|
ГЕНИИ РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ
ПОЭТ
Когда рука теряет силы,
А ручку ублажает стиль,
Стихам Державина Гаврилы
От смуты впору увести.
Был прямодушен, простодушен,
Горяч, любезен и востер,
Любил поесть,
Но даже ужин
Червонной одой ввысь простер.
Как скульптор, древний правил хаос,
Парил под солнцем налегке.
И брел, местами спотыкаясь,
Как пьяный, в русском языке.
Нет, не ленился и не трусил
Над трудной строчкой ждать зарю.
Но мнил важней служенья музе
России службу и царю.
Ей — всю любовь,
Ему — старанье,
Обоим — правду и добро
В юстиц-делах , на поле брани…
А после всех работ — перо.
Короче, был по нашим меркам
Совсем не профессионал.
Но вот прошел времен проверку
И даже в гении попал.
1985
ВСПОМИНАЯ КЛАССИКА
Хаос повсюду, что ни говори.
Весенний календарь и тот в смятенье:
Конец апреля встретил нас метелью,
Как молвил классик: «врут календари».
За этой ложью по дурному следу
И в головах метельная зима.
В гробу мятется даже Грибоедов,
Не ждал такого «горя от ума».
Наш ум планете показался груб,
Не научились люди с ней общаться.
Не ожидал многоречивый Чацкий,
Насколько прав бездушный Скалозуб.
Все сдвинулось прогнозам вопреки,
Нам остаются считанные годы,
Когда во фрунт построит нас Природа
И высечет за наши все грехи.
2006
ПУШКИНСКИЙ ЦИКЛ
ДВА ВЕКА С ПУШКИНЫМ
Говорят, что две тыщи девятый
Нам все переменит,
Что поднимет Россию с колен,
Только чуть подожди.
Улыбается Пушкин,
Два века он наш современник,
Он не верит тому,
Что пророчат волхвы и вожди.
Улыбается Пушкин,
Он знает, что счастье, как пряник
Или куклу ребенку,
Никто не положит в наш дом,
Что пока мы сердца
Не очистим от всяческой дряни,
Будем вечно ходить
Под своим или Божьим судом.
Улыбается Пушкин,
Химер не оставив для рабства
И свободу воспев
В первозданной ее чистоте,
Ту, к которой мы можем
Лишь в духе и в тайне прорваться,
Потому что иной
Не бывает свободы нигде.
Улыбается Пушкин
Гармонии освобожденья,
Даже боги летят
На ее ослепительный свет,
Потому что она,
Как всемирный закон тяготенья,
Управляет Вселенной,
И значит, пределов ей нет.
2000
ВАКХИЧЕСКАЯ ПЕСНЯ
Я пью за Пушкина
В июньской дачной келье.
Созвучья прежние на ум приходят мне:
Что за весельем следует похмелье,
А истина по-прежнему в вине.
Я пью за Пушкина, за снисхожденье к черни,
Столетьями все той же, то есть к нам.
За вечное рассветное свеченье,
Оно, скользит, увы, по сторонам…
Я пью за Пушкина, чтоб не свихнулся Герман
От дамы пиковой и денежных страстей,
Чтобы Онегин оставался верным
Татьяне, и России, и Звезде…
Я пью за Пушкина в канун кончины Света,
(Точнее, тьмы), за смытые грехи,
За то, что верим, как в Христа, в поэта
И, как молитвы, чтим его стихи!
2009
ДЕНЬ ПОЭТА
Итак, Россия, вспомним наши святцы,
Что жив Поэт всей нежити назло.
Ему отныне двести и тринадцать.
Забудем это чертово число.
Забудем независимость отпраздновать
Через неделю. Так теперь велят…
Нальем вина за все мечты прекрасные,
За устремленный в будущее взгляд
И за Него. Он в памяти пока что,
Как чудный ангел, что неповторим:
Сегодня, как и встарь, духовной жаждой
В подлунном мире мало кто томим.
Всех в этой жажде пламенной упертых
Мы издавна привыкли стричь под ноль.
«Они любить умеют только мертвых».
Прости меня, Поэт, за эту боль.
Прости за то, что я в твой день рожденья
Ушел в неподобающую грусть.
Бокал налит. Так выпьем за терпенье —
Его еще не растеряла Русь!
2012
СТАРОМУ ДРУГУ-ПОЭТУ
Тебя чарует нежная росинка,
Ты славишь мир любви и тишины,
Ты вторишь Достоевскому: слезинка
Дороже нам кровавых рек войны.
Не хочется, да и не нужно спорить,
Но если сверить с вечностью часы,
То светлая михайловская Сороть —
Подруга чернореченской грозы.
Загадки жизни — не мораль из басни,
Судьба певца — не сладкий благовест.
Он и конец приемлет, словно праздник,
Идет без приглашения на крест.
Все освящает подлинная лира,
Все осветляет русская роса:
И гром войны, и тихий шелест мира,
Когда их посылают Небеса.
2009
* * *
Налево — синий глаз балкона,
Направо — дверь в дневной содом,
Передо мной моя икона —
Чугунный Пушкин над столом.
Литье из той еще эпохи,
Тридцатых… Черный барельеф.
Тогда в стране иные боги
Царили, прежних одолев.
А наши даже не родились…
О, Боже, сколько перемен!
Но мы-то, сколько ни рядились,
Мы те же, не встаем с колен.
Чугунный барельеф поэта
Зовет к свободе тайной вдаль.
Кому нужна свобода эта?
Зачем нужна она?
А жаль!..
