На кладбище поэт прилетел раньше «своего» похоронного кортежа. Сразу у ворот, в начале кладбищенской территории, где хоронили самых известных в городе людей, стояла большая толпа. Видимо, привезли тело какого-то крупного военного чина, так как среди провожавших покойного преобладали офицеры и генералы. Играл военный духовой оркестр. Приглядевшись, поэт заметил душу умершего человека. Облачённая в смутное подобие генеральского мундира, она парила над гробом.
— Добрый день! — произнёс поэт и тут же выругал себя за неподходящие слова. Но лицо генеральской души не выразило никаких чувств, глаза её были закрыты. Душа спала. Когда же умолкший на время военный оркестр заиграл похоронный марш, душа генерала вздрогнула, а при особенно скорбных всхлипах труб её, как осенний лист, относило в сторону. Душераздирающие звуки марша плохо действовали и на поэта. Он вспомнил, что при жизни всегда недоумевал, зачем на похороны приглашают оркестры. Теперь он понял, что тоскливая траурная музыка тяжела и для усопших.
В воротах показалась вереница машин и знакомые лица.
— Вот и моя команда! — подумал поэт.
Некоторое время он постоял у «своей» могилы. Вглядываясь в похудевшее с тёмными провалами глазниц лицо в гробу, он впервые по-настоящему почувствовал своё полное отчуждение от всего того, что ещё недавно называл собой. Когда же по гвоздям гробовой крышки застучали молотки и женщины заплакали навзрыд, у него сложилось твёрдое решение не возвращаться в писательский клуб на поминки. Поэт живо представил себе, как братья-писатели после первой рюмки водки заговорят о достоинствах покойного, после второй и третьей уйдут от наскучившей темы, а дальше раскраснеются, вспотеют и примутся рассуждать о собственных заслугах перед литературой, как правило, сильно недооценённых.
Похоронная толпа разъехалась. Оставшись один, поэт стал бродить среди новых и старых могил. Возле одной на лавочке он заметил тень — тусклую голограмму с человеческими очертаниями.
— Душа? — спросил поэт.
Тень кивнула головой.
— Давно сидишь?
— Восьмой день.
— И всё время смотришь туда? — Поэт указал на могилу.
Тень снова кивнула.
— Зачем?
Тень не ответила.
— Зачем сидишь? — повторил вопрос поэт, — у тебя, наверное, есть другие дела?
Тень мрачно взглянула на поэта и перевела взгляд на свежий земляной холмик:
— Я там.
— А рядом со мной кто?
— Я его душа.
— Но его нет, он умер.
— Он умер, — словно эхо повторила тень.
— Тяжёлый случай, — вздохнул поэт и побрел дальше. Он увидел ещё одну слабо светившуюся фигуру в той же унылой позе.
— Сколько сидишь здесь?
— Двадцать дней.
— Не надоело?
Не отвечая, тень с напряжённым интересом смотрела куда-то поверх могилы. Поэт тоже поглядел в эту сторону. Он увидел мрачную игру чёрно-багрового дыма — смрадные испарения, клубившиеся над могилой. Эти испарения складывались в смутные очертания разлагающегося трупа, где кишели черви и жуки. Поэт с отвращением отвернулся и перевёл взгляд на тень:
— Зачем ты разглядываешь это?
— Это я, — ответила тень.
— Это не ты, это расползается твоя старая шуба, которую ты носил много лет, не снимая.
На поэта сошло вдохновение. — Подумай только, ты выбросил изношенную вещь на свалку и теперь любуешься мерзким зрелищем!
Но страстная тирада не возымела действия. Тень по-прежнему созерцала гробовое видение, не обращая никакого внимания на поэта.
— Бедняга при жизни, наверное, любил смотреть по телевизору американские фильмы, — с грустью подумал поэт.
Наблюдая за передвижениями людей на кладбище, он постепенно научился различать «живых» и «мёртвых». Те и другие светились с разной степенью интенсивности, при этом можно было встретить ярко сияющего «мёртвого» и тускло — «живого». Также — наоборот. Но контуры душ различались, у «мертвых» они виделись чётко с первого взгляда, тогда как к «живым» нужно было присматриваться, находить угол зрения, позволяющий увидеть земное тело.
Всматриваясь в одну из таких теней, поэт обратил внимание на фигуру молодой женщины, сидевшей на скамейке у каменного надгробия. Вершину надгробия венчало бронзовое изображение пикирующего самолёта. Душа «живой» женщины излучала ровный и чистый свет. За спиной у женщины светилась очень похожая душа «мёртвого» человека в офицерской форме. Поэт всё понял.
— Жена?
— Да, — ответил офицер.
— Давно это с вами случилось?
— Год назад.
— На кладбище часто бываете?
— С похорон первый раз.
Наступило молчание. Издалека доносились звуки духового оркестра. Рядом каркнула ворона.
— Почему вы не смотрите жене в лицо?
— Вы, наверное, новичок в этом мире, — хмуро ответил офицер. — Если я погляжу ей в глаза, она может меня увидеть. И напугаться.
Разговор вновь прервался долгой тишиной. Поняв, что офицер не склонен к продолжению беседы, поэт отошёл.
За столиком у одной из могил он заметил мохнатые, чуть светящиеся фигуры похожих на мух людей. Они облепили со всех сторон стоявшую не деревянном поминальном столике недопитую бутылку. Сильно пахло водкой. У поэта даже закружилась голова от запаха, словно он тоже выпил. Его качнуло в сторону стола. И как только он сделал это движение, «мухи» тотчас отлетели от бутылки. Притаившись среди ветвей дерева, они с тревогой и угрозой смотрели горящими красно-зелёными глазами на непрошеного соглядатая их пиршества. Пиршества запахом.
|