|
1.
Котел, кипящей меди полный,
Катил по небу жаркий день,
А на закате плетью молний
Отары туч погнал Ульгень.
Горел костер.
Бурдюк бездонный
Всю ночь поил веселый той.
Но трезв был хан луноподобный,
Плечистый, гибкий, молодой.
Он силы выказал немало
В тигрином теле и в уме,
Его солдаты и шаманы
На белой подняли кошме
И посадили на коня
Новопрестольного владыку,
И мчалась с грохотом и гиком
Лавина всадников, звеня.
Неумолим обычай древний:
Аркан метнули —
На земле
Хрипел поверженный и гневный
Правитель в кожаной петле.
— Скажи, как властвовать намерен,
Соврешь — погибнешь от петли!
— Клянусь богами, буду верен
Законам неба и земли.
И много туч сменило небо
И белых шуб зимой — Онон.
И хан, конечно, ханом не был,
Когда б небесный чтил закон.
Заматерев душой и телом,
Он волю захотел свою
Иным краям, чужим пределам
В кровавом навязать бою.
2.
В том ханстве, до поры негордом,
На грани тверди и небес
В пещере обитали горной
Старик-отшельник и певец.
Один пророчествами славен,
Другой — чудесным ладом слов.
И за обоими послали
Не то конвой, не то послов.
Хан поглядел в лицо пророку,
В глаза певцу и так спросил:
— В какую ратную дорогу
Мне положить избыток сил,
Чтоб песнями по белу свету
Я был прославлен на века?
И с нетерпением ответу
Внимал святого старика.
И был ответ ему:
— Дороги
С попутным ветром иль грозой
Нам выбирают в жизни боги,
А наш удел — услышать зов.
Но люди сочиняют песни,
И только те звонки из них,
Что поднимают в поднебесье
Величье подвигов земных.
И был ответ перетолкован —
За солнцем вслед идти войной.
Восток издревле ценит слово,
В котором мысль, как зверь степной,
Вольна лететь, куда захочет.
Гремят на западе мечи.
…И страждут дни,
И стонут ночи,
А песня радости молчит.
3.
О, человек, пока свой жребий
Ты не познал и не обрел,
В земной юдоли
И на небе —
Ты утлый челн во власти волн.
Ты всюду ищешь обладанья
И постоянства в суете,
И потому огонь страданья
Тебя преследует везде.
О, человек, пока свой жребий
Ты не познал и не обрел,
В земной юдоли
И на небе —
Ты утлый челн во власти волн.
Ты жаждешь самоутвержденья,
Ты домогаешься утех,
Но в мире все проходит тенью —
От малой щепки до Ульгеня —
Закон один,
один для всех.
Он Колесо Вселенной вертит,
В нем нет добра,
но нет и зла.
На гребне жизни,
в яме смерти
Почувствуй мерный взмах весла.
Стремись в великом океане
Движеньем стать —
и Колесо
Рукам твоим послушным станет
И растворит добро и зло.
Ты станешь жизнью беспредельной,
Что в каждой капельке видна.
Так победи свою отдельность!
4.
Гремит на западе война.
К обозу ханскому причислен
Глядит певец во все глаза,
Как червь не успевает чистить
От трупов пашни и леса.
Как бьется насмерть безоглядно
Чужой отчаянный народ,
Но весь за весью,
град за градом
Пришельцам грозным отдает.
А хан… Он озирал полмира,
Простертые под ним в пыли,
И страсть горячая палила
Стать властелином всей земли.
И этой страстью ослепленный,
Не мог понять он вечный суд,
Не мог почувствовать закона,
Что Равновесием зовут.
Не ведал хан, что слишком молод
Им завоеванный народ,
Что ханский меч,
Как добрый молот
Его в единстве откует.
А кровь баторов ханских славных,
С чужой смешавшись кровью,
в срок
Родит орла,
И он двуглавый
По кровно-царственному праву
Воззрит на запад и восток.
4.
Не ведает певец смиренный,
Что льётся кровь не волей нас,
Но волей судеб.
Среди тлена
не сводит с неба грустных глаз.
Поет он о бессилье смерти,
О том, что и в самом аду
Не затемнит жестокосердье
Бесстрашье, честь и красоту.
Хоть малой струйкой,
Но, упрямо
Буравя времени гранит,
Приходит даже в царство Ямы
Священной истины родник.
Словам певца с улыбкой странной
Внимали воины и хан.
