Художник и Поэт

В таком контексте я вынужден сегодня защищать коммунистический режим, как необходимую ступеньку на пути к Правде и Добру, ступеньку преодолевавшую объективные и субъективные тени. Путь к Равновесию далёк. Из двух зол приходится выбирать наименьшее – то, которое дает шанс выжить. Тогда как рыночная модель тем более в том виде, в каком она получила распространение в России – это абсолютный чёрный квадрат».

Как признает сам отец, два года жизни в Москве дали ему очень много. Дело не только в повышении уровня образования или в знакомстве с запрещенной литературой, в закреплении знания иностранного языка. Работа в Интуристе помогла ему лучше познакомиться с психологией западных людей и тем самым уже в середине 60-х избавила от иллюзий по поводу Запада, которые большинство наших соотечественников пронесли в душе до середины 90-х. Помимо «внешнего посвящения» в достижения западного интеллекта в Москве с Юрием Ключниковым произошло очень серьезное событие, связанное с первым мистическим опытом, :которое можно назвать «внутренним посвящением». Он сам описал его в очерке «Безмолвие и лики»:

«Вопросы смысла жизни, откуда и зачем мы приходим в мир, а также, куда мы уходим из него, занимали меня с юных лет. Перечитав горы литературы на эту тему, понятно публиковавшейся в те годы, познакомился в религиозными философскими источниками, недоступными для массового читателя. Как многие молодые советские люди полагал, что западный интеллигент лучше информирован во всех проблемах жизни, в том числе философских. Во время работы с франкоязычными группами туристов, приезжавших в СССР, я искал ответа на вопросы смысла жизни у французских, бельгийский, швейцарских профессоров, литераторов, людей бизнеса, студентов, врачей. К великому моему удивлению на меня смотрели либо как на дурачка, либо как на провокатора КГБ. Итог всем этим исканиям подвел один ироничный парижанин Макс Фонданеш:

«Юрий, ты задаешь вопросы, не типичные для сегодняшнего западного человека. Последний, кто ими интересовался у нас, был Сент Экзюпери. А сегодня любой француз полагает, что приходит в мир за тем, чтобы накопить хороший счет в банке, купить модную марку автомобиля, виллу на Лазурном берегу, яхту, еще лучше личный самолет…»

А куда мы уходим? «Предпочтительно на кладбище, подобное вашему Новодевичьему и чтобы памятник был по первому разряду».

Не получая ответы на вопрос, зачем живет человек, я чувствовал смятение и боль. И вот однажды, пребывая в подавленном настроении, я в одиночестве встречал рождественскую ночь в канун 65-го года. Сидел в общежитии в полутьме, глубоко разочарованный бесплодными поисками. И вдруг в мою комнату словно хлынул какой-то странный свет. Говорю «словно», потому что свет шел непонятно откуда. За окном горели желтые окна соседней многоэтажки. Однако «мой свет» был голубоватым, он излучался от стен от стола, от моих руг и ног. Также он сопровождался блаженным теплом, охватившем все тело. В комнате запахло цветами. Голова сделалась совершенно ясной и мне почудились большие голубые глаза. Он смотрели на меня грустно, но с таким огромным, сверхчеловеческим сочувствием, что у меня пошли слезы. А «почудились» глаза, потому что я не понимал, откуда они на меня смотрели, то ли извне, то ли изнутри. . И в голову пришла мысль: «Ты сам не знаешь, что ищешь, но, видишь, это есть». Сколько времени продолжалось мое состояние, не знаю, на часы не смотрел, но не меньше часа. И этот час навсегда вошел в мою жизнь. Много лет спустя написал стихи о случившемся».

Что бы не делал Юрий Ключников в дальнейшем, опыт озарения, полученного в тишине Московского общежития, уже никогда не покидал его.

