Художник и Поэт

Открылась бездна, звезд полна,
Звездам числа нет, бездне дна…
Для вящей славы божества
Там равна сила естества.

Открывший атмосферу на Венере, Ломоносов естественно предположил присутствие на ней людей и со свойственной ему непосредственностью и парадоксальностью рассуждал так: «Ежели на планетах есть живущие там люди, то какой они веры? Крещены ли они в веру Христову? Ежели кто про то знать или обратить в нашу веру хочет, тот пусть по евангельскому слову туда пойдёт. И как свою проповедь кончит, то после пусть едет на Венеру. Только бы труд его там не был напрасен. Может, тамошние люди в Адаме не согрешили»
Понятно, что подобными пассажами Ломоносов лишь умножал себе число врагов, не только в научной, но и в церковной среде. Но, как говорится, Платон мне друг…
Своими натурфилософскими воззрениями Ломоносов заложил основы русского космизма, который позднее мощным потоком влился в мировую мысль трудами Федорова, отцов Флоренского и Булгакова, Циолковского, Чижевского, Вернадского, Блаватской, Рериха.
Вера в Творца соединялась у Ломоносова с непреклонной верой в самого себя, в свое предназначение, которое он понимал как служение Воле Всевышнего, России и людям. Вот уж кто в самом деле знал, что «царство Божие внутри нас есть». Он писал об этом в стихах.

В терпении моем, Зиждитель,
Ты был от самых юных дней
Помощник мой и Покровитель,
Пристанище души моей.
От чрева матерня тобою
И от утробы укреплён,
Тебя превозношу хвалою,
Усердием к Тебе возжжён.
Враги мои чудясь смеются,
Что я кругом объят бедой,
Однако мысли не мятутся,
Когда Господь – Заступник мой.

И в прозе:
«Я бы охотно молчал и жил в покое, да боюсь наказания…от Всемогущего, который не лишил меня дарования,…дал терпение, и благородную упрямку, и смелость к преодолению всех препятствий и к распространению наук в отечестве, что для меня всего в жизни дороже».

Понятно, почему одиночество такого человека было согрето неугасимым внутренним огнём, почему умирать ему было не страшно.
Понятно и умонастроение сегодняшней страны, потерявшей идеологическую опору и ищущей её снова в традиционных православных ценностях. С тяжелым сердцем можно понять, но никак не принять позицию иных академиков и даже руководителей РАН, стремящихся найти эти ценности не столько у Ломоносова, сколько у властных чиновников, по сути участвовавших в разрушении страны и ее научного потенциала. Продолжатели дела Шумахера неуничтожимы всюду: в науке, искусстве, политике и в церковных делах тоже.

В 1761 году в Записке «О сохранении и приращении русского народа» Ломоносов писал: «Ежели надлежащим образом духовенство свою должность исполнять будет, то благосостояние общества несравненно и паче чаяния возвысится, затем что, когда добрые нравы в народе чрез учинение страха (Божия) усилятся, меньше будет преступлений, меньше челобитья, меньше ябедников, меньше затруднения в судах и меньше законов. Хорошо давать законы, ежели их исполнять есть кому» (Выделено мной –Ю.К.). Многое в Записке устарело, многое выглядит наивным, но поражает общий тон её, по-отечески заботливый и бесстрашный, Ломоносов не боится пойти наперекор многовековым установлениям, он бросает вызов и самой православной церкви.

И опять же делает это не ради философского вольномыслия, не ради абстрактного фрондёрства, но руководствуясь исключительно интересами «народной пользы». Так, например, говоря о «великой» детской смертности в России в самом малом возрасте, Ломоносов видит одну из причин в холодной воде, которой крестят детей. «Попы не токмо деревенские, но и городские крестят младенцев в воде самой холодной, иногда и со льдом, указывая на предписание в требнике, чтобы вода была натуральная без примешения, и вменяют теплоту за примешанную материю... Однако невеждам-попам физику толковать нет нужды, довольно принудить властию, чтобы всегда крестили водой летней, затем что холодная исшедшему из теплой матерней утробы младенцу, конечно, вредна…»

