|
Знаменитый французский поэт, живший в XVI веке, глава литературного объединения «Плеяда», которое призывало к изучению античной литературы.
Аристократ по рождению (был сыном придворного короля Франциска I) , с детства слабый и болезненный, он по всем статьям не смог бы стать со временем генералом или царедворцем, к чему обязывало происхождение. Ко всему прочему присоединилась ранняя глухота. Пришлось искать иные формы самореализации. Ронсар засел за книги, преимущественно, по античной истории и литературе, сделался великолепным знатоком классической латыни. Но не застрял на древней учёности, захотел и родному языку, «грубому», «некрасивому», по его собственному признанию, сообщить классическое изящество. В чём преуспел.
Именно Ронсара называют первым реформатором старофранцузского языка в современный французский.
Продолжил в поэзии Франции традиционную тему культа женщины, утвердил новую литературную форму сонета, которым до самого последнего времени широко пользуются поэты-французы. Сонеты Ронсара (их насчитывают около 600) и поныне волнуют читателя свежестью и чистотой чувств. Тонкий лирик и сочинитель од, Ронсар при жизни получил большую известность, был придворным поэтом Генриха II, хотя в конце жизни впал в немилость. Посмертная судьба Ронсара также изменчива: после осуждения со стороны Буало в XVII веке он был надолго забыт и обрел признание через два века благодаря стараниям романтиков.
* * *
Две страсти мною смолоду владели
И вдохновить на подвиг сердце захотели.
Одна – понравиться красавице младой,
Другая – с лирой породниться золотой.
Чтоб красоту одной весёлой и беспечной
Запечатлеть другой возвышенной и вечной.
И тут увидел я, что мой язык родной
И груб, и некрасив, и не в ладу со мной.
Тогда трудиться стал усердно я и много
И речь французская во мне нашла дорогу.
Я множил, воскрешал, изобретал слова,
И о моих трудах пошла везде молва,
Что греков оживил, что римлян из забвенья
Я вывел на пути трудов и вдохновенья.
И вот, подобно древним, также волей муз
Великим стал неведомый француз.
* * *
Когда сидишь одна и в забытьи,
Каким-то мыслям собственным внимая,
Мне кажется, тебя я понимаю
И верю – нашим душам по пути.
Но не спешу к тебе я подойти,
Твою печаль развеять, дорогая.
Мне в голову приходит мысль другая –
Окликнуть издали:
-Родная, не грусти.
И этого я вымолвить не смею,
Перед тобой смолкаю и немею.
В душе моей смятение царит.
Тебя я не решаюсь потревожить,
Надеюсь лишь, услышишь ты, быть может,
О том, что сердце, молча, говорит.
* * *
Кляну свою любовь, но, раб её, не смею,
Преобразить огонь сердечный в лёд.
Спешу назад, едва ступив вперёд,
Чтоб сбросить груз, но тешусь и лелею
И наслаждаюсь ношею своею.
Бегу во тьму, как только свет блеснёт
И есть возможность сбросить гнёт,
Гоню любовь, но сам тащусь за нею.
Не счесть в любви моих душевных трат,
Любя свободу, больше плену рад,
Так жизнь меня с любовью повязала.
Как Прометей её в страданиях влачу,
Добиться невозможного хочу –
Такой мне Парка жребий предсказала.
* * *
Старею, да и вы уж не цветёте.
А вдруг, вообразим, такую бредь,
Слились бы наши жизни в общей ноте
И нам двоим теперь не умереть…
Душа-то ведь всегда моложе плоти
И чистит нас, как будто тело – медь.
Ах, милая, чем дольше вы живёте,
Тем больше мне не хочется стареть.
Довольно грёз, а вы оставьте грим.
Мы Время всё равно не победим.
Лишь вера сохранит нас от урона.
Хозяин Времени и Смерти – Бог.
Пошлёт Её когда-то на порог –
И лебедь в Небо взмоет из вороны.
* * *
О, Боже, кем я стал! Ко дню своей кончины
Уйду глухим, иссохшим и седым.
И вот стесняюсь собственной личины.
Выходит, лгать пришлось мне беспричинно
О вечности любви, быть зеркалом кривым.
Собой являю тень былой картины,
Как будто никогда и не был молодым.
Заходит друг ко мне, за стол меня сажает.
Гостинец принесёт, как может, утешает.
Пока мой жребий не понять ему.
Мы временные на земле созданья.
Друзья мои, до встречи, до свиданья!
Я раньше буду там и место вам займу.
|