Возвращение в Сибирь

Однако путь к поэзии был ещё долог. Как признавался сам поэт, его муза созревала медленно. Работа главным редактором областного радиокомитета, руководство большим коллективом, так или иначе отводили от поэзии, хотя уже в конце 60-х и начале 70-х годов его поэтическое перо обрело уверенность, а творческая манера определилась. Или, как он писал впоследствии, стало получаться то, чёго добивался многие годы: «мечтаю обуздать давно дурную страстность, пусть обретёт моё вино сухую ясность». Он написал несколько радиопьес, которые шли по местному радио иногда в течение нескольких дней подряд и вызывали большой резонанс среди радиослушателей. Следует помнить, что в 60-е годы радио было еще популярнее телевидения, и предсказания одного из героев «Москва слеза не верит» о том, что когда-то всё станет одним большим телевидением, еще не сбылось. Кроме того, Юрий Ключников в течение ряда лет выпускал и вел авторскую литературную радиопередачу «Творчество». Центровая должность главного редактора позволяла ему общаться с большим количеством литераторов, как новосибирских, так и московских, приезжавших в столицу Сибири. Среди них - драматург Михаил Лаврентьев, прозаики Владимир Сапожников, Илья Лавров, Елизавета Стюарт, о которой уже говорилось, Михаил Михеев, автор знаменитого шлягера «Есть по Чуйскому тракту дорога», поэты Нина Грехова и Валерий Малышев, Юрий Магалиф.

Конечно, Новосибирск уступал тому же Иркутску по масштабу живших и работавших в нем писателей. Но тем не менее писательская жизнь здесь тоже кипела: в городе выходил старейший в Сибири журнал «Сибирские огни», действовало много интересных групп, литобъединений, кружков. Литературно-творческая среда, окружавшая Юрия Ключникова, влияла благотворно и просто не позволяла отойти от писательского круга и творчества. Он буквально, жил литературой, что проявлялось в том числе и в постоянных разговорах в нашей семье о книгах, писателях и поэтах, в самой литературной атмосфере нашего дома, который постоянно посещали творческие, пишущие люди. Все это кстати, предопределило и выбор будущей специальности детей Юрия Ключникова: и я, и моя младшая сестра Марина в итоге получили высшее филологическое образование и тоже имеем отношение к писательскому труду и журналистике.

В конце 60-х начале 70-х Юрий Ключников пишет ряд рассказов, две пьесы, (которые правда, не удалось поставить) и, наконец, стихи. Правда, не торопится их публиковать, хотя ряд друзей- литераторов – Александр Кухно, Казимир Лисовский, Василий Коньяков - недоумевают, почему медлит. Первые попытки напечатать стихи в столичных журналах он сделает только лет через десять в конце 70-х, когда число пригодных, на его взгляд, стихотворений созрело до «критической массы».

Первый уход со службы

К сорока годам, в момент пика своей творческой карьеры журналист Юрий Ключников после нескольких конфликтных столкновений с начальством (новый шеф привел свою команду, а мой отец не вписался в нее), неожиданно для всех подает заявление об уходе, становится внештатным корреспондентом того же радиокомитета. В его обязанности входят поездки по сибирской глубинке, где он берет интервью у простых крестьян, лесников, охотников, рыбаков, даёт очерки и репортажи из самого, что ни есть, сельского захолустья... В этой непростой ситуации и достаточно мелкой для себя должности, которую бывший главный редактор сам для себя выбрал и которая гораздо больше подходила бы для выпускника университета, он проработал около двух лет. Тем не менее, по его собственному признанию, не жалел о своем шаге: частые командировки в степную и таёжную глушь помогли лучше узнать и полюбить географическую и поэтическую родину. Позднее такие поездки нашли отражение в ряде стихов («Над Кулундой», «Сибирское море» и др.).

Увольнение по собственному желанию с командной высоты, хотя и довольно относительной, готовность уйти на низко оплаченную работу было вызвано не просто конфликтами личного характера, но и глубинной несовместимостью натуры поэта с Системой. По мнению людей, знавших Юрия Ключникова по тем временам, он, с одной стороны, был талантливым энергичным журналистом, ответственно относящимся к работе, но с другой – не обладал качествами, нужными не только для процветания, но даже для выживания в советских условиях в качестве руководителя. Он был слишком прямодушным, эмоциональным, недостаточно дипломатичным, не любил вникать в хитросплетения аппаратных интриг, мог откровенно сказать начальству в резкой форме, все, что о нём думает. А такое, как известно, при любых системах и режимах не прощают.

Но на этом этапе жизни Юрий Ключников еще не выпал из номенклатурной «обоймы». Городские власти, убежденные, что работника такого уровня нельзя терять, вскоре предлагают ему новую должность – главного редактора Западно-сибирской студии кинохроники. Он соглашается, с увлечением работает на новом месте, входит в непривычную для себя кинопроблематику, организует производство документальных фильмов, сам пишет дикторские тексты для киножурналов «Сибирь на экране» и сценарии для документальных фильмов. На стихи практически не остается времени, хотя душа их просит, а рука иногда берется за перо.