2003
ЗАВЕТЫ ПУШКИНА
Стихи к выступлению на городском юбилейном собрании
)
Мы собрались, чтоб «наше все» прославить,
Его двухсотдесятую зарю.
К заветам пушкинским что я могу добавить?
Я лишь заветы эти повторю.
Поэт, не поддавайся модной страсти,
Особенно храни себя от той,
Что разжигают нынешние власти,
Иконой сделав идол золотой.
Не пробуй с ними шашкою бороться,
Твоя забота — ясный свет в ночи.
Суд Божий без поэтов разберется,
Кого рубить, кого куда влачить.
Не домогайся «букеров» и «анти»,
Не лезь в чужой ошейник, как щенок,
Когда ему на шею вяжут бантик,
Потом крепят туда же поводок.
Ну что еще? Поверь в звезду-победу,
Пока еще не зримую нигде.
Но не зови к ней и не проповедуй.
У каждого свои пути к звезде.
2009
МИХАЙЛОВСКОЕ
На склоне лет и я пришил
К судьбе Божественную метку,
Понеже наконец свершил
Свой хадж в михайловскую Мекку.
Все наяву, но как во сне:
Луга, дубровы, зелень просек.
Здесь до сих пор не выпал снег,
По-пушкински ликует осень.
Живой под елью вижу гриб,
Брожу задумчиво глазами
В мохнатых ветках старых лип.
Ловлю сосновые
Касанья.
Слежу, как ручейки бегут
Среди травы в привычной неге.
О, Боже, как свободно тут,
В краю непуганых элегий!
Того гляди, из тьмы времен
На лодке Он всплывет в Кучане,
А рядом Гейченко Семен
Пройдет по берегу в тумане.
Навеки оба обрели
Свою здесь тайную свободу,
Два ангела родной земли
В святом служении народу.
Безмолвно ждут, когда, Россия,
И ты стряхнешь с души засилье
Орды, что тянет нас во тьму,
К пути вернешься своему!
2013
САВКИНА ГОРКА
Внизу причудливая Сороть,
Вверху чудные облака.
Просторы эти опозорить
Пыталась не одна рука.
Мамаем здесь прошел Баторий,
Броней — фашистская чума.
И мы, чужим вандалам вторя,
Сжигали барские дома.
Все было, все ушло в туманы,
В ручьев теченье, в свист ветров.
И снова сосны первозданны,
И вновь над горкою Покров.
И все, что было в мире этом,
А также будущая мгла
Нам заповеданы поэтом
Строкой:
«Печаль моя светла».
2013
ФАНТАЗИИ НА ТЕМУ ПУШКИНСКОГО СТИХОТВОРЕНИЯ «ИЗ ПИНДЕМОНТИ»
Не дорого ценю я громкие права,
От коих не одна кружится голова.
А. С. Пушкин
Тоскую по зарытой в грунт речушке
Неглинке, по зеленым берегам,
Где некогда бродил подросток Пушкин,
В ту пору не причисленный к богам.
Тогда нас всех вела по жизни бодрость,
В глазах не рубль светился, но звезда…
Дуэли останавливали подлость,
Где не держала царская узда.
Мечтаю запахнуть медвежью полость
Да тройкой в путь под песню ямщика
Или, когда плетет интриги сволочь,
Нажать на спуск дуэльного курка!
Но не помогут грезы о бомонде,
В цене теперь иной аристократ…
Не стану продолжать «Из Пиндемонти»
Поэтом перечисленных утрат.
Не стану поминать потоки крови,
Цензурный плен, синодик несвобод…
Ничто не беспокоит сердце, кроме
Украденных ничтожеством высот.
От Сахалина и до Петербурга
Угрюм сегодня дух родных полей.
Уставился в них хмурый сивка-бурка,
Понять не может новых королей…
Пусть скачет или пашет наш Пегас,
Плетется даже слабой рысью,
Мне бы
Не потерять из виду наше небо
И чтобы пушкинский светильник не погас.
2013
ВЕСЕННЯЯ МЕЛАНХОЛИЯ
Унылый дождь весь вечер льет,
Безостановочный и долгий,
Навстречу Лермонтов бредет,
Сойдя фантомом с книжной полки.
Кремнистый путь блестит во мгле
Поверх столетий и сезонов.
Все так же трудно плыть Земле
В сиянье голубом и сонном.
И та же древняя тоска
В душе соседствует с надеждой.
И тот же ветер у виска
Проносит мимо зов нездешний.
Апрельский город сер и пуст,
Весна в туманный сумрак скрылась.
Взойди хоть ты, поэт, на клирос,
Надежду урони из уст.
2012
Сонет о ПОРУЧИКЕ
Позволила ему его дорога
Совсем не так, как грезилось, уснуть.
Успел свершить он порученье Бога —
Сияньем озарить кремнистый путь,
Толпе враждебной бросить дерзкий стих,
Облитый горечью и злостью,
Оставить миру незваную гостью —
Святую нежность строчек золотых,
Надежно спрятать ключ к сердечной тайне,
Наперекор всеобщим стонам: «Дай мне!» —
Послать Творцу признательность свою
За все Его несметные даренья
И пронести сквозь жизнь одно стремленье —
Недолго говорить «благодарю».
2009
* * *
Над Пятигорском гаснут звезды,
Одна не гаснет никогда.
Я поздно начал, кончу поздно,
Как эта странная звезда.
Свой Путь покинувшая Млечный,
Когда планетам не до звезд,
Оставшаяся незамеченной…
Но, может, не звезда, а дрозд.
2003
ПАРАФРАЗ ИЗ ТЮТЧЕВА
России огненную стать
Отныне можно и измерить,
И сердцем, и умом понять,
И горячо в нее поверить.
