|
Страница 1 из 2 (послесловие к сборнику «Годовые кольца», 2006 г.)
«Поэзия есть особая форма духовной и душевной работы. Меня вот всю жизнь раздражали стихи Николая Заболоцкого «Не позволяй душе лениться». Они казались мне декларативными, «лобовыми» и неумными. Просто само-компромат глубокого и оригинального поэта. Лишь недавно я поняла, что он предельно точен в своей поэтической формулировке. Эти стихи про вечную борьбу с ленью души – практическое пособие по тому особому духовному «деланию», каковым и является поэзия.
Ибо сердца человеческие имеют необъяснимую и неистребимую склонность засыпать и как бы затягиваться ледяной коркой невосприимчивости к живой истине мира. Если эту «наледь» ежедневно и ежечасно не растапливать, не жечь глаголом – случается то, что Гончаров назвал «Обыкновенной историей». То есть, банальное, рутинное умирание души. Странное и малоизученное свойство человеческой натуры…
Для поэта не только мир – путешествие вглубь себя, но и само внутреннее пространство – целая вселенная. Его можно назвать первооткрывателем новых земель, неизвестных территорий того, что зовется «я». Это своего рода географ, первопроходец, сталкер, почти на ощупь прокладывающий карту троп и маршрутов человеческой души. Он, «не позволяя ей лениться», забирается в такие дебри этой «зоны», куда доселе не ступала нога робких, ленивых, нелюбопытных или сверх меры умных граждан мира сего. А затем находит для этих областей особые слова - глаголы, жгущие сердца. Так рождается поэзия.
Великие поэты прошлого тем и отличались от сегодняшних профессионалов (хотя, разумеется, не были любителями), что выполняли эту работу, выдерживали это огромное душевное напряжение. Потому что то самое сакраментальное вдохновение - это энергии высочайшего напряжения. Это - как находиться под током, в потоке заряженных частиц. Это требует одновременно и железного здоровья, и утонченности нервов – струн души. Поэт – не просто человек, могущий увидеть то, чего не могут видеть другие, потому что им, как говорится, некогда. Следует помнить, что дело поэта - проникновение в суть вещей и явлений, и облечение этой сути в те самые «глаголы». Для этого требуется особый склад личности. Готовой к напряженному труду души, к огромной чуткости сознания, к сильной оптике внутреннего зрения, к особому строю слуха – чтобы улавливать то, что автор «Двенадцати» называл музыкой, а Мандельштам – мировым гулом. Поэтому поэзия – удел не только утонченных, но и очень сильных людей. Все большие русские (и мировые) поэты были людьми железного здоровья. Ели этого нет - незачем и рисковать. Есть много других, не столь трудных и уж гораздо более высокооплачиваемых сфер деятельности.
Потому что это действительно удивительный случай: человек в свои 75 лет пишет зачастую по десять, а то и более, стихотворений в сутки – и так продолжается уже не одно десятилетие. И лирический поток только нарастает! Как такое возможно? Бог весть. Ну, кое-что объясняет тот факт, например, что в эти свои годы он отжимается 150 раз подряд - ежедневно, уже много лет подряд. Зимой часами гоняет на лыжах. Летом - ездит в горный Алтай, чтобы снова подняться на какую-нибудь из своих любимых вершин. Строен, подтянут и, по мнению друзей, похож на Дон Кихота - своего любимого героя. Да, пожалуй, похож. С одной поправкой: этот рыцарь - не Печального образа, а Радостного. Мой отец – человек по-настоящему веселый.
Главная тема его творчества – радость. Он часто повторяет любимую формулу - радость есть особая мудрость. Которая, как говорится, достигается упражнением. Есть такой невозможный вопрос, который всегда задают людям искусства: «Над чем вы сейчас работаете?» Так вот, Юрий Ключников над стихами не работает. Он ими живет, с радостью и изумлением наблюдая, как они рождаются.
А работает он – над собой.
