого ему оставалось досидеть еще восемь месяцев (Комиссия сократила срок наказания с 25 до 10 лет), судимость не будет снята, а прописка в Москве не разрешена. Скитаясь по чужим квартирам и больницам, перебиваясь на случайные литературные заработки, Даниил Андреев закончил свой земной путь в возрасте 53 лет, оставив обширное литературное наследство, к нынешнему времени, в основном, опубликованное.

ПОЭТ, ФИЛОСОФ, ПРОРОК

Жизненная нагрузка на психику Даниила Андреева, как мы видим, была чрезмерной. Удивляет, как при такой судьбе он не сломился, не озлобился, сохранил светлые мотивы в стихах и надежду на лучшее будущее в прозе. Поражает также итог, который он подвёл своей жизненной одиссее в «Розе Мира»:
«Как могу я не преклоняться с благодарностью перед судьбой, приведшей меня на десятилетия в те условия, которые проклинаются почти всеми, их испытавшими, и которые были не вполне легки и для меня, но которые вместе с тем послужили могучим средством к приоткрытию духовных органов моего существа. Именно в тюрьме с её изоляцией от внешнего мира, с её неограниченным досугом, с её полутора тысячью ночей, проведённых мною в бодрствовании, лёжа на койке, среди спящих товарищей – именно в тюрьме для меня начался новый этап…». Как тут не вспомнить похожие на эту исповедь признания некоторых религиозных деятелей Индии, которые, попав в тюрьму, благодарили Шиву за возможность беспрепятственно заниматься йогой.

Содержательное метафизическое и «метакультурное» (термин Д.А.) своеобразие «Розы мира» сочетается с необычным словарём этой книги, где наряду с уже встречаемыми в гностических источниках именами «Лилит», «Люцифер» или терминами с явно санскритскими корнями, такими, например, как «брамфутары», можно встретить немало ранее никогда не попадавшихся в эзотерической литературе выражений: «затомис», «уицраор», «жругры» и т.д. К счастью, вдумчивый современный читатель, знакомый с книгами Е.П. Блаватской и Е.И. Рерих, подготовлен сегодня к спокойному восприятию метафизической информации Даниила Андреева. Да, Тонкий мир существует. Да, он наполнен духами разных степеней, от жрецов Атлантиды и древнего Египта до развоплощённых инквизиторов и колдунов. Да, порой контактёры ловят слова исчезнувших языков или терминологию представителей иных цивилизаций. Каким ещё образом объяснить «наваждения» Даниила Андреева? Можно, конечно, принять к сведению и согласиться с мнением церковных авторов, которые расценивают некоторые картины тонкого бытия, увиденные Даниилом Андреевым, как бесовские наваждения, но как понять тех учёных, которые объявляют все явления Тонкого мира больным бредом? Тогда и Пушкина, узревшего одновременно «и горний ангелов полёт, и гад морских подводный ход, и дольней лозы прозябанье» можно обвинить в ненормальной психике. Куда ближе к истине Алла Андреева, когда пишет:
«Даниил Андреев не только в стихах и поэмах, но и в прозаической «Розе Мира» - поэт, а не философ. Он поэт в древнем значении этого понятия, где мысль, слово, чувство, музыка…слиты в единое явление. Именно такому явлению древние культуры давали имя – поэт.

Весь строй его творчества, образный, а не логический, всё его отношение к миру, как к становящемуся мифу – поэзия, а не философия.
Возможны ли искажения при передаче человеческим языком образов иноматериальных, понятий незнакомого нам ряда? Я думаю, что не только возможны, но неминуемы. Человеческое сознание не может не вносить привычных понятий, логических выводов, даже простых личных пристрастий и антипатий. Но, мне кажется, читая Андреева, убеждаешься в его стремлении быть, насколько хватает дара, чистым передатчиком увиденного и услышанного.

Никакой «техники», никакой «системы медитаций» у него не было. Единственным духовным упражнением была православная молитва, да ещё молитва «собственными словами».
Во всём права Алла Андреева, только не договаривает, что в видениях мужа присутствуют не только искажения «логические», словесные, но и содержательные, Д.А очень часто видел то, что любой православный подвижник называет «прелестями», а буддист - «майявическими картинками». Тот и другой стремятся пройти «искажения», как можно быстрее, и выйти в реальные, божественные слои инобытия, Даниил Андреев же по большей части застревал в областях тонкоматериальных. К чести писателя, сам он не настаивал на личной непогрешимости. В «Розе Мира» в главе о возможном приходе к власти на земле Князя Тьмы Д. Андреев пишет: «Многое воспринимаю я при помощи различных родов внутреннего зрения: и глазами фантазии, и зрением художественного творчества, и духовным предощущением. Кое-что вижу и тем зрением, которым предваряется долженствующее быть. Но всё, что я вижу впереди, - для меня желанное; и нередко я совершаю, может быть, незаметную подмену, принимая желаемое за объективно предназначенное к бытию». (Выделено мною, -Ю.К.)
Такое признание самого автора «Розы Мира» даёт ключ к разгадке многих пассажей его незаурядной книги. Ни «желанные», ни «ненавидимые» картины будущего, увиденные внутренним зрением не могут служить надёжной основой пророчества. Прежде чем православные старцы отваживались на метафизические суждения или на прогнозы, они проходили длительную полосу «трезвения» - полного обуздания сферы эмоций. Кроме того, великие пророки прошлого, как правило, тщательно зашифровывали свои пророчества, одевали их в весьма туманную форму. Таковы Откровение апостола Иоанна, таковы центурии Нострадамуса. Причина не только в осторожности авторов пророчеств, не желавших направлять толпы верующих по обозначенной пророком мысленной колее. Будучи реалистами, они понимали, что будущее складывается из очень многих факторов, в том числе неизвестных ни одному пророку. Поэтому права народная мудрость: «Бабушка надвое сказала». Одни пророчества сбываются, другие - нет даже у признанных религией авторитетов. Даниил Андреев к их числу не принадлежит. На сущностный план его видений в значительной степени наложен неизжитый личный.

Но как нельзя человека с большим литературным даром да ещё прошедшего мученический жизненный путь ставить в один ряд с многочисленными заурядными контактёрами, так неправомерно противопоставление поэтического видения мира научно-философскому, что делает Алла Александровна. Метафизика Индии, столь ценимая во всём мире, поэтические гимны «Ригведы» относит к шрути - нетленному знанию, тогда как филосовскую Веданту только к смрити – знанию относительному, смертному. Поэтический мир того же Пушкина по онтологической глубине не уступает трудам самых выдающихся философов мира.
Нечто подобное можно утверждать о Данииле Андрееве. При всех его поэтических аберрациях, связанных с особенностями жизненного пути, «Роза мира» содержит замечательные по глубине прозрения, имеющие непосредственное отношение к нашей сегодняшней действительности.

ЭПОХА КНЯЗЯ МИРА СЕГО В «РОЗЕ МИРА»

Думаю, следует подробнее остановиться на этом разделе главной книги Даниила Андреева. И потому что пророчества мысли «Розы Мира» совпадают с христианскими. И потому что нынешнее развитие западной цивилизации, а также подключившейся к ней России, пока лишь подтверждает предвидения Даниила Андреева.
Эпоха Розы Мира, то есть всеобщего счастливого мироустройства нашей планеты, по мнению Д. А. наступит уже в 21-м веке. « При благоприятном решении ряда исторических дилемм, - писал он, - она (Роза Мира) действительно водворит на земле условия Золотого Века. Она упразднит государственное и общественное насилие. Она устранит какую бы то ни было эксплуатацию. Она ослабит хищное начало в человеке. Она смягчит нравы народов до той степени, на какую намекают нам вещие сны светлых мечтателей прошлого. Она откроет перед людьми пучины познания об иных мирах… Она поднимет некоторые виды животных до овладения речью и до разумно- творческого бытия. Неослабными предупреждениями о грядущем князе мрака она заранее вырвет из-под его духовной власти мириады тех, кто без такого предупреждения мог быть им обольщён и вовлёкся бы в колесо горчайшего искупления... Но остаётся несколько противоречий, которых не сможет разрешить и она (Роза Мира): их вообще нельзя разрешить до тех пор, пока человечество, как говорил Достоевский, не переменится физически…Главнейшие из этих противоречий психологически выражаются наличием в человеке импульса жажды власти и сложной двойственной и противоречивой структурой его сексуальной сферы».