1998
МОЛИТВА ЛЬВА ТОЛСТОГО
Господи,
Какие святотатства
Не свершались именем Твоим!
Так трудны в миру законы Братства,
Вместо них предпочитаем грим…
Что-то в русском сердце надломилось
За века в биении простом.
Мы, Твою испрашивая милость,
Забываем отвечать трудом.
Льем Тебе без мер елейный сахар:
Ты велик, ты выручишь в беде...
Да, велик, но Ты — великий пахарь.
Где твои помощники в труде?
Господи!
В глухие рабьи норы
Душу не хочу опять вернуть.
Я тебе не раб,
Но мы партнеры,
Ты — большой, я — малый,
В этом суть.
1997
ПРИЗЫВАЕТ НАС ВРЕМЯ ПРОСТИТЬСЯ С БЕДОЙ
Сонный тигр сентября
Сунул рыжую шею
Сквозь ограду
На дачные сотки мои.
Все деревья,
В закатных лучах хорошея,
Ставят темные точки
Над желтыми «и».
Красит волосы небо
Арабскою басмой,
Красит губы кармином
Калиновый куст.
Никогда б не подумал,
Что старость прекрасна,
Если б сам не почувствовал
Осени вкус.
Вкус смирения есть
В перемене сезона,
В предвкушении долгой
И снежной зимы.
Есть надежда на выход
Из лагерной зоны,
Из пространства, что стало
Подобьем тюрьмы.
Столько пролито слез
И напето элегий
Над обещанной миру
Грядущей бедой,
Что пора помечтать
О серебряном веке,
Коль не можем поверить
Никак в золотой.
1999
СЕРЕБРЯНЫЙ ВЕК ПОЭЗИИ
Я без улыбки не могу, не скрою,
Читать стихи поэтов той поры,
Когда была поэзия игрою,
Еще не знавшей истинной игры.
Их ранил тусклый свет аптеки рядом
Или беззубый царский манифест…
Не тронутые настоящим адом,
Они не знали, что такое крест,
Когда за слово ставили под пули
Или гноили в дальних лагерях…
Иные из поэтов тех уснули,
Младенческие песенки творя.
Но были и такие, что, споткнувшись
О новых истин каменный порог,
Сумели победить себя и ужас,
Понять, каким порой бывает Бог.
Отбросив ненадежную манерность,
«Впав, словно в ересь», в чудо простоты,
Они несли к ногам России верность,
Живые —
Не бумажные — цветы.
Так «будь же ты вовек благословенна»,
Судьба страны, сумевшей превратить
Гонимый дух серебряного века
В алмазную сверкающую нить.
2002
ХХ ВЕК
Памяти Н.Гумилёва
Я люблю этот век
Потому, что он начат стихами,
Карнавалами масок,
Игрой Коломбин и Пьеро,
А еще потому,
Что срывал эти маски штыками,
Что, не глядя на них,
Измерял наши суть и перо.
Я люблю этот век
Потому, что ласкал нас свирепо
И надежду таил
Среди самых свирепых угроз,
А еще потому,
Что на прочность проверил в нас
Небо —
Нашу верность Ему
И связующий с Вечностью трос.
Я люблю этот век
За его черно-белые страсти,
Потому, что размазал
По стенке все полутона,
А еще потому,
Что любое ничтожество власти
Долго терпит, но быстро
Смывает со стенок страна.
Я люблю этот век
Потому, что в нем жизнь свою прожил
И не мог не влюбиться
В его восхитительный лик,
А еще потому,
Что был сыном его, не прохожим,
Что родное болото
Всегда обожает кулик.
2011
ВЕНОК
Памяти Ф. Соллогуба
Богат на желчь, на строки скуп
В стихах был Федор Сологуб.
Свой век он выносить не мог,
Считал, что век — калека,
Но все-таки попал в венок
Серебряного века.
2011
СОЗВУЧИЕ
Не плачу, не жалею, не зову,
Мир уходящий все равно вернется,
Ты снова упадешь в его траву,
Глотнешь воды из милого колодца.
Но прав поэт, родная красота
В грядущей жизни поменяет лики.
Трава зазеленеет, да не та,
Мелькнут в воде совсем иные блики.
Есть в каждой нашей встрече древний зов
И тонкая печаль неузнаванья.
В нас это просыпается без слов,
Всю суть твою пронзив до основанья,
Когда, склоняясь к дорогим губам,
Почуешь жар Божественного гнева
И то, что ты — обманутый Адам,
Которого нашла в капусте Ева.
И, приходя на землю каждый раз
Из тишины, что спрятана за кадром,
Соединяешь вечный праздник глаз
С есенинским прощаньем незакатным.
2007
***
Памяти Н.Островского
Мы помним всех, кто горы двигал
И небо ставил на ремонт,
А также тех, кто с вечной фигой
В кармане ждал своих времен.
Сегодня, вынувшие кукиш,
Они вцепились в пятки львов.
Герой, ты лишь одним рискуешь —
Проверкой сварки старых швов.
Всегда Россия крепла мерой
Великих, благодатных гроз.
Ее ведь и с безбожной верой
К победам приводил Христос.
Святой не только сын молитвы,
У Бога вставший за плечом, —
Но кто его средь адской битвы
Умеет защитить мечом.
2005
СЫН РОССИИ
Анну Ахматову попросили однажды дать
оценку судьбе Мандельштама.
«Идеальная для поэта», — ответила А. А.
Ему себя бы за стеклом
Хранить, как редкий экспонат.