Работа в издательстве

Все было бы хорошо, но жизненные процессы имеют тенденцию повторяться. Через несколько лет уже на новом месте вспыхивает очередной конфликт с недавно назначенным директором студии кинохроники, инициатором выдвижения которого был по иронии судьбы сам же Юрий Ключников. Пришлось снова уходить. И на этот раз идеологический сектор обкома КПСС помог в дальнейшем трудоустройстве. Хотя до работников обкома, наконец дошло, что Ключников по каким-то своим глубинным характеристикам партийной номенклатуре явно чужд, или, как поётся в песне, «не друг, и не враг, а так…». В 1976 году отца оформляют переводом на должность редактора Западно-сибирского издательства «Наука». Как рыбу его пускают в в воду - ставят на редактирование научных изданий, посвященных восточной философии и религии. Издательство обслуживает научные интересы Сибирского отделения АН ССР, находится в тесном контакте с бурятским и тувинским филиалами Академии наук. А там, в этих исконно буддийских республиках, шло интенсивное освоение и переводы на русский язык древних ламаистских текстов. В издательстве Ключников редактирует двухтомник знаменитого в своё время и почитаемого до сих пор буддолога Г. Цыбикова, ещё до революции налаживающего связи между царским правительством и правителями Тибета. Предлагает научному редактору издания академику Окладникову включить во второй том Перевёдённый Цыбиковым с тибетского на русский основной канон ламаизма «Ламрим – ченпо». Осторожный Окладников, хорошо ориентированный и в проблемах Востока, и в проблемах политики на это не идёт. Книга выходит в 1982 г. без «Ламрима», но с замечательным очерком «Буддист паломник у святынь Тибета». Хотя составителем двухтомника были учёные из Бурятского филиала АН СССР,. этот двухтомник впоследствии поставили Ключникову, как лычко в строчку - за «протаскивание чуждой религиозной идеологии Востока» В такой же начёт пошло и редактирование книги новосибирского религиеведа Рижского, посвящённой проблемам Библии. Поездки в Улан-Удэ, знакомство с учёными буддологами, а главное встречи с бурятскими ламами, особенно теми, кто прошёл сталинские лагеря и устоял в вере, не могли, конечно, пройти безрезультатно. Востоковедение становится для Ключникова не столько предметом научного исследования, любопытства или хобби, сколько погружением в необъятное духовное пространство Востока.

«Записка» и партийное дело

В эти же годы Юрий Ключников начинает постепенно возвращаться к поэзии, причем количество и качество его стихов постоянно растет. Целый ряд произведений, написанных в конце 70-х-начале 80-х годов, отец поместил в последующие поэтические сборники без какой-либо правки. Тогда были написаны такие зрелые стихотворения, как поэма «Ковры»», «Комаровка», «В памяти застрял светло и немо», «Совесть», «Квартиранты горящего дома», Это последнее стихотворение особенно понравилось Виктору Астафьеву и он включил его в свою Антологию одного стихотворения «Час России. Но пока Юрий Ключников продолжает безрезультатно посылать свои стихи в московские журналы. Зато увлечение восточными философскими учениями закономерно приводит поэта к духовному наследию семьи Рерихов. Он знакомится с большой группой последователей Живой Этики в новосибирском Академгородке, принимает участие в общественном строительстве музея Рериха в селе Верхний Уймон. Желание познакомить с новым откровением всю страну и вразумить ее заскорузлых в марксистских догмах вождей было у него столь велико, что привело его к написанию вместе с группой единомышленников любопытного идеологического документа, который до сих пор привлекает внимание историков (см. изданные в Новосибирске в 2004-2006 гг.книги: «Под небом Уймона», «Еретики Академгородка», Инакомыслие в Новосибирском Академгородке»). Группа этих «еретиков» обратилась в СОАН СССР, в правительство страны и в Новосибирский обком КПСС с предложением начать глубокое изучение философского наследия семьи Рерихов на государственном уровне, а строящийся на Алтае музей имени художника в институт превратить в институт изучения «психической энергии». Так они назвали ту Божественную Энергию, которая согласно Живой Этике является основой мироздания и глубинным духовным ресурсом человека.