Даниил Андреев полагает, что ХХI век в основном решит материальные проблемы человечества, наступит эпоха относительного изобилия и обеспеченности подавляющего числа людей, политически государства мира объединятся в единую систему с единым управлением под присмотром некоей духовно-этической Лиге во главе с духовным понтификом. Именно эта Лига создаст систему законов, ограничений и противовесов, регулирующих поведение людей в обществе и сдерживающих неконтролируемый выплеск указанных выше противоречий природы человека. На земле воцарится гармония. Деспотизм государств, войны, революции, голод, бедность, эпидемии – всё это уйдёт в прошлое, о котором поколения людей будут знать лишь из книг и памятников искусства. Не отвлекаемые социальной борьбой силы людей будут уходить на духовное и физическое совершенствование, на утоление жажды познания и жажды творчества, на личную жизнь, несравненно обогатившуюся, усложнившуюся и расширившуюся.
Однако духовно- этическая Лига, как всякая внешняя узда, не сможет всегда властвовать над внутренним миром человека.

«Хотя всеобщее изобилие подорвёт корни зависти материальной, останутся нетронутыми корни зависти духовной, ибо различная степень и различные виды одарённости будут выдвигать одних на руководящие роли, а других – на роли руководимых. С течением эпох очертания интеллигенции совпадут с очертаниями человечества. Но интеллигенция не будет единой, а производители материальных благ перестанут ощущать себя солью земли. Проблемы материального изобилия и комфорта, проблемы технические и хозяйственные утратят своё преобладание. И глухое недовольство начнёт томить тех, кто считает себя производителями материальных ценностей, чей душевный и умственный строй заставляет их тяготеть к работе в областях промышленной техники, хозяйства, агрономии, точных наук, изобретательства, ..ибо тогда первенствовать будут круги, работающие над проблемами этическими, эстетическими, трансфизическими, религиозными… Вот это-то глухое недовольство и зависть к положению интеллигенции гуманитарной и окажется одной из общественно-психологических предпосылок для движения, которым воспользуется явившийся в человеческом облике противобог».

Даниил Андреев весьма подробно живописует приход Антихриста к власти на фоне сползания мирового сообщества, с одной стороны к разнузданной свободе, а с другой – к единоначалию человека, который такую свободу обеспечит. Антихрист, по словам Андреева, снимет последние запреты, ещё ограничивающие свободу слова, запрет нарушения норм общественного стыда и запрет кощунства. Он явится как философ, который обоснует необходимость полной моральной раскрепощённости под флагом свободы совести. Он явится в облике человека-чудотворца, производящего феномены, которые не снились ни одному факиру. Антихрист будет представлять, по описанию Д. Андреева, некую сверхчеловеческую комбинацию из Вольтера, Калигулы, Гитлера, Кашпировского и доброго десятка разного рода колдунов и факиров в одном лице.
Нет смысла пересказывать те мерзости, которые будут твориться при Антихристе по описаниям Д. Андреева, хотя бы потому, что экран телевизора уже сегодня показывает их с достаточной полнотой. А «борцы за права человека» и государственное законодательство многих европейских государств обнаруживают недвусмысленное тяготению к действительности, предсказанной Даниилом Андреевым. Здесь важны не те или подробности, а также указанные писателем временные координаты. Важен ход размышлений Д.А. Он совпадает с предупреждениями Библии, Корана, Махабхараты, с мыслями Достоевского в главе «Великий Инквизитор» в « Братьях Карамазовых и в романе «Бесы».

Отметим также, что любые негативные пророчества, даже если они содержатся в священных книгах, даются, по словам пророков, именно, чтобы мрачные прогнозы не сбылись или сбылись в максимально ослабленном виде. Человек не должен влечься по предсказанному пути, словно бык на верёвочке, Поэтому религиозные пророчества всегда окрашены в светлые тона по пушкинскому принципу «печаль моя светла». Это не убаюкивание человека сказками, но абсолютная уверенность всех религиозных пророков в конечной победе сил добра над злом. Истинность великих пророчеств в том, что они исходят от индивидуальностей типа Кришны, Будды, Иисуса Христа, успешно прошедших в своём развитии циклы, которые ещё предстоит пройти массовому человечеству. Они знают все ловушки человеческого сознания и предупреждают о них, чтобы люди двигались по магистральной дороге эволюции, а не по её закоулкам.
Даниил Андреев, конечно, не принадлежит к пантеону указанных выше индивидуальностей. Будучи тонким психиком, он уловил в пространстве недоступные рядовому человеку колокола тревоги и транслировал их на страницах своей книги. При этом наложил на трансляцию существенные черты собственного психомира, сложившегося в условиях надломленной жизни. Отсюда тягостное впечатление, возникающее у читателя при чтении многих страниц «Розы Мира», тогда как библейское Евангелие такого впечатления не оставляет.

С точки зрения религий все чудовища Шаданакара (нашего планетного глобуса по терминологии Д. Андреева), как и других миров Вселенной, описанных в «Розе Мира» - это иллюзия, фантомы, «нежить». Каждый человек видит их по-своему или совсем не видит. Все развитые религии мира говорят об иллюзорности наших представлений. А с точки зрения теософии и Агни Йоги, с которыми у Д. Андреева были принципиальные расхождения (об этом позже), ад и рай не есть плоды творчества Творца, но результат мысленно-чувственной деятельности его порождения - человечества. Как это понимать?

До появления человека на земле в том виде, в каком мы его знаем теперь, единственным творцом на земле был Тот, кто сотворил всё, включая Своё подобие. Конечно, он не мог породить ад и его чудовищ. С появлением же человека начался процесс сотворчества с Богом. Человек сам строит себе жилища, создаёт различные вещи, преобразует природу. Эта часть творчества не нуждается в особых комментариях, но невидимое творчество человека: его мыслеформы и чувствоформы не столь очевидны и доступны зрению только ясновидящих людей. Когда тысячи, миллионы людей создают одни и те же предметы, мыслеформы этих предметов населяют астральное пространство подобно тому, как сами предметы населяют пространство земли. Рассмотрим данный факт на примере известного чудотворца Индии Саи-Бабы. Это человек с явными паранормальными способностями на глазах многих людей материализуeт перстни, серьги, некоторые другие предметы, причём делает это под пристальным наблюдением весьма недоверчивых людей, в том числе известных учёных. Фактор гипноза исключается, поскольку вещи, созданные индусом-чудотворцем, люди увозят с собой. Что может сие означать? Только одно – концентрацией воли Саи-Баба сгущает астральные прообразы вещей до их материального состояния. То же самое делает любой другое человек, например ювелир, только у него процесс материализации перстня от замысла до конечного продукта длиннее и протекает по-иному. Но в основе всего, так или иначе, лежит мысль.
Может быть, сказанное поможет лучше объяснить, как мысли зависти, ревности, злобы, ненависти, жестокости, накопленные за всю историю человечества, сформировали тонкоматериальный институт, названный церковью адом. В конечном счёте ад создан именно людьми, а не Богом.