Другую причину «умаления» великого народа Ломоносов усматривает в несвоевременности великого поста, когда человек терпел сначала недоедание, а потом неумеренно разговлялся зимой при авитаминозе. И вполне рассудительно заключал, что обычаи, перенесённые из православных стран южных, «негожи» для северной России, Синод, разумеется, видел в таких писаниях учёного «дерзость» и «сумнительство».
В Записке есть предложения, касающиеся чрезмерного «утеснения» крестьян, пьянства, разбоев, бегства людей из России, то есть всего того, что в наших нынешних «демократических» условиях, при новой расстановке сил и укоренившемся безверии тяжким молотом обрушилось на головы простых русских людей. Кое что из современных реалий великий учёный не мог, разумеется, видеть даже в страшном сне.
Записка «О сохранении и приращении русского народа» при жизни Ломоносова не была опубликована, с купюрами её печатали и в последующие века. Сегодня идеи этой Записки озвучил А.И Солженицын, неправомерно приписав их графу Шувалову. Так что мы и поныне в долгу перед Ломоносовым, который заботился о том, чтобы нас было больше еще в ту эпоху, когда угроза русской демографии только намечалась.
Он остро чувствовал собственное назначение, незримую пуповину свою, связующую его с Творцом и с Россией одновременно. Подобно Пушкину (или Пушкин, подобно Ломоносову, время не играет в таких случаях существенной роли) он знал, что является оглашателем воли Божьей, что обязан «обходя моря и земли, глаголом жечь сердца людей».

О вы, которых ожидает
Отечество от недр своих
И видеть таковых желает,
Каких зовёт из стран чужих.
О ваши дни благословенны!
Дерзайте, ныне ободренны,
Раченьем вашим показать,
Что может собственных Платонов
И быстрых разумом Невтонов
Российская земля рождать.

План несостоявшегося разговора с Екатериной II, который приведен в начале наших заметок был завещанием и напутствием Ломоносова потомкам. Каждый пункт дышит заботой о России, горечью и надеждой, каждое слово животрепещет сегодня.

В замечательной книге о Ломоносове, вышедшей в 1990 г и принадлежащей перу современного писателя-патриота Евгения Лебедева, говорится:
«Всё в плане более или менее ясно. А вот пятый и шестой пункты достаточно туманны. С «дедикациями» понятно: это посвящения великому князю Павлу Петровичу «Российской грамматики» и «Краткого описания разных путешествий по Северным морям». Но каким образом «дедикации» могут быть связаны с «местом»? Что это за «место»? Почему вдруг Ломоносов заговорил о «месте» в «чужих краях»? Очевидно, «место», о котором говорится в пятом пункте, это место вице-президента Академии. Что же касается пункта шестого, то его комментаторы обходят молчанием. Едва ли Ломоносов говорит в нём о намерении поискать места «в чужих краях» (очевидно, именно такой смысл ломоносовского текста смущает комментаторов и они молчат). Здесь другое: Ломоносов собирался обрисовать Екатерине безвыходность своего положения в Академии, исходя именно из принципиальной невозможности и нежелательности для себя выехать в «чужие края», - в отличие от академиков-иностранцев, которые всегда могли вернуться к себе в Берн, Тюбингем, Геттинген и ещё нивесть куда. Подавляющее большинство научных замыслов и начинаний Ломоносова было направлено на пользу России и вызвано потребностями собственно русского культурного развития – так что он со своей культурно-просветительской программой пришелся бы не ко двору в любой западноевропейской академии. А в родной Академии реализовать эту программу не дают чиновники-иностранцы. Для русского учёного её стены превращены в тюрьму.

Теперь становятся в полной мере понятными его слова: «Все любят, да шумахерщина». Внешние знаки внимания, оказываемые Ломоносову, в создавшейся ситуации даже досадны ему. Он пережил своё честолюбие. Покуда процветает «шумахерщина» – злейший личный враг Ломоносова, - представляющий исключительную и мало кем учитываемую опасность для Русского государства, не будет ему покоя.
«Шумахерщина» и является главной темой предполагаемой беседы. Именно на её фоне мощно звучит в заметках Ломоносова и личный мотив (пункты 8,9, 10), не требующий разъяснения. За исключением, может быть, начала второй латинской фразы. Так же, как и первая, она взята из Цицерона. Полностью фраза выглядит так: Pro aris et focis certamen, то есть «Борьба за алтари и домашние очаги». Тут содержится самобытная и глубокая, как ни у кого из современников Ломоносова, оценка деятельности Петра, её исторического смысла и культурных последствий: вот ради чего борьба! Россия, только что пережившая бурное время петровских преобразований, менее всего должна испытывать чувство «неполноценности» перед Западной Европой. Учиться у Запада безусловно необходимо. Но учиться, полагаясь на свой разум, на свои ресурсы, учитывая насущные потребности и внутреннюю логику своего развития. Только такое ученье могло быть плодотворным, ибо и сама Россия несла с собой уникальные ценности в сокровищницу мировой культуры.
Нравственная (и одновременно государственная) задача, которую ставит Ломоносов, заключается, следовательно, в том, чтобы сделать эту «борьбу за алтари и домашние очаги», за «достоинство россиян» краеугольным камнем всей русской политики, что будет невозможно, если эта «борьба» не станет личной потребностью императрицы. Тауберг (наследник Шумахера –Ю.К.) и его креатуры» протянули свои цепкие руки к чему-то неизмеримо большему, нежели русская наука или русская казна…
«Ежели не пресечёте, великая буря восстанет». Конец цитаты