А он, задрав свой нос, щеглом
Сгорел, порхнув в советский ад.
Воспел Элладу, римлян, Лувр,
Колхозы, неродную власть.
Нигде не сунул в лужу клюв,
Не дал стихам в злоречье пасть.
Душа сияла в нем одна,
И боги жили в ней одни.
И не было двойного дна,
Как у иной его родни.
Теперь плывет его строка
Туда, где Свет и Благодать.
Какая честь для чужака —
Родным, российским сыном стать!
2013
* * *
Памяти А.Ахматовой
Стихов забытых томик древний
Среди совсем иных забот…
Встречаю с Анною Андревной,
По всем прогнозам, грозный год.
Такой же представляю вечер
В Слепневе, шаткое крыльцо
И ледяной российский ветер,
Ей обжигающий лицо.
Как приняла бы перемены,
Что напоследок выдал век,
Неподцензурный запах тлена
От сочинительства коллег?
А вдруг, чем черт не шутит, завтра
В демократический туман
Вернутся снова динозавры…
Как встретит их журнальный клан?
Нам никогда не станет легче.
И, значит, выпьем за свое —
Чтоб при любом раскладе плечи
Держали крест, как у нее…
И даже, скорбно хмуря брови
В канун Великих Перемен,
Чтоб пронесли чеканный профиль,
Как и она, сквозь огнь и тлен.
1998
ЕЛАБУГА
Памяти М. Цветаевой
Запахло горелой соляркой,
Тиной речной и грустью,
Вздрогнув, скользнули под пальцами
Палубной клепки лады —
И мы теплоходом по Каме
В речное плывем захолустье,
Куда река растянула
Гармошку осенней воды.
Прячут далекий берег
Слева туманы жиденькие,
Справа по крутоярам
Синяя даль светла.
Крыши пестреют крашеные,
Чаще уныло шиферные
И простодушно елочные
Храмовые купола.
Наш теплоход уткнулся
В музой хранимый Китеж.
Трех пассажиров встречает
Шумный вороний оркестр.
Что раскричались, пернатые?
Мы ведь не к вам, уймитесь!
Или вы охраняете
Ее неостывший крест?
Между могилок осевших,
Где имена утрачены,
Мимо железных оградок,
Полуисточенных ржой,
Бродим, читаем, разыскиваем,
Где под травою прячется
То бесприютно-гордое,
Что было ее душой.
И ничего не находим.
И от кладбищенской грамоты,
Где не летают птицы
И неуютно нам,
Мы возвращаемся к пристани,
Мы возвращаемся к памяти,
К Каме и теплоходу,
Но прежде всего —
К стихам.
И потемнеет Кама,
И звезды в нее нападают,
Вздрагивающие искры
Чьих-то высоких сердец.
И над рекой, быть может,
Женский, глухой, неразгаданный
Голос над Камой услышу я,
Что запоет наконец.
1977
ГЕНЕРАЛ
Памяти А.Платонова
Его тогда почти простили,
В эпоху грима и свинца.
И даже к «Герцену» пустили
Не дальше барского крыльца.
Худой, спокойный неизменно
Стоял на том крыльце с утра
Весь в генеральских позументах,
А мимо — важно юнкера…
2006
М. Б.
Памяти М. Булгакова
В каждом веке одно и то же:
Время бьет по рукам, по ногам.
Мы взываем: — Дай крылья, о, Боже,
Воспарить к безмятежным богам!
Невдомек нам, что бродят веками
По коврам низкорослой травы,
Между нами они, великаны,
Среди них отдышавшийся вы.
Может быть, народились вы снова,
И сверкает ваш рыцарский щит,
Защищая то самое Слово,
Что не мокнет и не горит.
Как живого вас вижу и чувствую:
Смех, безденежье, слезы, монокль,
Тех же карликов злое присутствие,
Суету их у ваших ног.
Добрый день, Михаил Афанасьевич!
Рядом с вами и я горжусь,
Что судьба не свалила навзничь.
Вы держались, и я держусь!
2004
БОРИС ПАСТЕРНАК
Я в нем еще подростком полюбил
Особицу лирического брасса
И то, как из взбалмученных глубин
Он к простоте неслыханной добрался.
Над странной тишиной его стола
Вождя висела грамота охранная.
Потом была всеобщая хула
На них двоих — поэта и тирана.
Он избегал шумихи всех эпох,
Всех направлений, партий и позиций…
И наконец ему позволил Бог
В желанное забвенье погрузиться.
Теперь он русской вечностью храним,
Как и мечтал. Продлим его сиротство
И преклоним колени перед ним
За редкую удачу донкихотства.
2008
* * *
Поэт просил не заводить архива —
Пустая трата сил на борозде.
Но ведь архив, как пятка у Ахилла,
Сопровождает в жизни нас везде.
Все пишет Книга жизни молчаливо,
Твой вдох и выдох, каждый тайный жест.
Дно самого глубокого пролива
Нащупает Харона длинный шест.
И рукопись не спрячешь в сумму знаков,
Трясись над нею или в печке жги —
Ответ на грех повсюду одинаков…
Я не пытаюсь спорить с Пастернаком —
Я собственные меряю шаги.
2002
ЗЕМЛЯ ШУКШИНА
В березах беспокойно кружит
Гармошки хриплый говорок,
Усталый трактор степь утюжит,
И вьется серый прах дорог.
Земля родимая, ответь мне,
Зачем, не ведая вины,
Не заживаются на свете
Твои любимые сыны?
Упал, ушел в траву с размаху,
И половины не скосив,
Большое сердце, как рубаху,
До дыр последних износив.