Таким образом, с точки зрения восточной философии Даниил Андреев увидел в своих мрачных прозрениях не демоническую структуру Вселенной, но лишь созданные многовековым мыслетворчеством человечества кошмарные образы, которых Гойя когда-то изобразил живописно и дал своему творению название «Сон разума рождает чудовищ». Да, эти образы, церковь называет их бесовскими, существуют объективно, они могут влиять на сознание человека, а если человек испытывает страх, бесы могут усиливать такое чувство и довести человека до безумия. Каждый религиозный подвижник на известной ступени своего восхождения атакуется «нежитью» в бодрствующем состоянии, в процессе молитвы, тогда как обычный человек атакуется кошмарами во сне. Но при настойчивом устремлении к реальному Творцу или в сверхличном служении высоким идеалам и тот и другой человек успешно проходит устрашения адских областей Шаданакара «Розы Мира». Это очень важно учитывать при чтении книги Даниила Андреева.

Многое из увиденного писателем в его «снах» 50-х годов определилось в сегодняшней земной реальности. Не важно, что персональные Антихрист и его подруга Лилит пока не явились воочию, сексуальные мерзости, описанные Даниилом Андреевым, пышным цветом расцвели в средствах массовой информации. Также процесс глобализации по-американски, протекающий на наших глазах, очень напоминает картины, нарисованные фантазией Даниила Андреева в последней главе «Розы Мира». Предвидел писатель и тот факт, что не весь мир покорится мондиалистским устремлениям мировой империи зла, а такой империей мало по малу становится страна-изобретатель данного термина. Но по принципу: «на воре шапка горит» она приклеивает эту кличку другим странам, противящимся её претензиям на мировое господство. Реальные процессы, таким образом, пошли методом временной рокировки – не утверждением эпохи Розы Мира сначала, а эпохи Антихриста потом, но – наоборот.
Даниил Андреев рассматривал эпоху Сталина, как репетицию антихристовой, причём самого советского вождя полагал промежуточной реинкарнацией противобога. В «Розе Мира» он разъяснял необычайную работоспособность Сталина именно его способностью во время ночных бдений впадать с созерцательное состояние «хохха», во время которого, якобы, происходила энергетическая подпитка кремлёвского диктатора силами мирового зла.

Однако взгляд Даниила Андреева на Сталина и Гитлера, как двух дьяволов, пожиравших друг друга, и что первый из них является предтечей Антибога, не подтверждён реальными фактами. Этих фактов гораздо больше в пользу того, что в интересах будущего России Высшие Силы, как это ни парадоксально, поддерживали кремлёвского диктатора. Такое предположение особенно зримо сегодня, когда безудержная «демократическая» вакханалия, развязанная в России, втягивает страну в новую пропасть и диктатура сильной личности вырисовывается в глазах многих, как единственная возможность вывести страну из штопора в бездну.
Более того, сама концепция книги Д. Андреева, где Мироздание рассматривается, как извечная борьба Добра и зла нуждается в очень существенных поправках.


«РОЗА МИРА» В КОНТЕКСТЕ РЕЛИГИЙ И ДУХОВНЫХ ТЕЧЕНИЙ

Образованность Даниила Андреева для своего времени была уникальной. Он хорошо знаком с мировой художественной литературой, с философской мыслью Запада и Востока, со всеми мировыми религиями и главными духовными течениями своего времени. Конечно, как к визионеру, эти знания могли приходить к нему из пространства, но также очевидно, что он перечитал множество малодоступных и совсем недоступных для рядового читателя тех времён литературных источников. Тюрьма оказалась местом, где он обстоятельно познакомился с ведической философией и вообще, сравнивая время своего пребывания на войне и в тюрьме, отдавал предпочтение второй, ибо здесь мог без помех много читать и писать.
Близко знавший писатели и сделавший несколько его последних снимков Б.В. Чуков сообщает: «В тюрьме он выучил несколько тысяч слов хинди, но грамматики этого языка не знал. Индийскую культуру, философию, в частности, он считал наисовершеннейшей и был знаком с ней до мелочей. Индию страстно любил, Это бросается в глаза и в его сочинениях. Полушутливо замечал, что очень похож на индийца. Рассказывая мне о переводе «Махабхараты» индологом Смирновым, титаническим трудом которого восхищался, Андреев воскликнул: «Подумать только, целый народ мыслит философскими категориями!» Это свидетельство очевидца, А вот мысли на эту тему самого Даниила Андреева в письме от 13 октября 1958 г. А.М. Грузинской.

«…Читаю понемногу «Махабхарату». Не знаю, писал ли я Вам о грандиозном впечатлении, производимом этим эпосом? В смысле пластичности образов «Илиада» или «Одиссея», конечно, совершеннее, но перед бездонной философской глубиной и колоссальностью всей концепции «Махабхараты» меркнет не только Гомер, но и решительно всё, что я знаю, исключая, пожалуй, «Божественную комедию». Но то – создание одного лица, великого гения, глубокого мыслителя и при том воспользовавшегося религиозно-философской концепцией, в основном уже сложившейся до него. Здесь же – фольклор, обширное создание множества безымянных творцов из народа, и это особенно поражает. Что это за беспримерный, ни с кем не сравнимый народ, способный на создание сложнейших философских, психологических, религиозных, этических, космогонических философем и на облечение их в ажурную вязь великолепного, утончённого стиха! Перестаёшь удивляться, что именно Индия выдвинула в наш век такого гиганта этики, как Ганди, единственного в новейшие времена государственного деятеля-праведника, развеявшего предрассудок о том, будто бы политика и мораль несовместимы».
Восхищаясь глубинами индийской мудрости, Даниил Андреев в своём религиозном опыте всё-таки до неё не дотягивал. Мрачные андреевские образы «жругров», «уицраоров», антихристов и тому подобная чертовщина для последователя Веданты и буддиста не более чем Мара – тёмная Иллюзия. На известной ступени своего развития любой человек атакуется подобными мысленными порождениями (принимает лежащую на земле верёвку за змею). Православный подвижник тоже, практикуя «умное делание», квалифицирует тёмные видения, как нежить, Можно, конечно, недоумевать по поводу несоответствия универсальной религиозной образованности Даниила Андреева его по-детски доверчивому отношению ко всякого рода бесовщине. Но опять-таки вспомним, какую жизнь прожил писатель. Одно дело абстрактно рассуждать об иллюзорной природе чертей и совсем другое – в полной мере испытать их когти на собственной шкуре.

На сайте Интернета, посвящённом Даниилу Андрееву, можно встретить критические замечания священников о «Розе Мира». Сам автор книги к своим критикам относился весьма терпимо. Более того, защищал церковь даже от … собственной жены. Алла Андреевна в молодые годы была настроена по отношению к церковным институтам весьма радикально. Переписываясь с мужем, сидевшим в тюрьме, называла некоторые отрицательные аспекты христианской церкви преступными. На что Даниил Андреев отвечал так: « С твоими рассуждениями о церкви и её «преступности» согласен только отчасти… Безобразия церкви – только одна сторона медали. Я уже писал тебе о необычайной противоречивости отдельного человека, о совмещении взаимоисключающих, казалось бы, свойств и т.п. Тем более это относится к любому человеческому коллективу. Праведные люди, хоть и редко, но встречаются, праведные же общества – никогда…Я понимаю под словом праведность высшую степень нравственного развития, вот и всё. Праведность совершенно не обязательно должна иметь аскетический, иноческий характер. Иноческая аскеза – только одна из её разновидностей. Д-р Гааз – другая, Ганди – третья. И, по-моему, Чехов…находился на границе праведности. И если Диккенс грешил тем-то и тем-то, меня это мало интересует: существенно то, что «Пиквикский клуб» - книга такой чистоты, добра, такого изумительного отношения к людям, что автором её мог быть только праведник…
Что же касается уродливых явлений (церкви), которые ты описываешь, то я понимаю, что это может быть смешно; понимаю также, что можно испытывать к ним острую жалость, как к уродливо искривлённым карликовым деревьям, выросшим в какой-нибудь щели или трещине, вне условий, необходимых для правильного развития…Не думай, что я таких явлений не знаю…Знаю их и, кажется, кроме жалости испытываю ещё и другое чувство: уважение (к церкви). За непоколебимость и силу». (Письма А. Андреевой от 28 января и 3 апреля 1956 г.)