В обкоме партии Записка произвела эффект разорвавшейся идеологической бомбы, стала началом большого партийного дела, серьезно отразившегося на судьбах людей, ее подписавших (всего было 6 человек, из них трое – члены партии). Власти требовали от подписантов покаяния за подкоп под фундаментальные основы существующей идеологии. Двое членов КПСС покаялись и их вскоре оставили в покое. Но для отца, наиболее упорного в своих взглядах эта история растянулась на три года, вместивших в себя не менее 70(!) партсобраний, разбирательств, исключений, восстановлений и новых исключений. Дело дошло до Политбюро. В новосибирском обкоме очень боялись, что Ключников начнет апеллировать к западным кругам и станет международным диссидентом, не понимая, что для него, государственника и патриота это было невозможно. Увидев, что он этого не делает, власть несколько успокоилась и скрепя зубы зубы позволила ему остаться самим собой, «заблудившимся», но «не врагом». Самое главное, что Юрий Ключников не покаялся, более того в идеологических спорах с экспертам, приглашенными на разборки почти всегда клал их на лопатки (всю эту интереснейшую историю можно сегодня прочесть в Интернете на сайте «Еретики Академгородка», где выложены протоколы партсобраний). В итоге его даже оставили в партии, но заменили исключение строгим выговором с занесением в учетную карточку. Формулировка – «За отступление от Устава и Программы партии, выразившееся в увлечении идеализмом и богоискательством» отрезала все пути к дальнейшей профессиональной карьере в любой области, связанной с идеологией. Выговор не оставлял никаких шансов на сохранении возможности работать в любой гуманитарной идеологической сфере (а должность редактора в издательстве как раз и была идеологической).

И поскольку ни на какую интеллектуальную работу Юрия Ключников не брали, он в возрасте 52 лет пошел грузчиком на хлебозавод №1 Новосибирского управления хлебопродуктов, где проработал 5 лет и ещё три с половиной года такелажником на приборостроительном заводе имени Ленина, откуда и вышел на пенсию. Как он писал в одном из своих стихотворений вышел моряком, причалившим «с полуострова «Интеллигенция» к континенту «Рабочий класс». Может показаться странным и удивительным, что этот причал создал из «мореплавателя поневоле» одного из самых ярких поэтов современной России. С этой поры поэзия сделалась неразлучным спутником Юрия Михайловича. Он сам признаётся, что трёхлетние партийные мытарства и восемь лет пребывание на континенте рабочего класса были самыми благодатными в его жизни в творческом отношении. По существу он повторяет признания Солженицына с той разницей, что автор «Архипелага» был разрушителем советского режима, а Ключников пытался подпереть этот режим своими религиозными исканиями и по сию пору остаётся хранителем, защитником лучших достижений советской цивилизации.

Поэт и КПСС

В этом сборнике «Русское окно» есть стихотворение, посвящённое памяти Ф.С. Горячева, первого секретаря новосибирского обкома КПСС в период с 1958 по 1978 г., При нём решением бюро обкома отец был отправлен на партийную учёбу в Москву, при нём началось и персональное дело коммуниста Ключникова, «съехавшего» с партийных рельс». И та, и другая акция проходили, разумеется, без личного соприкосновения двух несопоставимых в партийной иерархии величин. Но отец вспоминает, что было и личное, довольно жёсткое соприкосновение:

«В конце 1964 года к нам в общежитие ВПШ приезжал Фёдор Степанович сразу после известного октябрьского Пленума 1964 года (а он был членом ЦК КППС), где был снят с должности Н.С. Хрущёв. Жили мы в ВПШ по тем временам очень неплохо, каждый в отдельной комнате с телефоном и собрались в самой большой такой комнате человек 15 – вся новосибирская диаспора слушателей школы. Купили бутылку армянского коньяка «Арарат», яблок, ждём босса. Он приехал с помощником, вошёл, окинул взглядом стол, поинтересовался, сколько стоит коньяк, и сразу же выговорил помощнику:

- Почему заставляешь ребят тратиться? Я сам кончал ВПШ, знаю, как приходится туго жаться на стипендию.