Гармошка захлебнулась глухо,
А ты, подняв дорожный дым,
Становишься для мертвых пухом
И все суровее к живым.
1974
НА ШУКШИНСКИХ ЧТЕНИЯХ 2006
Бьются волны Катуни о берег,
бьются капли дождя о металл.
Он сидит на пригорке, не веря,
что уже металлическим стал.
Он привык до рассвета трудиться,
а не бронзой блестеть на виду,
и сидит, невесёлая птица,
руки-крылья сложив на ветру.
Что он хочет поведать истокам
и они его сердцу — о чём?
Что рассветную правду Востока
от закатного Запада ждём?
Он ведь жил и работал в надежде
нас поднять из кровавой грязи.
И теперь напряженно, как прежде,
озирает пространства Руси.
Кто его вспоминает, как сказку,
кто зевнёт сквозь дремотный оскал.
— Как же, знал загулявшего Ваську,
нет плетня, под которым ни спал!
Да, болел, чем больна и Россия.
Но пахал её поле за всех
и в зените своём пересилил
наш хмельной затянувшийся грех.
Ну, а мы еще маемся, вздорим,
призываем торговый рассвет…
Он сидит на бессменном дозоре
одинокий казачий пикет.
2006
РОДНАЯ ПЕСНЯ
Памяти Н.Рубцова
У русской песни, чем она нежней
Берет за грудь своим прикосновеньем,
Чем музыка пленительнее в ней,
Тем звуки и слова обыкновенней.
К ним равнодушен искушенный взгляд,
Рассудок их не понимает гордый.
От песни той пронзительно болят
Лишь наших душ таинственные корни.
Болят, но как-то сладко и легко,
И светлые в глазах рождают слезы.
И слышится та песня далеко,
Стоит ли тишина, гремят ли грозы.
И чем она печальней, тем нужней.
И кто-то править в ней слова пытается.
Но зазвенит — и пропадает в ней
Все, что под ноги песне попадается.
2007
АЛЕКСЕЮ РЕШЕТОВУ* ВДОГОНКУ
Я тоже лирой запоздалой
Зажечь пытаюсь в людях веру
И грудью защищаю впалой
Тысячелетние химеры.
Я тоже малым детям властным
Бельмо в глазу и шут потешный,
Предпочитаю их соблазнам
Свои далекие надежды.
Мне тоже розовые дали
Порою снятся в дачной келье,
Как выручал добытый калий
Тебя в уральском подземелье.
А в общем разделяет нас
Уже совсем не долгий час,
Когда и я в одно мгновенье
В обычное впаду забвенье.
2012
--------------------------------
*Алексей Решетов (1937—2002) — незаслуженно забытый выдающийся российский поэт. Малая березниковская энциклопедия называла его лучшим лирическим поэтом России. Поэт добывал свой хлеб, работая на «Уралкалии».
ПАМЯТИ ВАДИМА КОЖИНОВА
Когда страну повергли в шок
Ночные злые призраки,
Он сам себя во тьме поджег
Со всех сторон и изнутри.
Он бился, одинокий лев,
С толпой чертей в полемике
За Русский Путь, что сдали в плен
Торговцам академики.
Светил он страждущей стране
Из наших древних далей
И сам сгорел в своем огне,
Не проиграв баталий.
Теперь сияет в небесах
Звездою путеводной.
Да не затмится ни в глазах,
Ни в памяти народной!
2012
* * *
Памяти Ю.Кузнецова
Из ясных струн,
Из звонких строчек
Забрезжит в сердце
Смутный лик.
Он прояснится только ночью,
В самосожженья звездный миг.
Он вырастает в легких бликах,
Он жжет,
Он манит,
Он томит.
И нет ни малых, ни великих
В самосожженья звездный миг.
Такая боль и камень ранит,
Но дачный воздух вязко тих,
Когда в него,
Как в глину, грянет
Самосожженья звездный миг.
Глухой,
Кремнево-неутешный
Молитву высекает стих:
Да не погаснет луч надежды
В самосожженья звездный миг!
2004
СОЛДАТ ИМПЕРИИ
А. Проханову
Он возвратился в серую тоску
Из буйных стран, от пламенных намазов
В торгово-либеральную Москву —
Надевший тело
Дмитрий Карамазов.
Но это имя — только часть его,
Другая часть — евангельский Алеша
И Муромца лихое естество…
И мало ли на что еще похож он:
На переплет библейский, например,
На писанные золотом страницы,
На саблю, на армейский бэтээр,
Родные охраняющий границы.
Ему не в масть предел любой тропы,
Не по душе дышать вчерашней пылью.
Чужды и те упертые попы,
Что до сих пор воюют с красной былью.
На дележе щедрот он не у дел,
Крест не сдает ни толпам, ни иудам.
Он свято верит в Божий Беспредел,
Который называет русским чудом.
Все сказанное — тоже только грань,
Словесный срез, которому не больно.
Он страсти кровоточащий экран,
Он Человек. Заглавной Че — довольно.
Весь в думах, чьим узлом, каким мостом
Соединить навеки и сосватать
Открытый всем ветрам родной простор
И нашу еретическую святость.
2012
ЧТО ОН УСПЕЛ
Памяти В.Распутина
Что он успел в своей эпохе зыбкой?
На правде не споткнуться никогда.
Печаль под редкой сохранить улыбкой.
Не перейти черту меж «нет» и «да».
«Да» — Сергию и «нет» — мамаевой орде,
А посреди — упрямая Непрядва.
Русь никогда не победит неправда,
В любой победе и в любой беде.
