|
Поэт, входивший в группу «Плеяды», друг и соратник Пьера Ронсара, после знакомства с которым он отказался от успешной церковной карьеры и посвятил себя творчеству. Долго жил в Италии, находясь под сильным влиянием Петрарки.
Большую известность получил его трактат «Защита и прославление французского языка», где наряду с панегириком родному языку выступил против засилья в культуре Франции латыни. Также активно боролся со слащавым альбомным стилем придворной поэзии, проповедовал народность и демократизм поэтического слога. Правда, сам в молодые годы грешил вполне «куртуазными» сонетами. Позднему Дю Белле свойственна трезвость, точность в литературных деталях .И… некоторая стариковская ворчливость.
Дю Белле много способствовал обогащению французского литературного языка, а также созданию таких новых жанров, как ода, элегия, эпопея.
* * *
Я наконец попался в плен
Твоих сетей. И мне не надо
Иной свободы и награды,
Как греться у твоих колен.
В неволе сладостной томиться,
Утех не требовать взамен,
Не ждать каких-то перемен
И петь как радостная птица.
Ты ангел мой и искуситель,
Судья, палач и мой спаситель,
В темнице незакатный свет.
За эти цепи заточенья
Прими любви моей свеченье
И сей восторженный сонет.
* * *
Парады в честь побед военных
Гремели некогда. В те дни
По городу водили пленных
И жгли весёлые огни.
Солдаты шествовали строем,
Мечом и латами звеня.
Всё это не влечёт меня.
Я не пою хвалу героям.
Мне слава не нужна такая –
Толпе глумливой потакая
Водить на привязи людей.
Я сам влачу любви вериги,
Пишу о ней стихи и книги,
Страдаю от её затей.
СОНЕТЫ ИЗ ЦИКЛА «СОЖАЛЕНИЯ»
* * *
Мои стихи, бывало, слушал двор
И несравненная принцесса Маргарита
Бросала вдохновенному пииту
И похвалу, и благосклонный взор.
В ту пору было небо мне открыто,
Я воспарял в божественный простор.
Там слушал ангелов великолепный хор,
И песнь моя была с тем хором слита.
Сегодня я почти оглох и нем
Брожу с клюкою, не пишу поэм,
Подобно сторожу в ночном пустынном храме.
Ни публики вокруг, ни королей.
Всплакну порой, но слёзы лей, не лей,
Мне счастья не вернут беседовать с богами.
* * *
-Ты хочешь знать, мой друг, Чем занят я? Служу,
Но вовсе не любви, а одному сеньору.
Дела его веду согласно договору.
И пусть не смысл, но нечто в службе нахожу.
-О Боже! – скажешь ты. – Поддаться миражу?
И лиру променять, «согласно договору»,
На подчиненье всяческому вздору?
И «нечто» полюбить, как любит конь вожжу?
-Но, милый друг, во мне не умолкает лира,
Звенит она всегда. Любым заботам мира
Не заглушить её волшебный звук.
-Помилуй, и коню, - ты скажешь, - отдых нужен.
Отвечу: - Без труда я становлюсь недужен.
Могу и умереть в безделье, милый друг.
* * *
Сиятельнейший граф, умерь свое сиянье!
Нет больше Дю Белле, остался старый сук,
От коего исходит жалкий стук,
Опали листья, жалко одеянье.
Пишу не о любви - давно отдал ей дань я,
Пишу о том, что в душу входит вдруг,
Но если лира исторгает звук,
В нем серая тоска и холод увяданья.
***
Завидую художнику, когда он без опаски
Кладёт на холст чарующие краски.
Поклон тебе неведомый артист!
Наброски же мои – слепая тень природы.
Они – как звук пилы на фоне звучной оды,
Иль рядом с гением бездарный портретист.
|
