|
Знаменитый французский поэт, самый крупный лирик позднего Средневековья. О жизни поэта сложено множество легенд. В то же время сохранилось немало документов, главным образом судебного характера, поскольку Вийон не однажды привлекался к уголовной ответственности за драки, разбой, даже за убийства. Когда в 1455 году на Вийона напал с ножом священник Филипп Сермуаз, то поэт в завязавшейся драке смертельно ранил противника и, скрываясь от суда, покинул Париж. Подобный акт самозащиты, дозволявшийся обычаями, не сыграл большой роли в его дальнейшей судьбе ( тем более, сто сам Сермуаз перед смертью простил своего убийцу, признав себя зачинщиком и Королевский суд объявил поэта невиновным). Но в дальнейшем Вийон, оказавшись без денег занялся грабежами, несколько раз попадал в тюрьму. Деньги ему были нужны не для роскошной жизни, а для того, чтобы обеспечить себя необходимой суммой для путешествия в Анжер, чтобы попасть на прием к Рене Анжуйскому("королю Сицилии и Иерусалима"), и добиться, чтобы тот взял его придворым поэтом. Поскольку Вийон получил отказ и н имел никаких средств, чтобы вернуться на родину, он постепенно сблизился с компанией разбойников.
Дважды приговаривался судом к повешению. Первый раз его спасло от виселицы заступничество герцога Карла Орлеанского, у которого Вийон участвовал в поэтических турнирах (см. «Баллада на поэтических состязаниях в Блуа»). Второй раз Вийона выпустили на свободу по амнистии короля Людовика XI, сына Карла Орлеанского. С тех пор судьба поэта не известна, за исключением какого-то упоминания в хрониках 15 века, что позволило определить его кончину не раньше 1491 г. То есть прожил Вийон при его буйном характере всё-таки достаточно долгий по тем временам срок.
Неординарна и творческая судьба великого поэта. При жизни он пользовался, видимо. достаточной известностью, раз был под покровительством августейших особ. Затем на три с лишним века погрузился в забвение, из которого Вийона вывел в ХIХ веке Теофил Готье.
У нас в России отношение к Вийону тоже менялось. Однажды французского поэта вспомнил молодой Пушкин, отметив в нём, правда, только грубость. У поэтов Серебряного века Франсуа Вийон не встретил приязни. Исключение - Эренбург. Есть эпатажные и одновременно сочувственные строки о гениальном «школяре» у Маяковского обращённые к собратьям по перу: « А знаете, если не писал, разбоем занимался Франсуа Вийон». Широкое признание советских читателей к Вийону пришло лишь после отличных переводов поэта, сделанных Ильёй Эренбургом. Тем не менее, я позволил себе внести некоторые существенные, на мой взгляд, коррективы в его перевод стихотворения «От жажды умирая над ручьём», где Вийон выразил своё жизненное и творческое кредо. Строку Вийона, которая в подстрочнике выглядит так: «Моя родная земля не здесь, она далёко» Эренбург передал словами: «Мне родина моя – моя чужбина».
Конечно, перевод одного поэта другим допускает вольную перекличку, но в данном случае душевное созвучие мне показалось неадекватным. Эренбург пересказал, скорее, своё душевное состояние. Я перевёл строку Вийона тоже вольно: «Моя отчизна – журавлиный клёкот». Учитывая глубокую религиозность Франсуа Вийона, ясно, о какой отчизне грезил французский поэт…Его рефрен, завершающий каждую строфу, у Эренбурга выглядит так: «Я принят всеми, изгнан отовсюду». Подстрочник же Вийона иной: «Я принят (неизвестно кем – Ю.К.) хорошо, но изгнан каждым». Поэтому, опять же имея в виду глубокую, хотя и своеобразную набожность «школяра» (он сам себя так называл), свой перевод данной строки я обозначил так: «Я принят Всем, за это изгнан всеми». Впрочем, любой переводчик неизбежно вносит личный отпечаток в переводимый поэтический текст, точный перевод стихов с одного языка на другой в моём понимании невозможен.