Успел соблазны жизни встретить стоя,
Отринуть перестроечную бредь,
За подвиг получить звезду Героя,
Но на пиджак ни разу не надеть.
При всех режимах не поддаться лжи,
Не клюнуть на кусок чужого сыра,
России и Сибири послужить,
Как сердцевине будущего мира.
И, наконец, когда пришла пора
Смириться с остановкою мотора,
Успел сказать Москве: «Прощай, Матера!»,
Шепнуть Иркутску: «Здравствуй, Ангара».
2004
МАМОНТЫ
Станиславу Куняеву
Мы не в ладах с азами новой грамоты —
Рвать отовсюду для себя куски.
Мы — в небо отбывающие мамонты
Без радости, но также без тоски.
О чем грустить? Что водки много пили мы,
Что крест планеты на себе несли?
Что в будущее путь торили бивнями
И снова оказались на мели?
Законы хлева не для бивней пишутся,
Базарный хлам мы предаем огню.
Мы оставляем нынешние пиршества
Гиенам и чумному воронью.
В ладу мы лишь с просторами зелеными,
Которые Небесный Царь взрастил.
Мы веку благодарны, что солеными
Купелями нас с детства окрестил.
Живем по нравам родового имени —
За Родину на бой и на костер…
Мы мамонты, но мы еще не вымерли.
А вымрем — так травою прорастем!
2007
СОВЕТСКОЕ СЛОВО
А в походной сумке спички да табак,
Тихонов, Сельвинский, Пастернак.
Э. Багрицкий
Двух первых задвинула библиотека
Из сумки походной в глубокий архив.
Но третий шагнул из двадцатого века
В сегодня,
Тяжелые двери раскрыв.
И я бы столетья советского Слова
Сложил бы в суму переметную так:
Пусть будут сначала стихи Гумилева,
Есенин за ним и потом Пастернак.
Таким представляю синодик вначале,
Когда распоясалась русская страсть,
В ней ясность и смута, восторг и печали,
И первую тройку прикончила власть.
Я тройку вторую увидел такою:
Твардовский и Шолохов, третий — Рубцов.
Их мучила ложь, не давала покоя,
Ушли, ей не сдавшись, в конце-то концов.
Из трех заключительных два еще живы:
Проханов с Куняевым,
Кожинов там,
Где Русское Слово не может быть лживым
И место назначено только богам.
2015
ТВОРЦЫ ИСКУССТВА
Как будто сам Творец, играя,
Припал к серебряной струне —
Звенит, звенит сороковая
И резонирует во мне.
О, Моцарт!
Неизменно верный
Своей земле, я до земли
Склоняюсь перед вечной Веной,
Где твой цветок взрастить смогли.
1983
ВОСПОМИНАНИЕ О МОЦАРТЕ
Словно райская птица
Над хлябями нашего ада,
Он на миг промелькнул,
На три века нас заворожив.
Промелькнул над планетой
Не слишком понятной наградой
Или знаком, что Бог
И в аду нашем все-таки жив.
До конца не вникая
В биение этого сердца,
Мы платили отравой
За дивные песни его.
Он писал по заказам,
Безденежье — лучшее средство
Удержать ненадолго
В тенетах земных божество.
2005
ПАМЯТИ ШУБЕРТА
Об истории сочинения великим композитором «Аве Марии» существует легенда, что молодой Франц Шуберт, приглашенный князем Эстерхази обучать музыке его дочь, влюбился в свою ученицу. Ответила чувству Шуберта и девушка-аристократка. Композитор обратился к князю, прося руки дочери. Но родство богатейшей венгерской фамилии с бедным музыкантом было для князя невозможно, Шуберту отказали. Свою дочь Эстерхази спешно выдал за какого-то офицера, а «возмутителя спокойствия» в отместку за «превышение полномочий» пригласил на свадьбу дочери. И попросил ее сыграть на свадебном пиршестве одно из сочинений бывшего учителя музыки. Сыграть для всех и в особенности для него… Возвратившийся домой со свадьбы композитор сел за рояль и создал одно из величайших вокальных сочинений XIX века, которое вместе с тем является своеобразным прощальным письмом возлюбленной.
Когда играет ваша скрипка,
Я вновь на солнечной волне,
А ваша милая улыбка
Иную страсть зажгла во мне.
Конечно, только сердце знает,
Как мучит прерванный полет,
И пусть лишь розовыми снами
Отныне страсть моя плывет.
Вино уже не выбьет пробку,
Не вспенится моя мечта...
Но дайте мне хоть в мыслях робко
К вам прикоснуться иногда.
Впадая в творческую кому,
Я напоследок так скажу:
Принадлежите вы другому,
А я любви принадлежу.
И это только разговоры,
Что наш союз ушел в мираж.
Горит свечою восковою
Передо мною образ ваш.
О вас подумаю — светлею,
Припомню все — темнеет взор...
И знайте: в каждой ноте тлеет
Ваш несравненный фа минор.
2010
ШОПЕН
Усталому пошли, о, правый Боже,
Пошли ему спасительницу-ночь.
И ненадолго перед тем сиделкой Польшу —
Прощальным врачеванием помочь.
Там ждут его.
Скорбит в тумане Висла.
А здесь, в Париже, носик морщит кисло
Чужая и здоровая она,
К сухим глазам прижав клочок батиста.
И упрекнуть грешно ее, и смысла
В том нет.
И духота. И ночь без сна.
Та-та-та-там!
В окошко дождь стучится. Дрожит земля в раскатах грозовых.
Крыло рояля черное нависло.
Судьбой давно сосчитаны все числа.