К слову сказать, стипендия слушателей тоже была недурная по тем меркам, - 180 р. в месяц, хватало и на яблоки и на коньяк. Тем более, что буфет и столовая ВПШ обслуживались кремлёвским торгом, а там цены и качество находились в обратной зависимости…

Сел Горячев во главу стола и переспросил помощника:

- Когда я тебя научу приезжать к ребятам не с пустыми руками?

Помощник прячет глаза, краснеет, улыбается, молчит. Как мне потом рассказывали, эта сцена посещения ВПШ повторялась из года в год, никак не вразумляя помощника. Артистом был Фёдор Степанович отменным, действительно, народный артист Союза! С тем же артистизмом принялся он рассказывать о том, как проходил Пленум.

- Звонит мне Леонид Ильич, говорит: ты, Фёдор, один из старейших членов ЦК прошу тебя выступить, рассказать, как мы десять лет держали во главе партии не того человека… Отвечаю – конечно, выступлю, Леонид Ильич, Пригласил в кабинет машинистку, диктую текст выступления на Пленуме. Гляжу, у неё руки дрожат, Хрущ-то ещё у власти. Говорю ей: не дрожи, Маша, печатай спокойно. Обкомы поделил на сельские и городские, министерства ликвидировал, совнархозы, видите ли, ему понадобились… И промышленность завалил, и сельское хозяйство. Печатай, Маша, всю правду печатай, оба мы с тобой просмотрели, как во главе партии авантюрист оказался.

Горячев сделал паузу, обвёл присутствующих взглядом, спросил:

- Картина ясна? Вопросы есть?

Я возьми и брякни:

- Есть один вопрос, Фёдор Степанович, Скажите, как сделать так, чтобы авантюристы никогда не пробирались на высшие должности в партии?

В комнате повисла напряжённая тишина. Но Горячев быстро разрядил её:

- Ишь ты, какие вопросы выучился задавать в партийной школе! И усы отрастил… Ты случайно не из этих?

- Из каких, Фёдор Степанович? – переспросил я.

Он отвечать не стал, но когда мы провожали его с помощником вниз, к машине, ждавшей его у подъезда ВПШ, взял меня за локоть, тихо сказал:

- Политика – дело тонкое. Думай, когда задаёшь вопросы.

И запомнил меня. В минуты редких встреч в обкоме или во время сельских командировок, когда проходил мимо, кивал головой и здоровался первым.

Внешность имел запоминающуюся, большой лоб, накрытый тёмной чёлкой, маленькие глаза, которые глядели из-под бровей колюче и насторожённо. Но сколько о нём слышал, человеком был незлым. Людям, которые с ним вступали в конфликт (насколько можно было конфликтовать с первым секретарём обкома), не мстил, старался уладить дело миром. Так одного комсомольского вожака, резко покритиковавшего его на какой-то конференции, рекомендовал в Высшую дипломатическую школу. Тот впоследствии стал послом. Другого человека, мне знакомого (мы с ним учились вместе в ВПШ) в конфликтной ситуации, когда тот наотрез отказался возвращаться из Москвы в Сибирь на должность секретаря райкома партии, мотивируя свой отказ сложной болезнью жены сделал жителем столицы Так и сказал работнику ЦК: оставляйте его в Москве. Тот стал каким-то чином в ВЦСПС.

Моё персональное дело Горячев поручил расследовать секретарю по идеологии М.С. Алфёрову, а тот уже с наслаждением «оттянулся» на мне, надеясь, что разоблачения «еретика», помогут ему сделать карьерный рывок. Однако скоро самого Алфёрова убрали с должности и поставили работать библиотекарем ГПНТБ.»

Юрий Ключников вступил в ряды партии в 1959 г., будучи завучем школы в селе, которого выдвинули на должность директора школы. И расстался с КПСС в 90-е годы, когда многие члены, в том числе «номенклатурные», уже жгли партбилеты или подавали заявления о выходе из партии, сообразуясь с текущей конъюнктурой. Заплатил последние партийные взносы перед самим роспуском КПСС, однако когда она преобразовалась в КПРФ возобновлять членство не стал. У кого-то может возникнуть вопрос, почему же он столь жестко требовал от обкома пересмотреть вопрос о своём исключении и так активно «бодался с дубом», не соглашаясь каяться в своих идеологических ошибках? Такое поведение было бы понятным, пока он еще работал в издательстве, когда можно было бы надеяться на сохранении работы. Но почему боролся потом, когда стало очевидно, что на карьере можно ставить крест. Так не все ли равно для грузчика хлебозавода - исключение или строгий выговор?

