|
1971
Потому ли, что пришла пора
Дом родной протапливать под осень,
Я присел у твоего костра?
Много ли смогу в него подбросить?
У тебя великие в долгу.
Но в одном равняю с ними сердце -
Запятой последней не солгу.
Ты позволишь у огня погреться?
* * *
Сколько их, полустанков, станций
Промелькнуло в вагонном окне!
И насытилась муза странствий,
Ничего не добыв извне.
Повернула вовнутрь дорога,
Ухожу, унося в груди
Бесконечную жажду Бога,
Безоглядность Его найти.
1972
* * *
Тридцать с ветром.
Огненной порошею
Жгут на перекрёстках сквозняки.
Смотрят крестоносцами прохожие.
Нету лиц –
Одни воротники.
Завернусь и я до глаз в молчание,
Разорву надежды глупой нить.
Но со мной ещё моё отчаянье,
На двоих пальто не поделить.
Не спешите, граждане прохожие,
В мутной и жестокой полутьме,
Дорогие,
милые,
хорошие,
Где вы люди,
Отзовитесь,
Где?!
* * *
По весеннему небу синю
Засиял долгожданный свет.
Так морозило в эту зиму,
Что и места живого нет.
Поплыву ручейками лени
В темных лужах кружить и млеть.
Не хочу никаких сожалений,
Не могу никого жалеть.
День зевает светло и сонно,
Малахитовой строчкой прошит.
Если в сердце мертвая зона,
Это лучший на свете щит.
Пусть земля половодье глушит,
Припадая к ручьям, как к вину.
Парусиновый плащ равнодушья
Не спеша на себя натяну.
Не торопится зрелости речка,
Легкой складкой чело рябя.
Но ведь мне от себя не отречься,
Не отречься мне от себя.
* * *
Над Кулундой в два слоя облака,
Сентябрь дождит неделю за неделей,
Но в ритме круглосуточном потеют
Комбайнов порыжелые бока.
Когда же торжествует водолей,
Когда хлеба в работу не годятся,
В недолгий час
Молчания полей
Здесь лебеди усталые садятся.
И сделается празднично и тихо,
И долгой скукой
Схваченная в плен
Вдруг расцветет, как старый гобелен,
Простая кулундинская холстина.
Склоняют шеи царственные птицы
В прохладное озерное вино —
В коричневую мутную водицу
Запить благословенное зерно.
Но скоро в путь
Ликующий и дальний.
Ударят белых крыл колокола —
Чтоб темный день
Клубился светлой тайной,
Чтоб эта степь
Надеждою жила.
* * *
Снова лег на горы и на долы
Белый снег, в сто тысяч солнц горя.
Мне не жаль цветастые подолы,
Расписные шали сентября.
Не тоскую по купели лета,
По капели не грущу весны.
Потому что все любимо это,
Все твои чудесные послы,
Мать-природа
Я молюсь всечастно
Образам изменчивым полей,
Ты даруешь трудное причастье
Чистоте и прелести твоей.
И не нужно мне иного рая,
И не жду других даров судьбе,
Как любя, страдая, умирая,
Возрождаться вновь и вновь в Тебе.
1973
* * *
Нам дано из детства унести
Быль о том, как миром дёрнуть репку,
А ещё,
Как спящую царевну
От волшебных злобных чар спасти.
И несёт нас время по сугробам,
И другая в уши лезет речь:
Далеко царевна…
Самого бы.
Самого себя бы уберечь
От ушибов, недруга и друга!
Репка что, куда вкусней пирог!..
Заметает путь-дорогу вьюга.
А царевна пробудилась в срок,
Как всегда желанна и прекрасна.
- Где царевич?
Я томлюсь с тоски…
Родина,
Единственная сказка
До седин,
До гробовой доски.
* * *
Горчит душа.
Но это не тоска
По дню ушедшему
И не разлад с грядущим.
Надежды величавая река
Течёт, как надо,
Всем на свете ждущим.
Давно не жду случайный ручеёк,
Который мне из той реки потрафит.
Так что же на скрещениях дорог
Я потерял?
И что мне душу травит?
На чистый лист своих грядущих лет
Накладывая прошлого лекало,
Не за грехи себя казню я, нет –
За каждый день прожитый вполнакала.
1974
|