Этот столь подробный комментарий к Вийону объясняется масштабом поэта. В нём, как в зерне, содержатся все лучшие черты последующей французской поэзии: её огромная искренность, жизнелюбие, глубокая религиозность, культ женщины, юмор, демократизм - комплименты можно продолжать долго. Я бы сопоставил значение Вийона для французов со значением Петрарки для итальянцев. Но можно сравнить любовную лирику французского поэта и с поэтизацией Дульсинеи у Сервантеса. В самом деле, герой Сервантеса поклоняется Прекрасной даме в лице крестьянки. Предмет поклонения Франсуа Вийон - содержательница разбойничьего притона. При этом поэт не впадает в идеализацию героини, полностью отдаёт себе отчёт, чем реально является предмет его обожания. Дон Кихот посмеивается над собой, совершая воображаемые подвиги на свободе, Вийон это делает в тюрьме накануне казни. Поистине, уникальный в мировой литературе образ, где гений, злодейство и юмор висельника соединились в очень большом поэте.
БАЛЛАДА О МАРГО
Вы думаете, я её один
Возлюбленный, слуга и господин,
О нет, от слуг подобных оба стонем,
Кого она готова угостить
Вином и телом, долг ему простить,
Когда он убегает от погони,
Ни су не заплатив за ночь в притоне.
Прости Господь, нам грешные дела –
Дерёмся мы.
-Зачем ему дала?! –
Кричу Марго. Она же лишь смеётся.
Клянётся одного меня любить,
И честной быть, и деньги раздобыть….
Ложимся спать, Она мне отдаётся.
А утром всё по-новому начнётся.
Теперь уже она меня берёт.
Как ненасытен окаянный рот,
Какой пожар в её мохнатом лоне!
Она, то подо мною, то верхом,
То катимся в объятьях кувырком
За наслажденьем чувственным в погоне…
И мир царит тогда у нас в притоне.
Такой поэт имеет нынче дом,
Хозяева – блудница с босяком –
Гостеприимно делятся с прохожим,
Теплом и кровом, сыром и собой.
Отчаянно сражаются с судьбой…
Не обрекай нас, милосердный Боже,
На адские страданья, если можешь.
* * *
По мне давно скучает ад,
Верёвка ждёт злодея.
И сколько весит бедный зад
Узнает скоро шея.
БАЛЛАДА О ПОВЕШЕННЫХ
О, люди!
К вам, живым, взываю всем,
Не плача, не винясь, не упрекая.
Нас – пять ли, шесть висит здесь, или семь…
И вас, быть может, ждёт судьба такая.
Мы тоже знали беды и пиры,
Намучились, наелись, насладились
И вот они последние дары -
Мы в кукол страшных нынче превратились!
Жара нас мучит, градом бьёт гроза,
Живот раздула влага дождевая,
Нам выклевали вороны глаза.
Но мы-то живы, в страхе пребывая.
Вдруг и в аду у нас отнимут речь,
Молиться будет некому и нечем.
И душам тоже там ни встать, ни лечь.
Качаться лишь…
Порядок Божий вечен.
Мы в муках ждём Последнего Суда.
А вы его, возможно, не боитесь,
Поскольку не грешили никогда.
Тогда за нас хотя бы помолитесь.
За падших нас, Тому, кто был зачат
Пречистой. Попросите Иисуса
Освободить Его несчастных чад
От страшного теперешнего груза.
О нас пошлите горестную весть…
Молчите. Боль висящих вас не гложет.
Душ безразличных под луною несть.
Тогда и вам Всевышний не поможет.
Для всех сияет солнце горемык,
Всем обещает светлую дорогу.
О люди!
Наш немой услышьте крик,
За висельников помолитесь Богу!
БАЛЛАДА НА ПОЭТИЧЕСКОМ СОСТЯЗАНИИ
В БЛУА
От жажды умираю над ручьём.