К сказанному можно добавить, что одновременно с Даниилом Андреевым свою лагерную Голгофу на Колыме проходил православный монах отец Арсений. Однажды он был помещён в неотапливаемый карцер на три дня. Температура снаружи была минус сорок, в карцере не намного теплее. Арсений спасся Иисусовой молитвой, практикуя её круглосуточно в течение всего срока пребывания в карцере. Он видел, как в тюремном помещении появились два ангела и волнами тепла согревали его. Когда лагерные охранники открыли дверь карцера, они были потрясены, увидев узника живым и невредимым. Так что Д. А. знал, что говорил об уважении к «церкви за непоколебимость и силу». Знал и себя, что такой степени этих качеств, как отец Арсений не достиг. Но смог пронести через жизнь драгоценные качества человека, описанные им в стихотворении «Гумилёв».

Но одно лишь сокровище есть
У поэта и у человека:
Белой шпагой скрестить свою честь
С чёрным дулом бесчестного века.
…Будь спокоен, мой вождь, господин,
Ангел, друг моих дум, будь спокоен:
Я сумею скончаться один,
Как поэт, как мужчина и воин.

В своём личном противостоянии «чёрному дулу века» Д.А., как и Николай Гумилёв, оказался на высоте времени, но в философской трактовке этого противостояния в целом отступил к манихейству. Настоящее православие в лице его монахов-подвижников, священников типа Дмитрия Дудко или таких философов, как Павел Флоренский, оценивали жестокости своего времени, как «попущение Божие», укладывающееся в рамки Божественного контроля. Кстати, П. Флоренский высоко оценивал деятельность И Сталина, видя в нём на определённом этапе человеческой эволюции необходимую фигуру вождя. Библия не рассматривает сатану в качестве противника Бога, но лишь как его тёмного слугу, выполняющего задачу укрепления человека и человечества в вере через тяжкие испытания. И очищение человека через такие испытания. Достаточно вспомнить библейскую Книгу Иова.

Россия в мрачные годы правления Сталина много потеряла, но ещё больше приобрела. Она прибавила к русскому характеру и внесла в русскую духовность то, что не купишь ни за какие доллары и не выработаешь никаким образованием и воспитанием: мужество, стойкость, умение не сдаваться в самых тяжких обстоятельствах, «плотных» и «тонких». Прошедшие через страшные жернова эпохи, но не озлобившиеся, выжившие, сохранившие и умножившие в себе лучшие качества человека: Рокоссовский, Шолохов, Туполев, Курчатов, Пастернак, Ахматова - и несть им числа известным и безвестным - продемонстрировали миру новый тип праведника в миру, так же, как отец Арсений и многие другие православные подвижники эпохи ГУЛАГа показали, что жив такой праведник в лоне церкви. Таким образом, наше понимание православия в годы Советской власти раздвинулось. Да и сам Даниил Андреев фактически доказал, что без сталинской «репетиции» Россия не выдержит грядущую эпоху Антихриста. Резко отрицательная и односторонняя оценка личности Сталина писателем-мистиком вызвана, в первую очередь конечно, личными переживаниями, но с другой стороны – издержками роста ребёнка, ещё играющего с кукольным мишкой и ожидающего отдыха вместе с ним в раю, о чём говорилось выше.
В другом стихотворении Даниил Андреев роняет замечание, что боится оказаться в ряду «тёплых» среди ожесточённой схватки «горячих» и «холодных». Он был слишком честен, прежде всего, перед самим собой, чтобы скрывать недостатки собственного роста. По словам И. В. Усовой « за несколько лет нашей с ним дружбы он не сказал ни слова неправды. Он настолько был рыцарем слова, что даже не предполагал и в других (в кого он поверил) возможность играть словами, актёрствовать с их помощью. И благодаря такой вере в слова иногда оказывался совершенно слепым по отношению к тем, кто умело пользовался ими. И это наряду со сверхчеловеческой зрячестью по отношению к областям невидимым, к потустороннему».

Удивительный сплав детской доверчивости, рыцарской честности и «сверхчеловеской зрячести», по характеристике И.В. Усовой, конечно же, не вовлёк Даниила Андреева в стан «тёплых» на земле, но сумел сыграть с ним злую шутку в общении с миром потусторонним. Из поучений православных исихастов, из теософии мы знаем, что в том мире немало лжецов и сомнительных шептунов.
Об отношении Даниила Андреева к теософии известно не много. По некоторым свидетельствам, книги Блаватской ему были чужды, хотя неизвестно, с какими из них он был знаком. «Тайная Доктрина» была переведена на русский язык и издана только в 1940 году в буржуазной Латвии. Переводы других теософских сочинений Е.П. Блаватской появились значительно позже, когда Даниила Андреева уже не было в живых. Сведений о его оценке философии Рерихов нет совершенно. Но антропософию Штайнера Д. А. ценил высоко. И это косвенно доказывает, что с творчеством Блаватской автор «Розы Мира» был знаком недостаточно, ибо система Штайнера на 90 процентов вышла из теософии Блаватской. Вес остальных 10 процентов, внесённых Рудольфом Штайнером, такой зоркий мистик, как Даниил Андреев, разумеется, смог бы оценить без труда.
«Колесо времени» и его циклы Даниил Андреев описывал не в терминах восточной философии, а, скорее, в терминах гностицизма. Если восточная философия рассматривает наше время, как окончание цикла Кали-юги – тёмного века, то для Д.А. – это окончание эона павшей Лилит. Следующий цикл восточная философия называет Сатья-югой – веком Истины, у Даниила Андреева – это эон Яросвета и Вечной Женственности. Дело не в названиях, Даниил Андреев создавал «Розу Мира» не из обработанных и осмысленных им литературных источников, а из голосов и образов, увиденных и услышанных собственным тонким сознанием. По поводу возможных аберраций на таком пути мы уже говорили. Теперь есть смысл поговорить о том, насколько высоки были Инстанции, вдохновлявшие Даниила Андреева в его откровениях.

Современная православная церковь придерживается того мнения, что самые высокие откровения даны лишь в Евангелии. Не отрицая истин ислама, буддизма, индуизма, иудаизма, более того, включив Ветхий завет в канон христианской Библии, наша церковь полагает лишь сказанное Иисусом Христом последней инстанцией Истины. Все же учения, идущие не в контексте мировых религий, православие вообще отвергает, как ложные. У представителей ислама похожая точка зрения на нетрадиционные духовные направления, но отличная по отношению к Иисусу Христу. Он для мусульман не Бог, но великий пророк, а значит, не может быть единственным эталоном истины. Коран, признавая авторитет Моисея и Иисуса Христа (Мусу и Иссу), считая их посланниками Аллаха, тем не менее констатирует факт искажения иудаизмом и христианством заветов Перво - учителей. Аллах через Архангела Джебраила (Гавриила) вынужден был продиктовать пророку Мухамеду новый Завет, устраняющий ошибки прежних религий. Буддизм во главу угла ставит не Учение, а человека. Человек способен исказить любое Учение, и он же способен достичь вершин всякого вероучения, даже превзойти эти вершины.
Буддисты придерживаются мысли, что все Учения, все Заветы даются для определённой эпохи, затем заменяются новыми, развивающими прежние. Это, в общем, согласуется и с Кораном, и с известными словами Иисуса Христа: «Я пришел не отменить Закон (Моисея), но исполнить».