Мой отец вел себя столь настойчиво не потому, что это был для него вопрос самолюбия - сломают меня или нет, хотя фактор самолюбия для него, человека с гордым, независимым характером тоже играл роль. И уж, конечно, не потому, что он сильно любил КПСС с ее от года к году возрастающей казенщиной. Главные причины – в другом. Он видел и знал ее изнутри, и, как мне кажется, хорошо понимал и ее силу, и ее назревающую трагедию. В семидесятые годы он был лично хорошо знаком не только с руководителями идеологического отдела обкома, но и с многими секретарями среднего и низового звена как городских, так и сельских райкомов. Сейчас их всех принято представлять некими монстрами или малокультурными фанатиками. Отец утверждает со всей определенностью, что в подавляющем большинстве это были нормальные, честные люди, думающие о своей стране и отдававшие ее благу, так как они его тогда понимали, свои лучшие силы.

С его точки зрения их драма заключалась в том, что все они оказались заложниками омертвевшей атеистической идеологии, в которую сами верили все меньше, но которую боялись реформировать. А менять ее было нужно! Только не на философию торжества низости, которая быстро заполнила идеологический вакуум и фактически царит сегодня в СМИ, заменивших партийные трибуны, а на более одухотворенное и национально ориентированное мировоззрение, что он, собственно, и предлагал властям в Записке . Простые коммунисты, по его мнению, не увидели всю глубину перерождения партийной верхушки, решившей, что надо не менять идеологию, а просто выбросить ее, поскольку она мешает человеку (и прежде всего им самим!) безудержно и бесконтрольно обогащаться. Отец пишет:

«Я не политик, хотя полученное второе образование и опыт работы в идеологической сфере позволяли мне лучше многих дилетантов- шестидесятников понимать как устроено государство и что с ним будет, если у его граждан вмиг отнять мировоззрение и сказать – делайте, что хотите. Я прежде всего поэт, и чувствуя, «куда несет нас рок событий", еще тогда, в 1979 году предлагал свои, может быть, наивные рецепты спасения страны. Но когда они по недомыслию властей были напрочь отвергнуты, у меня не было мстительного желания краха партии, которая в то время еще была главным скрепом государства. Борясь за свое восстановление, я не хотел, прежде всего, чтобы на партии коммунистов остался грех отторжения великого дела Рерихов, совершение которого, по моему ощущению, на тонком мистическом ускорило бы развал страны... А КПРФ - это уже другая история. Остальные ответы на эти вопросы можно найти в моих книгах».

Между прочим, отец Юрия Ключникова и соответственно мой дед Михаил Яковлевич перед смертью, обездвиженный, вызвал секретаря сельской ячейки к себе домой (он умер в селе Молдавановка Краснодарского края в 1984 г.), тоже для уплаты последние в жизни членских взносов. А на вопрос жены (моей бабушки) может ли она поставить на его могиле православный крест, ответил: «Поставь памятник со звездой: Я сорок лет был в коммунистах, менять веру перед смертью не хочу, хотя против Бога ничего не имею». Бабушка же моя, будучи человеком, глубоко верующим, после смерти муж а(моего деда) отдала полдома под церковь, которой до 1984 г в селе не было. Туда в эту домашнюю церковь несколько лет подряд потом приезжал батюшка из райцентра венчать молодожёнов и крестить новорождённых.

Рериховский период

Конец 80-х, начало 90-х – период надежд, которые переживала вся страна, время рождения всевозможных общественных движений, объединений и инициатив. Юрий Ключников в те времена начал активно и целенаправленно сотрудничать с рериховским движением, участвовал во всероссийских конференциях, ездил с лекциями на духовно-патриотические темы, проводил творческие вечера по градам и весям страны от Магадана до Украины (всего побывал в более чем 40 городах). Он печатает в журнале «Сибирские огни» в 1988 году книгу«Община» из серии Живой Этики, подборку писем Е.И. Рерих, организовывает вместе с Б.А. Даниловым издательский кооператив, где выпускает всю серию Живой Этики, «Тайную доктрину» Е.П. Блаватской, «Чашу Востока», некоторые другие произведения русского космизма, в частности, работы К.Э. Циолковского «О Причине Космоса», «Нирвана» и др., а также брошюру новосибирского профессора А. Дюнина о калужском гении, с которым Дюнин находился в переписке.