Но сердце, как всегда, сияет чисто
В серебряных доспехах Красоты.
1983
ГРИГ
Из хаоса шумного
Тихая, странная,
Мелодия встала не телеэкранная.
Оформился четко и в сердце проник
Чужой обреченному времени Григ.
Славянской душе не по сказкам знакомы
Коварные тролли, наивные гномы,
И так же, как Сольвейг, задумалась Русь,
Когда отряхнет наваждения грусть.
Во всем, что случилось, нам не разобраться,
Пока не вернется всемирное Братство,
Пока не разгадана сердцем интрига
Сервантеса, Пушкина, Моцарта, Грига,
Союза Земли и Небесных высот,
Который нас всех наконец-то спасет.
1999
БРАМС
— Aimez vous Bramse?* — француженка спросила.
— Люблю, — ей отвечаю, азиат.
И верю, что таких мелодий сила
Нам не позволит опуститься в ад.
Закат цивилизации раздвоен
На море тьмы и редкие огни.
Приходится вести разведку боем
Среди необозримой толкотни.
Искать следы живых опорных точек
Поверх локтей, прилавков и машин.
И вот он в небе, метеорный прочерк,
Ушедший гений душу тормошит
Раскатом труб в ночи, где еле слышный
Свирели звон в рассветном янтаре.
О, Боже! Так ведь это сам Всевышний
Нам возвещает об иной заре…
Да, я люблю, люблю до боли Брамса.
Спасаюсь на сегодняшнем кресте
Хрустальными мелодиями братства
Всех состоящих с Музыкой в родстве!
2011
К АВТОПОРТРЕТУ ВИНСЕНТА ВАН-ГОГА
Шляпу бы ему, на шею бабочку…
Но Винсент на голову надел
Малахай и марлевую тряпочку.
Так в свое грядущее взлетел.
Всюду вытворяют принцы духа
Что-нибудь, пока душа жива,
Не жалеют собственного уха,
Чтобы бросить вызов буржуа.
Сытым же котам того и надо,
Им подобный вызов — барыши.
Долго ли продлится праздник ада
На останках творческой души?!
Слезы прочь! В трудах себя сжигая,
На судьбу не жалуйся, поэт.
Для тебя не существует рая
И страданий адских тоже нет.
Ты везде, где ангелы и боги
Правят неотложные дела.
Ну а барыши, так это крохи
Для лакеев с барского стола.
2007
ПЛАСТИНКА
Голоса с подголосками стихли,
Унеслись за окно, отзвенев.
Отыграл с незнакомой пластинки
Однозвучный старинный распев.
А во взглядах не тают, не тонут
Серебренная временем грусть,
Безбородые иноки в темном,
Белогрудая певчая Русь.
Да, сгибались холопские выи,
Да, сплетались и ложь, и ленца…
Но ведь были же слезы святые
И стучащие в небо сердца
Не в молитвах корыстных и вязких,
Но в заботах о русской душе.
Отыграл на пластинке Бортнянский,
Вот и дышится легче уже.
1984
НОВЫЙ ГОД В АБРАМЦЕВО
Добрался шумный праздник и сюда,
Где ели по сугробам прячут ноги
И бродят между ними без следа
Надземные абрамцевские боги.
Творец не может отпустить творцов
Ни в райский сад, ни в мир подземных теней.
Аксаков, Гоголь, Врубель, Васнецов
Скитаются среди родных метелей.
И здесь же рвут петарды тишину,
И боги в лес с аллей уходят узких,
И застят одинокую луну
Густые фейерверки новорусских.
О, Родина, спаси и охрани
Хотя бы сны об уходящей силе!
Не дай толпе зарвавшейся дворни
Смутить покои царственной России.
Нам без нее не выжить никогда,
Не выбраться на верные дороги.
В сугробах синих бродят без следа
Надземные абрамцевские боги.
2005
РУССКАЯ ТАЙНА НИКОЛАЯ РЕРИХА
Говорят, увела его Индия
Не в ту степь от российской судьбы.
Что за вздор! Мы еще не увидели
Всей его высочайшей тропы.
В гималайских навершиях горних,
На просторах алтайских плато
Он искал наши древние корни,
Потаенное русское То,
Что вело со времен Куликовых
До Берлина российскую рать,
Что крепит в испытаньях суровых
И теперь нашу славу и стать.
В Судный час, когда доллара запах
Забирается в самый исток,
Шепчет он: «Не глядите на Запад,
Поверните глаза на Восток.
Нам знаменья оттуда летят.
Там дружины небесные строятся.
Там Христос и священное воинство
На Россию с надеждой глядят».
2007
ЗАВЕЩАНИЕ СВЯТОСЛАВА РЕРИХА
Нерушимости Родины веря,
В пору грязной российской возни*
Отправлялся в бессмертие Рерих,
То есть самый последний из них.
Те, кто были с ним рядом, спросили:
— Вы уходите… Как же без вас?..
Что случится с несчастной Россией
В роковой ей назначенный час?
— Вы не ей, вы себе пожелайте, —
Он ответил, — тревожных забот.
Русь поднимется к солнцу, как лайнер.
Вы успейте подняться на борт!
2007
-------------------------------
*Святослав Рерих умер в 1993 году.
* * *
Мне Брамса сыграют,
Я вздрогну и сдамся.
Б. Пастернак
Везде настигают гремучие ритмы,
Душа отвыкает от тихой молитвы.
Рекламы гремит оглушительный гром.
Зачем мы родились? Куда мы идем?
Возможно, затем, чтобы сесть в этом зале,
Куда меня с Брамсом на встречу позвали.