Своей «Розой Мира» Даниил Андреев, как уже отмечалось, не претендовал на новый Завет, но считал себя вестником наступающей новой эпохи, расшифровывающим некоторые истины прежних Заветов. И в этом смысле он заставляет прислушаться к себе, ибо, во-первых, с достаточной степенью убедительности конкретизирует целый ряд пророчеств, выказанных прежними религиями, во-вторых, слишком многое из того, что увидел Д.А., сбывается теперь. В целом же ответ на вопрос, насколько высоки были Инстанции, вдохновлявшие Даниила Андреева, может быть таков: если сами Инстанции и высоки, то приёмник вдохновения уступает другим известными вестникам и пророкам.

ИНТЕРРЕЛИГИЯ

Не считая себя творцом таковой, Даниил Андреев, тем не менее, достаточно убедительно обосновал закономерность и необходимость возникновения интеррелигии, не как некоего экуменистского симбиоза, но принципиально нового явления, выросшего из прежних религий, а также из «метаматериалистически», выражаясь его терминами, обоснованной картины мира. Он считал принятое наукой подразделение материи на четыре состояния: твёрдое, жидкое, газообразное и состоящее из элементарных частиц недостаточным и обосновывал целый ряд иных более тонких состояний Бытия*. Также, по мнению Даниила Андреева, необходим пересмотр целого ряда прежних философских постулатов, основанных на устарелых представлениях о материи и сознании. Говоря о решении основного философского вопроса по Марксу, что первично, бытие или сознание, автор «Розы Мира» отвергает обе «первичности», справедливо полагая, что идеалистический приоритет неизбежно рождает свою противоположность – приоритет материалистический. Ход мысли Даниила Андреева таков. Если речь идёт о личности, то её сознание складывается под влиянием смешанных факторов и материальных и идеальных. Человека формируют природа, ограничения и потребности тела, желания души, культурная среда, присутствие «миротворящих иерархий» (стихиалий, ангелов, Архангелов и т.д.), наконец, Творец. Всё это можно обозначить единым понятием «Бытие». А значит формула «бытие определяет сознание», применённая к личности человека, абсолютно права. Если же говорить о Вселенной, то она создана Сознанием Единого и здесь всё наоборот: Сознание порождает бытие. «Над примитивностью классических формул, - рассуждает Даниил Андреев - можно было бы только добродушно пошутить, если бы одна из них, став философским догматом политической деспотии, не оказалась повинной в бесчисленных несчастьях, забив, как пробка, дыхательные пути мысли множества людей и прекратив доступ духовности в сферу их сознаний. Другая (идеализм), столь же ошибочная, всё-таки менее опасна, потому что она духовнее. Но со старых религий с их философемами это отнюдь не снимает вины: столько веков потратить на схоластическое мудрствование и ни на шаг не приблизиться к вопросу о примате бытия или сознания». Подходы к Истине Даниил Андреев видел не в разговорах о ней, но в проживании её. По существу, в образах «Розы Мира» он пространно декларировал краткую формулу средневекового философа-мистика Якова Бёме: «сознание рождается в муках материи», кстати сказать, сочувственно процитированную одним из классиков марксизма.

Даниил Андреев – убеждённый сторонник идей перевоплощения и кармы, хотя с его точки зрения они не универсальные законы бытия. Объясняя отсутствие закона реинкарнации в христианстве и в исламе, Даниил Андреев полагает, что возможно и одноразовое воплощение человеческой индивидуальности. В этом он расходится не только с философской мыслью Индии и с буддизмом, но также с Циолковским, Вернадским, православным философом Лосским, которые полагали вечное кочевье монады из тела в тело по разным глобусам Мироздания (у Циолковского кочевье духовного атома) абсолютным законом бытия.
Обосновывая необходимость рождения интеррелигии и свои подходы к ней, Д. А., часто делает оговорки «не знаю», «мне кажется», но в одном он убеждён незыблемо: «Не требование рабской покорности воле Божества будет звучать из святилищ религии Итога. Оттуда будет излучаться призыв ко всеобщей любви и к свободному богосотворчеству». Это его пророчество совпадает с итогами всех высоких религий и культур, или, как он говорил, религий и культур «правой руки».

---------------------------------------------------------------
*Некоторые современные учёные, например Г.И. Шипов, постулируют семиричную схему строения материи, где к четырём широко известным её состояниям присоединяются первичное и вторичное торсионные поля - что соответствует полям человеческой и Божественной мысли, - а также Абсолютное Ничто, или Вакуум.

ЛИТЕРАТУРНЫЕ ОТКРОВЕНИЯ ДАНИИЛА АНДРЕЕВА

Они глубоки и своеобразны, как всё написанное Д.А. В «Розе Мира», а также в своих стихах он дал портреты Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Льва Толстого, Владимира Соловьева, Хлебникова, Николая Гумилёва, других выдающихся русских литераторов. Иногда они предстают, как обитатели «затомисов» - высших слоёв «метакультур», по терминологии Д.А. Иногда же визионерские комментарии у автора «Розы Мира» отсутствуют, он рассуждает о поэтах и писателях, как обычный литературовед. Но во всех случаях явно тяготеет к тем ликам, что ближе ему по духовному складу: Лермонтову, Владимиру Соловьёву, Блоку. Характерно в этом смысле сопоставление Пушкина и Лермонтова, Признавая в Пушкине «вестника» и великого русского гения, Д.А. отдаёт предпочтение Лермонтову.
«Если смерть Пушкина была великим несчастьем для России, то смерть Лермонтова была уже настоящей катастрофой, и от этого удара не могло не дрогнуть творческое лоно не только российской, но и других метакультур.
Миссия Пушкина хотя и с трудом, и только частичная, но всё же укладывается в человеческие понятия; по существу, она ясна.
Миссия Лермонтова – одна из глубочайших загадок нашей культуры».

Как «метаккультурное» явление Д.А. оценивает Лермонтова гораздо выше Байрона и ставит его в один ряд с Эсхилом, Данте, Гёте, Толстым, некоторыми другими именами мировой культуры, очень немногими. Для него вышеозначенные имена – живые реинкарнации мифа о титанах, восставших в своё время против богов. Доказательство, по мнению Д.А. – богоборческие мотивы, присутствующие в творчестве названных литераторов. Можно спорить, так это или не так, являются ли Лермонтов и Эсхил реальными наследниками древнего мифа или не являются, но нет других версий, объясняющих присутствие у этих писателей, с одной стороны, богоборческих тенденций, с другой – высочайшей религиозности и смирения перед Богом. По мысли Д.А., восстав против богов, титаны впоследствии покаялись, смирились и стали самыми глубокими, самыми последовательными слугами Бога в высочайшем смысле слова. А их нынешнее «богоборчество» есть лишь память о прошлом и защита Бога от профанации толп и церковной бюрократии.
Опять-таки, соглашаясь или не соглашаясь с этими неординарными рассуждениями Д.А., можно усомниться в ясности для автора «Розы Мира» миссии Пушкина, которая таинственно и покоряюще светла именно потому, что лишена богоборчества.

Больше всего «литературных» страниц «Розы Мира» посвящено Владимиру Соловьёву и Блоку. Это понятно. Оба поэта были визионерами, хотя и не в такой степени, как Даниил Андреев. Но вот ведь штука, то, что Даниил Андреев считает самой сильной стороной творчества Блока – его видения Прекрасной Дамы, сам Блок впоследствии оценивал, как наваждения. И в этом смысле он вел себя подобно любому православному подвижнику, борющемуся с «прелестями». В статье «О состоянии русского символизма» Блок называет привидевшуюся ему красавицу, описанную в стихотворении «Незнакомка» «мёртвой куклой на катафалке», которая высасывает все душевные силы. От видений «незнакомок» и других обитателей Тонкого мира Блок уходил к лицезрению реальной России, которая и стала его подлинной Прекрасной Дамой.

Россия, нищая Россия
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые –
Как слёзы первые любви.
Тебя любить я не умею,
И крест свой бережно несу.
Какому хочешь чародею
Отдай разбойную красу.
Пускай заманит и обманет,
Не пропадёшь, не сгинешь ты,
И лишь забота отуманит
Твои прекрасные черты. (Выделено мною. – Ю.К.)