Издательская работа кооператива по началу протекала в рамках Новосибирского общества «Индии-СССР», организованного опять же по инициативе моего отца. Председателем этого общества был избран сын основателя новосибирского Академгородка академик М.М. Лаврентьев, в ту пору директор Института математики СОАН СССР, его заместителем стал Юрий Ключников. Общество вело весьма разнообразную работу. Так в феврале1989 года в конференц-зале Новосибирского обкома КПСС (!), некогда исключавшем сибирского литератора из партии, было торжественно отмечено 110-летие со дня рождения Е.И. Рерих, где с докладом выступал приглашенный поэтом из Змеиногорска (Алтайский край) ученик Н.К. Рериха 97-летний известный талантливый писатель Альфред Хейдок. О нём Ю. Ключников написал впоследствии очерк «Встречи с А. Хейдоком». Кстати, при обществе «СССР-Индия» образовалась группа единомышленников, из которой позднее отпочковалось Сибирское рериховское общество.

И, наконец, Юрий Ключников начал совершать высокогорные духовно-экологические экспедиции на горный Алтай, к подножью горы Белухи, куда в течение 10 лет водил большие группы людей численностью в 100 человек и более, а также по Индии и Непалу. Всего через эти экспедиции прошло около 1000 человек. Нужно сказать, что Н.К. Рерих впервые открыл миру особую благодатность горного Алтая, святость этих мест, Под лучами алтайской благодати люди обновлялись духовно и даже физически, а для самого Ключникова Алтай сделался неиссякаемым источником поэтического вдохновения. В Индии же паломничество, как правило, включало в себя пребывание в Гималаях, а также посещение ашрамов, памятных мест, связанных с Буддой, с Рерихами и с духовными учителями и подвижниками. Эти путешествия сыграли важную роль в судьбах очень многих людей, помогли им выбрать жизненный путь.

Тем не менее, формальным руководителем и даже простым членом той или иной рериховской организации Юрий Ключников так и не стал (слишком дорога ему творческая свобода и безразличны властные амбиции), хотя относится к искусству и философскому наследию художника с великим почитанием. Как он сам о себе говорит: «Я – русский писатель. И хочу, остаться в партии Русской культуры - вместе с Рерихом, сделавшим для культуры очень много, также вместе с другими, очень дорогими для меня людьми, о которых написал в книге «Лики». Моё дело – творчество. Да и Живая Этика, по моему убеждению, - это мощный творческий импульс миру, а России в особенности, подаренный небом вовсе не для того, чтобы появилось новое вероучение или новая партия «профессиональных рериховцев», пропагандистов и агитаторов, но чтобы в стране стало больше настоящих учёных, талантливых поэтов, художников, музыкантов, словом мастеров своего дела в каждой профессии, в каждом деле. Человека создал Творец по образу своему и подобию. Этим сказано всё. И Живая Этика призвана именно для творческого преображения мира в эпоху, когда говоря словами Пушкина «народы в братскую семью соединятся», когда, говоря словами другого русского гения «пройдёт вражда племён, исчезнет ложь и грусть».

Но фанатизм Юрию Ключникову не свойственен. Даже «культурный». Об этом, как и о широте натуры и взглядов сибирского литератора свидетельствует следующий случай. Когда из бывшего церковного здания съехала во вновь построенное Западно-сибирская студия кинохроники (она занимала это здание с 30-х годов) в городе была устроено общественное обсуждение вопроса, кому отдать помещение. Дело было в самом начале дискуссионных 90-х годов. Городской отдел культуры склонялся к тому, чтобы помещение передали филармоническому хору, уж больно хороша акустика. Состоялось собрание, на которое помимо руководителей городского управления культуры пригласили всех людей, кто имел к этому зданию отношение, и в том числе бывшего главного редактора студии. Юрий Ключников встал на сторону тех, кто предлагал вернуть здание прежним хозяевам – Православной Церкви. Зная о весьма сложном, если не сказать больше, отношении РПЦ к очень значимым для себя темам Востока и Рериха, Ключников тем не менее «культуртрегерам» подыгрывать не стал и предложил действовать по справедливости: отдать здание собора исконным собственникам. Страстная речь Ключникова переломила ситуацию. В итоге было принято решение вернуть здание церкви. А когда в нём начались восстановительные работы, Юрий Ключников организовал людей бизнеса не на интересы собственного издательского кооператива, а на взнос в дело ремонта храма. Справку о том, как приятель поэта, предприниматель и духовный искатель из Омск внёс на ремонт Собора Александра Невского его тогдашнему руководству крупную по тем временам сумму денег, сибирский литератор до сих пор хранит. Самое интересное, что домашние Юрия Ключникова узнали об этой истории восемнадцатилетней давности только сегодня, сам поэт забыл о ней и вообще не считает ее какой-то особенной личной заслугой.