Где тихо Чайковский вздыхает во сне,
Где вздохи его отдаются во мне.
2008
СЛУШАЯ РАХМАНИНОВА
Страна в сраженьях напрягала нервы
За общую судьбу и за мою…
А я, мальчишка, в страшном сорок первом
Блаженствовал в саратовском раю.
Такое в жизни приключилось сальто —
Забросила война в степной простор.
Дитя каре кирпичных и асфальта,
Что знал я о России до тех пор?
…Над головой распахнутое небо,
У ног босых звенящий коростель.
Осенними цветами пела немо
В душе моей невспаханная степь.
Впервые сердце ощутило эту
Щемящую, до слез родную дрожь,
Совсем как у Рахманинова флейту
В раскатах труб, когда ее не ждешь.
Второй концерт. Овраги и пригорки,
Цветочные костры, войны пожар…
А он в ту пору в каменном Нью-Йорке
За фортепьяно Родиной дышал.
2004
* * *
Памяти Л. Руслановой
От дискозвучия незваного,
От чувств холодных и пустых
Уводит Лидия Русланова
На теплый остров гор златых.
Ах, горы звонкие и чистые!
Не сдайтесь телом и душой.
Прошу вас, выстойте и выставьте
С родимых склонов сор чужой.
1982
* * *
Памяти В. Анджапаридзе
В полированном ящике старом
Средь таких же словес и гримас
Мне приснилась царица Тамара,
Я увидел прекрасную Вас.
И хотя на дворе у Вас вечер,
В тенях прошлого пасмури нет.
Дай-то бог не задуть наши свечи
На ристалищах ранних побед…
Пиросмани бы видеть хотелось
С Вами рядом, наполнить стакан
За серебряных чувств неподдельность,
За достоинства тонкий чекан.
Что Вам славы неверные блики?
Вы себя выносили на суд
Теней строгих, надежных, великих,
Что над Вами по жизни плывут.
Я совсем Вас не знаю,
Не скрою,
И одно лишь осмелюсь сказать:
Что не могут поступки и роли
Быть иными,
Чем Ваши глаза.
1984
ЕГО ПОЛЕТ
Памяти Г.Свиридова
Нам такой судьбе лишь позавидовать.
О нее свою бы заточить.
Славный дух Георгия Свиридова
С Родиной уже не разлучить.
Чудный вальс из классики не вычеркнуть
И «Романса» не расплавить медь.
Даже кадрам «Времени» привычного
Без его аккордов не звенеть.
Он любил природные капризы,
Пушкина, Есенина, весну,
Не любил чертей и антрепризу,
Так он звал крысиную возню.
Потому на грудь не принял орден
От расстриги, влезшего на трон.
Стал, понятно, власти неугоден
И не мил торговцам всех времен.
На святых высотах Мира Горнего,
Где сегодня дух его живет,
Да продлится в вечности Георгия
Красотой наполненный полет!
2008
ВОСПОМИНАНИЕ О ПЕВЦЕ
Памяти А. Вертинского
Я в юности его однажды слушал
И горько каюсь, что не принимал
Ни голоса, смутившего мне душу,
Ни жестов рук, когда он их ломал,
Как мне казалось, томно, по-кошачьи.
Иной эпохи маленький зверек,
Я вырос под рукою не дрожащей,
Что нас вела по лучшей из дорог.
А юнкера, мадам и негр лиловый,
Цветы ей подающий и манто,
В дороге этой, строгой и суровой,
Смотрелись как презренное не то.
Я позже разглядел в игре манерной
Отважного пророка на коне
С мечом в руке.
И этот меч фанерный,
На вид смешной, ненужный, невоенный,
Сердечность отвоевывал стране.
Да так, что страшный вождь в расстрельном списке,
Встречая отрицание свое,
Вычеркивал фамилию «Вертинский»:
— Пускай старик, как хочет, допоет.
2005
НА КОНЦЕРТЕ
Памяти Д. Покровского
Что за тайна нам душу туманит?
Юной страстью давно откипев,
Нас по-прежнему манит и мает
Старомодный цыганский напев.
Басан, басан, басана,
Басаната, басаната…
И тоскуем мы, и плачем, и хмелеем без вина.
Бьют чечетку и руки, и ноги.
Ах, звени же, гитара, звени!
Наши строгие русские боги
Улыбаются даже они.
Чибиряк, чибиряк, чибиряшечка!
Раз — колом, два — соколом,
А три — мелкой пташечкой…
Да, цыганские черные очи
В наших синих славянских глазах,
Расплескавшись,
Нам табор пророчат.
Но не в поле —
В ночных небесах.
И тоска нас великая мает
За стенами забот и квартир,
Если сердце окно открывает
В тот рассудку неведомый мир,
По которому мы плачем
И с вином, и без вина.
Басан, басан, басана,
Басаната…
1984
2013
БУДУЩЕМУ ХУДОЖНИКУ РОССИИ
Лиловый и синий, лиловый и синий —
Мучительный, радостный, вечный полет,
Огонь, огибающий камни пустыни,
Цветок, пробивающий тину болот.
Страдая и веря, стремясь и надеясь
На крылья и небо,
Высокая песнь
Звенит и звенит, и зовет в Беспредельность,
Зовет в Беспредельность и присно, и днесь.
Сквозь тину и камни, по душам-уродцам,
Сквозь ясность восходов, чернила ночей
Прольется, прольется, прольется, прольется
К святому колодцу российский ручей.
Лиловый и синий, лиловый и синий,
Не сгиньте, не сгиньте в просторах России!
1980
|