У вас, мой принц, мне тоже одиноко,
Дрожу в тепле, мороз мне нипочём,
Моя отчизна – журавлиный клёкот.
Не полагаюсь ни на чьи глаза,
Своим – не верю, верю в чудеса.
А ночевать предпочитаю в сене.
Порой застанет в нём меня гроза.
Я принят Всем, за это изгнан всеми.
Богат как царь без дрожи над казной,
Которую усердно расточаю.
Для подданных я - государь смешной,
Лишь миражи им щедро обещаю.
Мне из людей всего понятен тот,
Кто коршуном голубку назовёт,
Кто в очевидность лишь сомненья сеет,
А выдумке заглядывает в рот.
Я принят Всем, за это изгнан всеми.
Добра мешок по кочкам зла влачу,
Траву ищу под слоем павших листьев,
От правды ложь никак не отличу
Среди высокочтимых полуистин.
И правда где, в раю или в аду?
У тех, кто счастлив?
Кто попал в беду?
Рассудят лишь Создатель наш и Время.
Школяр, не знаю сам, куда бреду.
Я принят Всем, за это изгнан всеми.
От жажды умирая над ручьём,
Свои желанья ото всех скрываю.
Не потому что чересчур учён.
Я знаю лишь, что ничего не знаю.
От вас же, принц, не смею скрыть того,
Что многого хочу, но жажду одного –
Понять всего единственное Семя,
И верю в Высшей Правды торжество.
Я принят Всем, за это изгнан всеми.
БАЛЛАДА ИСТИН НАИЗНАНКУ
Куда приятней запах сена
Травы, которая растёт.
Милей земные перемены,
Чем неподвижность всех высот.
Любая жизнь опасней тлена
Клочок земли важней вселенной.
Нам глупость знания несёт.
И лишь влюбленный знает всё.
Венера рождена из пены.
Цветок сухой сулит нам плод.
Огонь выходит из полена.
В морозы тело солнца ждёт.
У верности сестра измена.
Свобода зреет в муках плена.
Несчастье радости пасёт.
И лишь влюблённый знает всё.
Хмельному море по колено.
Хромой свой дом скорей найдёт.
Нахальный молится смиренно,
Когда увидит смертный вход.
Разрушит жизнь любые стены
Фома уверует мгновенно,
Его сомнение спасёт.
И лишь влюблённый знает всё.
Кто путь земной прошёл без крена?
Наверно, полный идиот
Жизнь – низменная арена
Для истины наоборот.
Вращают спицы колесо.
И лишь влюблённый знает всё.
БАЛЛАДА О ДАМАХ БЫЛЫХ ВРЕМЁН
Куда, богини красоты,
Исчезли вы из этой жизни?
Елены, Флоры и Таисьи –
Творенья Бога и мечты?
Где нимфа Эхо всех поэтов?
Она приходят лишь во сне.
Аспазия? Короче, где ты,
Ушедший прошлогодний снег?
Где обладательница чар,
Затворница монастыря в Париже,
За чью любовь был так унижен
Многострадальный Абеляр?
Где скрылась «королева света»,
За ночь с которой человек
Лишался жизни? Словом, где ты,
Ушедший прошлогодний снег?
Где те, о ком слагали притчи,
Стихи, романы и псалмы –
Изольды, Берты, Беатриче…
Все, на кого молились мы?
Где Жанна д`Арк, что так воспета?
Где возвеличившие век?
Вопрос всё тот же вечный – где ты
Ушедший прошлогодний снег?
ПОСЫЛКА*.
Мой принц,
Не жди на вздох ответа,
Столетий беспощаден бег.
И на вопрос извечный «Где ты?»
Безмолвен прошлогодний снег.
*Посылка ( на фр.«envoy») – обязательный элемент баллады, представляющий собой четырехсрочную строфу, где автор обращается к определенному лицу, которому посвящена данная баллада и которое часто начиналось со слова «Prince». Вслед за Вийоном многие французские поэты пользовались этим приемом, опуская слово «принц».