Этими строками Блок недвусмысленно заявил, что выбрался из тенёт, в которых, к сожалению, пребывал автор «Розы Мира», и поднялся к новым поэтическим высотам, Д.А. не достигнутым. Однако сам Даниил Андреев рассматривал отход Блока от визионерства к земной действительности, как постепенную деградацию человека, а затем и поэта. Не отказывая поэме «Двенадцать» в гениальности, Д. А. уточняет: «Но в осмыслении Блоком этой бунтующей эпохи спуталось всё: и его собственная стихийность, и бунтарская ненависть к старому, ветхому порядку вещей, и реминисценции христианской мистики, и неизжитая его любовь к «разбойной красе» России-Велге, и смутная вера, вопреки всему, в грядущую правду России-Навны. В итоге получился великолепный художественный памятник первому году Революции, но не только элементов пророчества – хотя бы просто исторической дальновидности в этой поэме нет. «Двенадцать» - последняя вспышка светильника, в котором нет больше масла, Это отчаянная попытка найти точку опоры в том, что само по себе есть исторический Мальстрем, бушующая хлябь, и только; это предсмертный крик».

Всё с точностью – наоборот. В «Двенадцати» есть и видение Христа, который во время «исторического Мальстрема» реально засиял над Россией, а не как «реминисценция христианской мистики», есть в поэме и сама единая Россия с её гранями «Велги»-демоницы и «Навны»-богини одновременно, и пророчество о том, что русский бунт, «бессмысленный и беспощадный» - это надолго… Также не угас светильник Блока. Накануне смерти он вспыхнул великолепным стихотворением о Пушкинском Доме, где поэт вновь присягнул пушкинской ясности, той самой ясности, которую Д. А. недооценил.
Сказанным здесь я не отвергаю ценности мученического опыта Даниила Андреева, но лишь подчёркиваю, что его личные прозрения ограничены, как и любые подобного рода. Это луч фонаря, освещающий лишь часть потусторонних потёмок нашей планеты, а вовсе не сумерки галактических просторов. Причём человек, постоянно вовлечённый в экстрасенсорный «Мальстрем», неизбежно уходит от постижения глубин земного бытия. Писателю совершенно не обязательно обладать даром визионерства, чтобы видеть проблемы настоящего и будущего шире, глубже, чётче, чем остальные люди. Пушкин, Достоевский, Гоголь, Лев Толстой, Шолохов, М.А. Булгаков – тому свидетельство.

Весьма интересны взгляды Д.А. на личную трагедию Гоголя, который, по мнению автора «Розы Мира», не сумел соединить в себе художника и проповедника, не справился в своей душе с борьбой «между православным аскетизмом и требованиями художественного творчества», ибо вестничество через образы искусства, по мнению Д. Андреева, не должно «непременно связываться с высотой этической жизни и личной праведностью». Гоголь надорвался именно вследствие трагического внутреннего спора. И, наоборот, Д.А. защищает Льва Толстого от обвинений в бесплодном, с точки зрения многих, уходе великого писателя в религиозную проповедь. «Скольких гениальных творений лишились мы из-за этого!» – цитирует Даниил Андреев один из таких упрёков и продолжает. – Подобные стенания доказывают лишь непонимание личности Толстого, и детскую непродуманность того, что такое русская гениальность. На склоне жизни каждого из гениев России возникает мощная, непобедимая потребность стать не только вестником, а именно пророком – гонцом горнего мира, выражающим высшую правду не одними только образами искусств, но всем образом своей жизни. Найти такой синтез и воплотить его в реальность дано только ничтожным единицам, Лев Толстой не нашёл его и в проповедничестве своём не создал ничего равноценного «Войне и миру». Но поступить он мог только так и никак иначе».

Высокая духовность женских образов русской литературы, столь ценимых во всём мире и делающих её, по словам западных литературных критиков, святой, Д.А. также поворачивает неожиданным образом, как предчувствие русскими гениями эпохи торжества Навны – светлой богини Шаданакара. Дело здесь не специфической терминологии Даниила Андреева, но в подтверждении другими пророчествами прихода Эпохи Женщины. Да и обыкновенная логика подсказывает, что многовековое господство мужчин завело планету в тупик и нуждается в смягчении женским началом.

«РУССКИЕ БОГИ»

Так называется книга стихов, наиболее полно представляющая поэтическое наследие Даниила Андреева. В поэзии Д.А. звучат те же идеи, темы и образы, что в «Розе Мира, а само название книги стихов подчёркивает любимую мысль писателя, что русская культура наследует со времен Петра I нашу религиозность. Об этом говорят названия стихотворений: «Василий Блаженный» (как памятник архитектуры на Красной площади), «В Третьяковской галерее», «Художественному театру», «Большой зал консерватории», «У памятника Пушкину», Каменный старец» (о храме Христа-Спасителя). Для Даниила Андреева всё это не просто здания Москвы с их культурным наполнением, это своего рода иконы, имеющие живые прототипы в небе России, словом, действующие боги.

Железная вражда непримиримых станов,
Несогласимых правд, бушующих идей
Смиряется вот здесь, перед лицом титанов,
Таких, как этот царь и чародей.
Здесь в бронзе вознесён над бурей, битвой, кровью,
Он молча слушает хвалебный гимн веков,
В чьём рокоте слились с имперским славословьем
Молитвы мистиков и марш большевиков.
(«У памятника Пушкину»)

Когда ковчегом старинной веры
Сиял над столицей Храм Христа,
Весна у стен его, в тихих скверах,
Была мечтательна и чиста.
(«Каменный старец»)

А вот иная Москва в поэме «Симфония городского дня», где:

Витрины разукрашены,
те – бархатны, те шёлковы
(От голода вчерашнего в грядущее мосты),
Чтоб женщины с баулами, авоськами, кошёлками,
Сбегались в говорливые, дрожащие хвосты.
А за универмагами, халупами, колоннами,
Пульсирует багровое неоновое М,
Воздвигнутое магами – людскими миллионами,
Охваченными пафосом невиданных систем.
Там статуи с тяжелыми чертами узурпаторов,
Керамикой и мрамором ласкаются глаза.
Там в ровном рокотании шарнирных эскалаторов
Сливаются несметные шаги и голоса.
…И всё надчеловеческое
выхолостить, вымести
Зубчатою скребницею из личности спеша,
Безвольно опускается в поток необходимости
Борьбой существования пленённая душа.

Архитектура московского метро наполнена совершенно иными вибрациями, по мнению Д.А., противоборствующими божественным. «Симфония городского дня» местами воспринимается, как пародия на поэму Маяковского «Хорошо», даже строки-лесенки повторяются. Но это, конечно, не пародия, это реквием советскому богоборчеству и предчувствие иных реконструкций и симфоний.

Чую звучанье служений всемирных,
Молнией их рассекающий свет,
Где единятся в акафистах лирных
Духи народов и духи планет.

Даниилу Андрееву-поэту не откажешь в оригинальности взгляда на советскую действительность. Он, понятно, не из хора славословящих, но также не из тех, кто держал кукиш в кармане или «копал» под власть. Он, духовный наблюдатель, пытающийся подняться над своей эпохой, заглянуть в грядущую. Удалось ли ему это сделать, как художнику? Считаю, что в гораздо меньшей степени, чем Маяковскому. Стихи и поэмы Д.А. страдают многословием, они очень неровны, местами претенциозны, бедны в изобразительных средствах. Вот уж кого с полным правом Маяковский мог бы назвать подмастерьем, а не Есенина. Оба эти мастера, соперничая и враждуя, тем не менее, выразили свою эпоху гораздо ярче, чем Д.А. в цикле. «Из маленькой комнаты».

