|
Страница 2 из 2 Он был далёк от того, чтобы считать себя святым, но была в его снах и святость. Великую счастье Булгаков обрёл в любви к Елене Сергеевне Шиловской, ставшей его женой в 1927 году. Она была ангелом-хранителем писателя при жизни, а после смерти хранителем великого романа, который довела до публикации почти через тридцать лет со времени написания. В русской литературе ХХ века два примера столь мастерски описанной высокой любви: булгаковский в его великом романе и шолоховский в «Тихом Доне». Но автор «Мастера и Маргариты» не только опоэтизировал большую любовь, он прожил её.
Три замечательных женщины прошли через его жизнь: Т.Н. Лаппа, Л.Е. Белозерская и Е.С. Шиловская. Все три спасали, вытаскивали его из котлов с горячей и холодной водой, куда попеременно окунала писателя советская действительность. С Есениным и Маяковским она расправилась быстрее, как мне кажется, потому, что рядом с ними не было достойных подруг.
Боги, боги, неужели и вам снятся только сны!? Как увидеть реальность?
Если реальностью называть неизменяемую действительность, то, наверное, таковой не существует даже для богов. Буддисты говорят что за Нирваной следует Паранирвана, потом Метанирвана… Но если всем нам, смертным и бессмертным, суждены вечные сны, то пусть они, по крайней мере, будут прекрасными. А как оценишь красоту, не сравнив её с безобразием? Как узнаешь радость, не испытав страдания?
Полёты из одного мира в другой, участие в рождении миров, высекание искр гармонии из каменного хаоса, страдальческое изнеможение и восторг создания новой прекрасной формы, оставление её ради сотворения новой… – не это ли единственно возможное счастье? Тогда все беды мира превращаются в препятствия, которые ждут своего одоления. Ради чего? Ради великой, нескончаемой, прекрасной и страшной Неизвестности.
Он ушёл в Неё, как уже говорилось, 66 лет назад в полном изнеможении сил на руках у Елены Сергеевны и её сестры Ольги Бокшанской. Процесс ухода был мучительным, почки совершенно отказали, и ядовитые отходы организма проникли всюду, вплоть до мозга. Но момент ухода был тихим и благостным. Боги, принимая своего любимца, освободили его в последние минуты от страданий. Также до последнего вдоха, как сообщила в письме своей матери Ольга Бокшанская, «юмор не покидал его».
2006
Упрёки эпохе смешны и грешны,
как жалобы музе на то, что не пишется.
Вот тёплые дни, наконец-то, пришли
в коротком и пышном растительном пиршестве.
Скрижаль изумрудную пишет трава,
ничуть не печалясь, когда по ней топчутся.
И ты, отправляя в пространство слова,
не слишком заботься, как примет их общество.
Живая чеканка легла бы на лист,
надежда свила бы гнездо на печали.
А в смуте сегодняшней сам Трисмегист
замечен и выслушан будет едва ли.
Бесчинствует всюду разбойничий век,
в крови не сгубил, так берёт нас измором.
Прими его вызов, как сталинский зэк,
оставивший в памяти дым «Беломора».
(Б. Л. ПАСТЕРНАК) «СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК» ПОЭЗИИ
Я без улыбки не могу, не скрою,
читать стихи поэтов той поры,
когда была поэзия игрою,
ещё не знавшей истинной игры.
Их ранил тусклый свет аптеки рядом
или беззубый царский манифест…
Не тронутые настоящим адом,
они не знали, что такое крест,
когда за слово ставили под пули
или гноили в дальних лагерях…
Иные из поэтов тех уснули,
младенческие песенки творя.
Но были и такие, что споткнувшись
о новых истин каменный порог,
сумели победить себя и ужас,
понять, каким порой бывает Бог.
Отбросив ненадёжную манерность,
«впав, словно в ересь»,
в чудо простоты,
они несли к ногам России верность,
живые — не бумажные цветы.
Так «будь же ты вовек благословенна»
судьба страны, сумевшей превратить
гонимый дух серебряного века
в алмазную сверкающую нить.
|
