|
Бьются волны Катуни о берег,
бьются капли дождя о металл.
Он сидит на пригорке, не веря,
что уже металлическим стал.
Он привык до рассвета трудиться,
а не бронзой блестеть на виду,
и сидит, невесёлая птица,
руки-крылья сложив на ветру.
Что он хочет поведать истокам
и они его сердцу – о чём?
Что рассветную правду Востока
от закатного Запада ждём?
Он ведь жил и работал в надежде
нас поднять из кровавой грязи.
И теперь напряженно, как прежде,
озирает пространства Руси.
Кто его вспоминает, как сказку,
кто зевнёт сквозь дремотный оскал.
- Как же, знал загулявшего Ваську,
нет плетня, под которым ни спал!
Да, болел, чем больна и Россия.
Но пахал её поле за всех
и в зените своём пересилил
наш хмельной затянувшийся грех.
Ну, а мы еще маемся, вздорим,
призываем торговый рассвет…
Он сидит на бессменном дозоре
одинокий казачий пикет.
* * *
За что нас так не любят мудрецы,
расчётливого Запада поклонники.
За лень свести начала и концы?
За несогласье лирики и логики?
За то, что неизвестный всем вчера
хмельной мужик, заснувший в подворотне,
проснуться может гением пера
и всенародным баловнем сегодня.
Опять заснуть. О. русская душа!
Веками ты смущаешь трезвый Запад.
Он смотрит на свершенья, не дыша,
а мы на них накладываем лапу.
И правим, и ломаем, и творим,
и за бесценок отправляем в лавку,
и по старинным правилам своим
пускаем вновь и вновь на переплавку.
И крестимся, когда лишь грянет гром,
И лезем снова без оглядки в пекло,
И в этом пекле, улыбаясь, мрём,
И неизменно восстаём из пепла.
|