О триумфах, иллюминациях, гекатомбах,
Об овациях всенародному палачу,
О погибших и погибающих в катакомбах
Нержавещий и незыблемый стих ищу.
Не подскажут мне закатившиеся эпохи
Злу всемирному соответствующий размер.
Не помогут во всеохватывающем вздохе
Ритмом выразить величайшую из химер.
Этой поступью оглушённому, что мне томный
Тенор ямба с его усадебной тоской?
Я работаю, чтоб улавливали потомки
Шаг огромнее и могущественнее, чем мой

Как документ смелого поведения в страшную эпоху данный «гипер-пеон» (имитация древнегреческого поэтического размера) может, конечно, войти в историю, но не в большую поэзию. И по форме и по мысли он не адекватен времени, оценить величие или химеричность которого мы до сих пор не в состоянии.
Рядом с неуклюжей поэтической поделкой великолепные восемь строк о том же времени.

Ты осуждён. Молчи. Неумолимый рок
Тебя не первого привёл в острог.
Дверь замурована. Но под покровом тьмы
Нащупай лестницу – не ввысь, но в глубь тюрьмы.
Сквозь толщу мокрых стен, сквозь крепостной редут
На берег ветреный ступени приведут.
Там волны вольные, - отчаль же! правь! спеши!
И кто найдёт тебя в морях твоей души.

Мои критические замечания о стихах Д.А. – не упрёк поэту, скорее размышления о жестоком времени, лишившем его в расцвете сил среды общения с товарищами по перу, а иногда самого пера и бумаги. Неровности его творчества в значительной степени проистекают отсюда – из недостатка культурного «кислорода». Поэт хотел, как можно больше выговориться, а воздуха не хватало…


ИТОГИ

Они очень противоречивы. Как сложен и противоречив предмет нашего разговора. Мне представляется, что взоры исследователей ещё не раз обратятся к феномену Д.А. Речь идёт не о воздаянии ему каких-то запоздалых литературных комплиментов или о пристальном изучении его визионерского опыта. Феномен Д.А. требует осмысления в плане вестничества, ибо, во-первых, слишком уж много «вестников» развелось в последнее время, и моря контактёрской литературы на книжных прилавках наводят на грустные размышления. Потерян здравый смысл. Не только рядовые люди, но и государственные деятели нередко «смущаются» различными «пророками», астрологами, «ясновидящими». Или, наоборот, тупо отмахиваются от вестей из сфер «другой жизни», как от чертовщины. Во-вторых, из истории нам известно, что к религиозным пророчествам, а также к вестям из Инобытия внимательно прислушивались многие выдающиеся люди. Стихотворению Пушкина «Пророк» предшествовали реальные тонкие образы, увиденные поэтом. Моцарт отчётливо слышал «музыку сфер» и, по собственному признанию, лишь записывал её нотными знаками. Жаловался при этом, что записи несовершенны! Менделеев получил картину периодической системы элементов во сне. Тамерлан повернул своё войско от Москвы, имея устрашающее видение Божьей Матери, которая предрекла ему поражение. Сталин, как уже говорилось, всерьёз отнёсся к визионерству православного ливанского митрополита Илии и выиграл войну. Рузвельт во время второй мировой войны пошёл на тесный союз с Россией, даже находился под сильным влиянием Сталина именно под впечатлением писем из Гималаев, переданных ему через Е.И. Рерих. В письмах чётко очерчивалась грядущая великая роль России в судьбах мира. Документированные примеры можно продолжать до бесконечности.

Ещё больше примеров другого рода. Очень чуткий ко всякого рода приметам и пророчествам А.С. Пушкин, в 20 лет получив пророчество немки-предсказательницы Киркгоф, что умрёт в возрасте 37 лет от руки белокурого человека, всю остальную жизнь, словно влёкся по колее прогноза. Он боялся даже обменяться рукопожатием с человеком-блондином. А в конфликте с Дантесом забыл слова Киркгоф, забыл совершенно, в том числе её оговорку, что поэт доживёт до глубокой старости, если не белокурый человек или не лошадь белой масти… То есть и опять-таки «бабушка надвое сказала». Делай выводы, не влекись бездумно и некритически к предначертанному кем-то концу, чего Пушкин при всей его гениальности не сделал. Но судьба Пушкина – предмет особого рассмотрения. Одним словом, опыт вестничества в наше время, как никогда прежде, заслуживает пристального изучения и осмысления.

Что же в итоге можно сказать о космосе Даниила Андреева и пророчествах автора «Розы Мира»? Во-первых, при всей уникальной образованности Д.А., при всех его литературной талантливости и визионерской прозорливости он - по части видения «Шаданакара» и прогнозов дальнейшего развития человечества – в целом находится вне религиозной традиции. Ни ведическая литература, ни Библия, ни Нострадамус, ни даже известная болгарская пророчица Ванга не отваживались на подробное воссоздание картин будущего, какое мы видим в «Розе Мира». Втискивать сознание человечества в жесткие рамки точных пророчеств нет необходимости и опасно…

Во-вторых, визионерский опыт всех великих поэтов, учёных, политических деятелей прошлого был, как правило, кратковременным. Даниил Андреев, по его собственным признаниям и свидетельствам знавших его людей, видел картины Тонкого мира с некоторого времени почти непрерывно. Факт тоже настораживающий, поскольку аберрации сознания в подобных случаях неизбежны. Это знали православные монахи, проходившие этап «трезвения», когда им по необходимости случалось долго контактировать с Тонким миром. Они расценивали многие увиденные картины, как «прелести». Умели отделять их от состояния «исихии» - тишины, лишённой любых образов и звуков – того состояния, где происходят реальные контакты с Высшими Сферами. Точно также поступают суфии ислама, буддисты и любые другие искатели подлинного взаимодействия с Богом или с Учителем.
Третье. Сам Даниил Андреев к своим визионерским способностям, будучи человеком очень честным, относился противоречиво: с одной стороны, он благодарил Бога за них, с другой видел в них некое Божье наказание, дополнительный по сравнению с остальными людьми крест, возложенный на сознание. А вот как с неожиданной стороны оценивает уникальные способности Даниила Андреева жена писателя: « Я думаю, что инфаркт, перенесённый им в 1954 году и приведший к ранней смерти... был следствием этих (визионерских) состояний, платой человеческой плоти за те знания, которые ему открылись. И как ни чудовищно прозвучат мои слова, как ни бесконечно жаль, что не отпустила ему Судьба ещё хоть несколько лет для работы, всё же смерть – не слишком большая и, может быть, самая чистая расплата за погружение в те миры, которые выпали на его долю». А.А. совершенно права: расплата могла быть куда хуже - безумие. Сама она пережила мужа почти на полвека, придя от мятежных духовных исканий к строгой православной религиозности. Права А.А. и в том, что длительное блуждание мужа по тонким мирам не только сократило ему жизнь, но затруднило достижение подлинных литературных высот и святости в жизни, на что он мог с полным правом рассчитывать в силу своего литературного таланта, благородства души, наконец, мученического искания Истины.

Это тоже повод для очень серьёзных размышлений, поскольку провидческий дар, полученный Даниилом Андреевым от природы, независимо от его воли, в наше время становится предметом нездорового интереса, коммерции, искусственных домогательств. Возникло множество «эзотерических» школ, открывающих «третий глаз» для контактов с Тонким миром. В Америке существуют целые институты, помогающие желающим установить связи с их умершими родственниками или с ушедшими в мир иной гениями. И в России, к великому сожалению, появляются подобные общества и группы. Запретить их в нашем «демократическом» обществе невозможно, но и от фактов никуда не денешься: некоторые получившие «сверхспособности» соискатели либо раньше времени отправляются в инобытие, либо психически деградируют. Церковь можно упрекнуть, что она идёт не в ногу с веком, но она абсолютно права, остерегая людей от всякого рода искусственного раскрытия «духовности» в соответствии с модой века. И одними предостережениями тут делу не поможешь. Та же церковь сплошь да рядом оказывается бессильной в объяснении фактов, когда открытие паранормальных способностей происходит у многих людей неожиданно для них самих, наконец, когда появляются с такими способностями совершенно здоровые дети. Печать окрестила их детьми будущего, детьми «индиго», т.е. детьми с синей и фиолетовой аурой. Как в этих случаях помог бы опыт православного «трезвения»! Но где в храмах или на страницах церковной печати можно услышать и узнать, как использовать методику «умного делания» светскому человеку?