*
Я ЗНАЮ ВСЁ, НО ТОЛЬКО НЕ СЕБЯ.
Я знаю тех, кто щёголем одет,
Кто часто весел, кто всегда не в духе.
Я знаю тьму могильную и Свет
Надёжней тех, кто носит крест на брюхе.
Известно мне, чем заняты старухи,
Как привирают, новости трубя.
Где проживают свахи, повитухи.
Я знаю всё, но только не себя.
Я знаю летописи древних лет,
Как не пропасть сегодня с голодухи.
И что у принца нынче на обед,
Как богачи бывают к бедным глухи.
Я знаю, как обидны оплеухи,
Как описать обиды, не скорбя.
Как выбраться живым из заварухи.
Я знаю всё, но только не себя.
Я знаю ласки страстные любви,
И как нас за нос водят потаскухи,
Как сердце обливается в крови,
Когда его терзают злые духи.
Я знаю, как на мёд садятся мухи,
Как рыщет смерть, живое всё губя.
Я испытал все радости, все муки
И знаю всё, но только не себя.
ИЗ БОЛЬШОГО ЗАВЕЩАНИЯ
I
Под Рождество, среди зимы,
Когда в тепло стремимся мы,
Избавиться задумал я,
Жестокой мукой утомлённый,
От своего жилья-былья,
От кандалов любви-тюрьмы,
Где днем и ночью среди тьмы
Терзался я, в Марго влюблённый.
II
Я не забуду эту клеть,
Где столько мне пришлось терпеть
Измен, побоев - счёту несть.
А что же получил в итоге?
Свою поруганную честь,
Пустой карман, и прах в гробу,
Разбитую вконец судьбу
Разбойника с большой дороги.
III
И не забыл, из-за кого
Хлебнул я этого всего,
И сколько горьких слёз пролил,
И сил был вынужден отдать я.
Чтоб милым быть, кому не мил,
Любимым быть, кому не люб.
Зачем других не жаждал губ,
Иные не искал объятья?!
IV
Меня её коварный взор
До дна пронзает до сих пор
И мучит, и грызёт меня
Но жалкий жребий не меняет.
Бегу от глаз её огня,
От тела жаркого бегу.
Но отделиться не могу,
Воспоминанья догоняют.
V
Гоню воспоминанья прочь
Они тревожат день и ночь,
Казнят и дразнят школяра
Юдолью сладкой и постылой.
Расстаться с ними мне пора,
Себя свожу в могилу сам,
Найдёт Марго меня и там.
Спаси, Всевышний, и помилуй!
VI
Болван, какой же я болван,
Ношу я краденый кафтан,
В кармане нож бандитский свой,
Душой моею страсти крутят,
И что мне делать с головой,
Где в мыслях я судьбу браню,
Священный Лик Творца храню
И женские ласкаю груди.
Противоречивая фигура великого французского поэта сподвигла меня в свое время написать стихотворение, посвященное ему.
Романс Франсуа Вийона
Я вновь бегу, как мышь, —
Судом грозит Париж
И бузиной кладбищенская глина.
О, если бы я мог
Упасть у Ваших ног
И замереть у складок кринолина.
Покойный Ваш супруг
Своих не пачкал рук —
Поколотил меня руками ближних,
Не принял мой картель,
Но принял точно в цель
Из-за угла по темени булыжник.
В гробу и мсье Дежан,
Стращавший прихожан
Безумьем адским моего примера…
Я не люблю святош,
И рассудил мой нож,
Что лучше — безрассудство или вера?
У нищего меня
Ни денег, ни коня,
Ни сена, ни кормушки, ни сословья.
Сгорю в аду лишь сам.
Но что же мне, мадам,
Но что же делать мне с моей любовью?
Я вновь бегу как мышь —
Судом грозит Париж
И бузиной кладбищенская глина.
О, если бы я мог
Упасть у Ваших ног…
|