Судьба, опыт жизни - многое объясняют в его творчестве. Военное детство. Эвакуация семьи из Украины в маленький шахтерский городок. Отнюдь не книжная юность. В полу-уголовном Ленинске Кузнецком – иные нравы. Драки, занятия боксом, и танцплощадка – как центр культурной жизни. И все же образование получил классически «поэтское», университетское, специальность - филология. Затем - работа журналистом в Новосибирске. В газетах, на радио. Районные командировки, какие-нибудь там передовицы про передовиков, все, как полагается в 60-е. Наконец, как говорится, пошел человек на повышение – направлен в Высшую партийную школу в Москве, живет там с семьей несколько лет. Все складывается так удачно – уже предлагают место в аспирантуре при ВПШ, уже светит жилье в столице, уже маячит где-то карьера по линии «партейной» журналистики… Но на курсовых семинарах он слишком бурно отстаивал мысль о том, что церковнославянское искусство – вот исторический двигатель прогресса древней Руси, а отнюдь не классовая борьба, как учит тут товарищ профессор. Непозволительная ересь! И досье «идеологически неблагонадежного» скроилось само собой, автоматически. О карьере в столице пришлось забыть навсегда…
Жалел ли мой отец о том хоть однажды? Вот уж нет. Ни дня. Он обожает свою Сибирь. Считает ее лучшим обиталищем для воинов и романтиков. Здесь прекрасные, экстремальные условия для исследования и шлифовки духа! А именно этим делом он и занимается всю сознательную жизнь.
(Сухой остаток «московского периода»: 1) блестяще выучил французский; 2) в спецхране Ленинки начитался лучшей мировой философии – недоступный по тем временам пир для ума; 3) однажды в общежитии ВПШ, будучи, честно говоря, не слишком трезвым, получил свой первый опыт мистического прозрения, что наложило огромный отпечаток на всю его жизнь. Что ж, вполне в традиции! Сказал же великий: «Пускай я иногда бываю пьяным, зато в глазах моих прозрений дивных свет!»).
…Вернувшись из столицы в Новосибирск и работая на разных уважаемых должностях (на областном радио, в издательстве «Наука», в кинохронике), Юрий Ключников принялся свое клеймо «идеологической неблагонадежности» активно расширять. Не сразу и не нарочно. Просто так пошла траектория его духовных поисков. К началу 80-х клейма в его в судьбе было уже негде ставить. Он никогда не диссидентствовал и любил свою родину. Дело было хуже. Он был богоискателем!
А поскольку коммунистическая идеология омертвела и ведет страну в тупик, думалось ему, то самое время ее обновить. С этой целью мой отец с группой единомышленников подали в обком КПСС обстоятельное письмо, в котором предлагалось реанимировать догмы марксизма-ленинизма идеями Живой Этики. Наивное прекраснодушие этого начинания дорого стоило всем «подписантам». Власти жестко, путем многочисленных «проработок» постарались каждого заставить каяться. Кого-то сломали, кто-то отступил, признал ошибку. В случае с моим отцом – бесполезный был номер. Сибирский Дон Кихот стоял за свои убеждения насмерть. И тогда ему решили перекрыть кислород. До тюрьмы-сумы-психушки не дошло, все же дело было уже на самом излете эпохи застоя, за пару лет до начала перестройки. Обошлось исключением из партии, увольнением с работы и полной невозможностью работать по специальности. Двери всех интеллигентских контор закрылись перед «опасным мракобесом» навсегда.
Так окончилась борьба нового рыцаря с ветряными мельницами коммунизма. Он не знал еще, что мельницы те обветшали настолько, что скоро рухнут под собственной тяжестью. И он принял вызов судьбы так: пошел грузчиком на хлебозавод. Надо же чем-то кормить семью. И затянулся этот процесс лет на шесть. А было ему в ту пору уже под 50.
…И причалил я в тот же час
С полуострова «интеллигенция»
К континенту «Рабочий класс».
|