Он прорвал своё одиночество после смерти.
Время показало, насколько дальнозорок оказался Ломоносов в своих пророчествах. И не только негативного порядка. Пункт десятый комментированных заметок «обо мне дети отечества пожалеют» воплотился в трудах Пушкина, в пафосе его «Бородинской годовщины» и «Клеветникам России», в литературной и дипломатической деятельности Тютчева, который, подобно Ломоносову воевал с Шумахером своего времени - министром иностранных дел Нессельроде. Научную и патриотическую линию Ломоносова продолжал Менделеев. В иных условиях, когда «великая буря» уже прошла над Россией, первородство Родины отстаивал перед новоявленными шумахерами Сергей Есенин. И теперь, когда новая «либерально-рыночная» гроза, организованная теми же таубергами и шумахерами, сгустилась над Россией, дело Ломоносова продолжают в литературе Валентин Распутин, Василий Белов, Станислав Куняев, Александр Проханов, Александр Зиновьев, Игорь Шафаревич; в науке - целый ряд учёных, не покинувших родину в поисках, где «лучше кормят»; уцелевшие от «либеральных» погромов патриоты - в политике и тысячи других сынов России на всем её урезанном, но всё ещё великом пространстве. Время покажет, сумеют ли эти люди, как и мы вместе с ними – все, кого можно назвать одним словом – «государственники», отстоять Государство Российское от новых напастей.

Эти напасти в форме политических, экономических, моральных катастроф, а также в виде очистительных природных гроз, предсказанных Библией и другими религиозными источниками, хлынули не только на Россию, они угрожают всей планете. Возвращаются времена, когда наука не конфликтовала с религией, но совместно исследовали коренные проблемы бытия. В этой связи полезно вспомнить слова великого древнего грека“, быстрого разумом” и глубоко верующего Плотина, последователя Платона.
“Если есть безоружные, хорошо вооружённые их побивают. Не дело Бога сражаться вместо тех, кто не хочет драться. Закон таков, что на войне спасает храбрость, а не молитва. Чтобы получить урожаи, надо не молиться, а возделывать почву, и если пренебрегаешь здоровьем, будешь болеть… Если злые люди стоят у власти, то это из-за трусости их подданных, и обратное было бы несправедливо».
Под каждым словом древнего язычника мог бы всей своей жизнью подписаться истинно православный христианин Михаил Васильевич Ломоносов.

РУССКИЙ ДУХ

Часто слышим чей-то писк мышиный,
что на нём квасной любви печать.
Кровь не квас, и сердце не машина,
чтобы нефть за доллары качать.

Если же захочешь разобраться,
что за дух кипит у нас крови,
знай, что дышит он тоской по братству,
пахнет грустью по святой любви.

Злом за зло врагам мы не платили,
спину не седлали никому,
рыбу не ловили в мутном иле
на потребу хитрому уму.

Духу русских все на свете знаки
ведомы, когда в них свет зари.
Брата принимаем в Пастернаке,
в Че Геваре, в Сент-Экзюпери.

Он один среди иных, быть может,
верит, что Светильник не потух.
Свет зари грядущей чует кожей
то, что называем «Русский Дух».

29 августа 2005 г.

(А. С. ПУШКИН)

* * *

Говорят, что две тыщи девятый
Нам все переменит,
Что поднимет Россию с колен,
Только чуть подожди.
Улыбается Пушкин,
Два века он наш современник,
Он не верит тому,
Что пророчат волхвы и вожди.
Улыбается Пушкин, он знает,
Что счастье, как пряник
Или куклу ребенку,
Никто не положит в наш дом,
Что пока мы сердца
Не очистим от всяческой дряни,
Все закончится прахом,
Разборками или костром.
Улыбается Пушкин,
Химер не оставив для рабства
И свободу воспев
В первозданной ее чистоте,
Ту, к которой мы можем
Лишь в духе и в тайне прорваться,
Потому что иной
Не бывает свободы нигде.
Улыбается Пушкин
Гармонии освобожденья,
Даже боги летят
На её ослепительный свет.
Потому что она,
Как всемирный закон тяготенья,
Управляет Вселенной,
А значит, пределов ей нет.

1998