И смысл их главному шаману
Совсем не нравился.
Шаман,
Как полоз вкрадчивый и лысый
На ухо хану прошипел:
— Никто из подданных не слышал,
Чтоб о тебе певец запел.
Не отчеканена в преданьях
Судьба великая твоя.
— Что скажешь хану в оправданье?
Певец растерянно стоял
Перед владыкой.
— Песня зреет,
Дай все обдумать до конца.
Но плеть державного презренья
Ожгла молчащего певца.
— В глазах лукавых нет восторга,
Я вижу в них один обман.
Пускай же истину исторгнет
Из лживых уст святой аркан!
Сплелась петля на тонкой шее,
Заржал заоблачный Изык.
Хрипит певец. В глазах темнеет,
Чернеют губы и язык.
— Скажи всю правду, подлый мерин!
И губы тихо донесли:
— Клянусь богами, буду верен
Законам неба и земли.
5.
Законы… Нет, они не те же
Для дел земных и для небес.
Мечтой напрасно душу тешил,
Что обретет слова, певец.
И строчки из себя не выжав,
Перед владыкою возник:
— Луноподобный, ты унижен
Лжеобещанием…
Казни.
— Казни! — сучил шаман ногами,
Но вместо головы к ногам
Певца
упал мешок с деньгами.
— Иди и пой на страх врагам,
На радость истине и чести,
Ты муж, не знающий греха.
И первый раз, не знавший лести,
Певец запел:
Великий хан…
6.
Он возле гор дворец построил,
Собратьев в нем собрал своих,
Вниманьем теплым удостоил
Заслуженных и молодых.
Здесь каждый мог свободной темой
Себя прославить на века.
И громче всех хозяйский тенор
Звенел на праздниках.
Пока
Не убежали в степь бродяги,
Когда туда пришла весна.
Вкусившему бродячей браги
Вода стоячая пресна.
Что скакуну все яства ханства,
Зачем ему лихая стать,
Коль начал в стойле спотыкаться
Без звезд,
без ветра,
без хлыста!?
Тускнеет старых песен жемчуг,
Скисает прежних чувств кумыс.
Уже министры хану шепчут:
—Звезда певца скатилась вниз.
Но думы пряча под улыбкой,
Хан гнул свое и не спешил,
Глядел, как ком обиды липкой
Певца оплывшего душил.
И все свершилось по закону,
Уста шепнули:
— Славный хан…
А песни стали бить поклоны,
Припав к верховным сапогам.
Низались звуки как монисто
И так певец вошел во вкус
Что стал в конце концов министром
Наук придворных и искусств.
7.
О, Мара, искуситель давний!
Ты не даешь забыть завет —
Трудней на свете испытаний,
Чем сытостью и славой нет.
Пытаешь ими самых крепких,
Но и тебе не по плечу
Держать их в золоченой клетке,
Задуть сердечную свечу.
…Вбирая опыты Вселенной,
Смеясь и плача без конца,
Сквозь опыт воплощений тленных
Мы все равно в Чертог Отца
Приходим.
…Высится, насупясь,
Из-под серебряных овчин
Горы знакомой семизубец,
Где старец мудрый опочил.
Где долгой собирал аскезой
Ручьи сердечного тепла,
Чтоб в Кали-югу, век железный
Любовь забытая текла…
Добрался в горы утром ранним,
Покинув хана и дворец,
Болезнями себя изранив,
Вконец измученный певец.
Упал на камни, тихо плача,
Ладони на груди сложил:
— Прости, отец, что я иначе,
Чем ты хотел,
и пел, и жил.
Что слез чужих я мало вытер,
Своих, увы, добавил в свет.
Но Мару я возненавидел,
А с ним —
и Колесо сует.
Прости.
И горы отвечали:
— Прощенья нет, как и грехов.
А над причинами печалей
Бессильна даже власть богов.
Беде и счастью неизменно
Мы сами —
и отец, и мать.
Трудись же в Космосе безмерном,
Как часть его, чтоб Целым стать.
Трудись на благо всем живущим,
Разматывая знанья нить,
Старайся жить всечасно Сущим
И даже Мару полюбить.
Ведь злой он и подслеповатый
Тебя кусает, как оса,
Чтоб ты не спал,
Чтоб ты когда-то
Познал Причину Колеса
И сам сменил в дозоре вечном
Планетных духов за рулем.
О, человек, стань человечным.
Ом.
1983
|