Помню, в 70-е годы я безуспешно искал в церковных библиотеках книги Добротолюбия. Сейчас их можно приобрести в любой церковной лавке. А что могут посоветовать нынешние мастера исихазма современному духовному искателю? Помню также разговор с одним священником о желательности ознакомления людей с основами исихастской практики. Он замахал руками – такая практика без наставника опасна, она возможна только в монастырском затворе. Что же делать многим людям в миру, детям индиго, которые, подобно монахам, подвергаются устрашающим атакам Тонкого мира, а также искушениям его? И что делать, если соприкасаешься с благими «воздушными» слоями? Перекреститься «чур меня!»? Кто научит людей правильному различению?

К части нашей православной церкви, она начинает расширять рамки своей ортодоксии, включать в религиозный опыт православия, достижения светской культуры и даже…Советской власти. В своём недавнем интервью корреспонденту одного из телевизионных каналов второе лицо РПЦ митрополит Кирилл (ныне Патриарх) заявил, что ошибочно рассматривать мир православия только через церковные очки. Православие – это и Пушкин, и Гоголь, и Достоевский, и даже в некотором роде Николай Островский… «Как! - в ужасе переспросил интервьюер. – Вы говорите о писателе, который ради «светлого будущего» был готов пожертвовать жизнью многих людей!» «Что ж, - спокойно возразил митрополит, – христианские государи тоже вели религиозные войны и пролили немало крови. Что же касается Советской власти, то она унаследовала этику христианства». «Вы считаете атеиста Николая Островского – образцом христианской этики?», наседал корреспондент. «Я не считаю Николая Островского образцом этики, но его подвижническая жизнь, его стремление служить счастью людей, при всех ошибках этого писателя, роднит его устремления с устремлениями христианских подвижников».

Сказанное митрополитом можно в полной мере отнести к Даниилу Андрееву. Его визионерский опыт со всеми его сильными и болезненными гранями – важная веха в истории становления русского самосознания. По общему признанию далёких от всякого визионерства людей мы сегодня очень нуждаемся в пристальном изучении мирового религиозного опыта, а не только священных книг христианства для своего выздоровления. Космос грозно стучится в нашу дверь, но разве мы не глухи? Услышавший эти стуки другой вестник и гениальныё сын России, семидесятилетний юбилей которого мы справили в этом году, – Николай Рубцов возгласил: «Россия, Русь, храни себя, храни!»

Вологодский поэт увидел небо России в чёрных крестах новых захватчиков. Но ведь это рать того же Противобога, описанного Даниилом Андреевым. Антихрист, индивидуальный или коллективный, на первых порах прикроет свою суть христианской символикой. Не напоминает ли предчувствие Рубцова пророчества православных старцев о «последних[ временах» христианства.
Мистический опыт Даниила Андреева не только мучителен, но и драгоценен. Бесспорно, православные старцы проходили страшные времена успешнее, чем он. Почему? Потому что во всех своих мытарствах они практиковали непрерывное памятование образов Иисуса Христа и Божьей Матери как охранную грамоту и щит. Д.А. тоже чтил Христа, но, судя по всему, его памятование носило скорее литературный, характер и уж точно не было постоянным. В будущей Розе Мира, как религиозно-братском объединении людей, эта главная составляющая любой религии «правой руки» - всецелая устремленность к Богу - несомненно, станет доминирующей.

Поздний день мой будет тих и сух:
Синева безветренна, чиста;
На полянах сердца – горький дух,
Запах милый прелого листа.
Даль сквозь даль синеет и притин*
Успокоился от перемен,
И шелками белых паутин
Мирный прах полей благословен.
Это Вечной Матери покров
Перламутром осенил поля:
Перед бурями иных времён
Отдохни, прекрасная Земля.

• предел, причал. См. словарь В.И. Даль

Грядущая религия Итога утвердит также Любовь основным стержнем сознания и познания. Об этом Д.А. писал в полном резонансе с Евангелием: «Из святилищ религии Итога… будет излучаться призыв ко всеобщей любви и к свободному сотворчеству». Ушедший сто лет назад смирившимся с мученическим собственным жребием, более того благословившим его, он верил в то, что и тяжкая судьба сверхнарода, так называл он всех россиян, будет искуплена в будущих веках.

ТРИЛИСТНИК

Мой друг, мой присмиревший русский рыцарь!
Среди хамелеонов и ужей
куда нам скрыться, где нам затвориться,
как не в себя, не в собственной душе?

Там места не осталось для иллюзий,
испепелилась с ними и печаль.
Но светится бильярдным шаром в лузе
надежды нержавеющая сталь.

О чем она? О том, что солнце всходит,
что на исходе бесов торжество,
что никогда, ни при какой погоде
нет в мире, кроме правды, ничего.

Все остальное — тени, тени, тени...
За них цепляться — множить боль и грусть.
Опять увязла в тине заблуждений
поверженная демонами Русь.

Что нужно ей и нам? Совсем немного
и Вечность, без имен, без дележа.
Воистину при жизни узрит Бога
сама в себя ушедшая душа.

* * *

Ушедшая в себя душа моя,
ты вовсе не пугливая улитка,
ты всем печалям собственным — улыбка,
чужой беде — надежда и маяк.

Мы — клетки одного большого Тела.
Служить бы да служить Ему, любя,
но мы, как пауки, обезумело
живем и бьемся каждый за себя.

И подмывает речка на излуках
терпенье самыx кряжистых берез,
и Бог, как человек, в великих муках
нас отторгает каждого поврозь.

Да, никуда от Бога нам не деться,
Мы все — из бесконечной той Реки.
Да, Бог и Вечность — любящее сердце,
Прощающее вечные долги.

* * *

Но если не простятся долги наши,
и вал шестой подымет океан,
и Ангелы прольют на землю чаши,
как говорил апостол Иоанн,

я верю, мой народ не сложит крылья
среди еще неслыханных тревог,
мы Божеские страсти проходили,
нам преподали дьявольский урок.

Нас без конца мутило и штормило
и по своей, и по чужой вине.
Мы ношу, предназначенную миру,
несли за всех. И сил у нас вдвойне.

Лукавые! Вам кажется, что плохи
дела у нас. Но взвесит Судный День
всю трагедийность сталинской эпохи,
все шутовство сегодняшних затей.

Засветятся, рассветные одежды
седьмого дня во мраке трех шести
терпения, смирения, надежды
и красоты, чтоб крест свой донести!

(К СТАТЬЕ «ШОЛОХОВ И СОЛЖЕНИЦЫН»)

Ах, власть советская, твой час
Был ненадолго вписан в святцы.
Ты гнула и ломала нас,
Пришел и твой черед сломаться.

Бывало, на тебя ворчал,
Но не носил в кармане кукиш.
И поздно вышел на причал,
Что никакой ценой не купишь.

Когда сегодня Страшный Суд
Долги последние свершает,
А телевизионный шут
На торг всеобщий приглашает,

Я поминаю дух и прах
Отцов, которые без хлеба,
Отринув всякий Божий страх,
Как боги, штурмовали небо.

Не убивал и не убью,
Не принесу свидетельств ложных,
Но их по-прежнему люблю,
По-детски веривших, что можно

Через кровавые моря
Приплыть к земле без зла, без фальши.
Смешная, страшная моя,
Страна-ребенок, что же дальше?