|
Замечательное зрелище открылось глазам Феи и поэта, когда они вышли из пещеры. Солнце село за снежную вершину, её края малиново рдели в последних лучах. На востоке золотились небольшие облака. А над горой, глубины которой только что покинули поэт и Фея, серебрился столб света с танцующими разноцветными искрами в нём.
— Чем больше тайн ты мне раскрываешь, тем печальнее становится на душе, — сказал поэт.
— Это светлая грусть, грусть о будущем.
— О будущем мухи?
— О твоём будущем. Я показала тебе твоё прошлое, настоящее и будущее.
— Не понимаю тебя.
— Ты понимаешь, ты всё хорошо понимаешь. Ты был когда-то монахом, респа, занимался левитацией, писал стихи. Ты принимал лучи любви от нас. Остается всё вспомнить. И научиться возвращать любовь людям…
— Которые превратят их в лучи алчности, зависти, ненависти.
— Ты снова за своё! Да, многие забыли древнее искусство любви. Но они вернутся к любви, потому что идти больше некуда, просто некуда.
— Я не хочу быть отшельником, — мрачным голосом произнёс поэт.
— Разве я зову тебя стать отшельником?! — слова Феи, которые раньше сопровождались серебристыми спиралями, теперь загорелись золотыми огоньками. — Я зову тебя к свободе, к радости. Ты был привязан к своему рабочему столу поэта, другие — к своим профессиям, семье, деньгам, удовольствиям, власти... Смерть разрывает эти путы, но надевает другие. Ты увидел своих родителей, приклеенных к райскому уголку, учёного, который не может попасть на четвёртое небо...
— А ты показала мне человека, прикованного к пещере.
— Потому что нет абсолютной свободы. Есть свобода выбора. Он выбрал дежурство. Для людей и во имя людей. Такой выбор даёт наибольшую свободу. Ведь в пещере только оболочка этого человека. Дух летает в Мироздании, где хочет. Когда он закончит своё дежурство, то сможет надеть на себя любое тело. И будет участвовать в земных делах, как проповедник, законодатель, ученый, полководец. Он может стать поэтом. Но в отличие от тебя вся Вселенная будет ждать от него стихов в каждой точке своего вселенского пространства. Ты понимаешь, какая это великая радость — быть свободным вот так, когда ты нужен Мирозданию, всему целиком. Неужели тебе не хочется получить такую свободу?
Наступила тишина. С каждым мгновением она звенела ощутимее и тоньше… Синие глаза Феи, обращённые в небо, отливали той же бездонной синевой, что и оно — манящей, пугающей.
— Я ответила на все твои вопросы?
Поэт молчал, он понял, что наступило время расставания. Сердце его сжалось. Уловив настроение поэта, Фея тихо сказала:
— Мы ещё встретимся. Но теперь ты не должен сопровождать меня.
— Почему?
— У тебя не хватит сил добраться туда, куда лечу я.
— До сих пор хватало, — угрюмо проворчал поэт.
Фея бросила на него быстрый взгляд.
— Я полечу на звезду, где всегда набираюсь сил для полётов. Но там слишком горячо для тебя. Ты ещё не созрел для самого большого Огня.
Новой тишиной, на этот раз тоскливой, зазвенели для поэта окрестные горы. Он смотрел на свою спутницу, синие глаза ее уже не пугали его. Одно чувство завладело поэтом — он не хотел терять эту женщину. Никогда, Ни при каких обстоятельствах. Он вспомнил написанное им когда-то стихотворение.
* * *
Ищу тебя, нигде не находя,
Твой образ я ловлю в речном теченье,
В ночных туманах, в капельках дождя,
В рассветных снах и в сумраке вечернем.
Отыскиваю образ дорогой
Я в лике каждой женщины случайной,
И пусть не в этой жизни, пусть в другой,
С разгаданной твоей я встречусь тайной.
Есть в жизни неземная высота,
Есть пламя у холодного камина.
О, не покинь меня, моя мечта!
А я тебя вовеки не покину.
Дай веры мне пройти сквозь мрак ночей,
Дай силы мне в моих дневных сраженьях.
И вечный свет твоих святых лучей
Да охранит меня от пораженья!
* * *
И вновь Фея прочла его мысли.
— Мы расстаёмся ненадолго. Мы идём вместе по многим жизням очень давно. Если бы мы жили на Земле, например, две тысячи лет назад, может быть, я стала твоей женой. Мы и были супругами когда-то. И братом моим ты был, и сыном. Но с тех пор многое во мне переменилось. Я не делю людей на своих и чужих, на ближних и дальних. Люблю всех, особенно тех, кто задыхается в душных тупиках жизни.
— У тебя есть муж?
— Есть.
— Он любит тебя?
Фея засмеялась:
— Он любит себя. Ему хочется, как и тебе, чтобы все любили его одного.
— А ты любишь его?
— Люблю. И стараюсь научить его любить всех. У меня это не получается. Как ты думаешь, почему?
— Наверно потому, что он, как я, слишком много думает о себе.
— Вот именно. Он возвращается сейчас с работы домой и ждёт встречи со мной. Мне нужно поторопиться, чтобы приготовить ему ужин.
Поэт озадаченно поглядел на Фею.
— Ты говоришь — он возвращается с работы. Но мы с тобой летаем уже несколько дней.
— Мы летаем несколько минут.
— Ах, да, время здесь течёт по-иному.
— Где-то по-иному, а где его и совсем нет. Когда-нибудь мы поговорим с тобой и на эту тему. Но теперь мне пора.
— Погоди, ты ничего не рассказала мне о твоей дочурке. — Поэт всячески оттягивал минуту расставания.
— Это моё главное сокровище на земле. Я и пришла на землю ради этой девочки, все остальное могла бы сделать, не надевая земное тело. Учу её летать, и уже скоро мы начнём совершать полёты на равных. До свиданья.
— Прощай.
— Зачем прощаться. Мы встретимся.
— Когда?
— Когда ты захочешь.
Поэт молчал, но всё в нём сливалось в один крик — я не хочу прощаться, не хочу тебя покидать, не хочу, не хочу…
— Ну, хорошо, — сказала Фея, — прежде чем попрощаться, я расскажу тебе одну историю. Назовём её «Песня радости».
|