Заметим также, что именно с этим зданием в судьбе Ключникова связаны довольно странные события. Именно отсюда, из храма Александра Невского, ради которого, он так старался, уже через несколько лет начались нападки на Юрия Ключникова и его общественную деятельность. Молодой клирик Собора, неофит и радикал, выступал против чуждой для него идеологии Востока столь рьяно и скандально, что само церковное начальство в итоге было вынуждено поручить ему кураторство в другой сфере, и все нападки прекратились.

Последние 10 лет Юрий Ключников полностью сосредоточился на своем главном жизненном деле - на литературе. За десятилетие нового века он написал эзотерическую сказку «Поэт и фея»,(2004 год), книгу очерков о своих путешествиях «Я в Индии искал Россию: странствия по Ариаварте» (2008 год), книгу очерков о наших национальных подвижниках – «Лики русской культуры» (2009 год). И все-таки основной творческой доминантой остаются стихи. Как уже говорилось, лирическая поэзия остается главным направлением в его творчестве, несмотря на возраст. Он выпустил три поэтические книги «Белый остров» (2000 год), «Стихия души» (2004), и «Годовые кольца» (2006 год). А за последние четыре года написал более 800(!) стихотворений, лучшие из которых вошли в данный сборник.

Как он работает

Удивительной для его возраста остается творческая работоспособность поэта. В возрасте 79 лет оно способен за один день написать до 5-8 стихотворений, причем весьма высокого качества. Обычно поэты, если, конечно, доживают до такого возраста, то в лучшем случае пишут мемуары, поскольку для полноценной лирики нужна, как говорил Лев Толстой, »лирическая дерзость», необыкновенная молодость души и даже организма. ( В истории мировой литературы Гете, наверное, был наиболее впечатляющим примером человека, способного писать яркие стихи в столь преклонном возрасте). Возможно, что подобное лирическое долгожительство вытекает из образа жизни, которому Юрий Ключников следует много лет и из той внутренней работы над собой, которую он ведет. Привыкнув после 6 лет тяжелого труда на хлебозаводе к серьезным физическим нагрузкам, он сохранил эту привычку после выхода на пенсию. Каждое утро Юрий Ключников начинает с серьезной часовой зарядки, которую всегда делает не в помещении, а на улице, сколько бы градусов там не было, - плюс 30, или минус 30. И во время этого тренировочного комплекса он до сих пор делает 150 отжиманий от земли! Кроме того, зимой, он два, три раза в неделю ходит на лыжах, не дружит ни с табаком, ни со спиртным, хотя, как, наверное, все русские поэты, прошел через эти национальные забавы в более молодые годы.

Но помимо чисто физической нагрузки главным секретом его творческого долголетия без сомнения являются духовные факторы: несломимый оптимизм, глубоко позитивное мышление, ни при каких обстоятельствах не допускающее даже намека на неудачу и поражение, бодрое, я бы сказал альпинистское, отношение к жизненным испытаниям. И, наконец, регулярная молитвенно-медитативная практика, которую поэт осуществляет на протяжении 30 лет, дополняют его психологический портрет.

Конечно, такие усилия не могут не дать плодов, и сибирского литератора можно назвать своеобразным поэтическим исихастом в миру. Другими словами, он научился слушать божественную тишину сердца и напитываться ее энергиями. Этот православный опыт, который можно назвать также йогическим, помогал и помогает Ключникову сохранять свою творческую форму, даёт силы не просто для выживания, но для полноценной жизни в экстремальных обстоятельствах нынешнего времени. Так, заболев энцефалитом во время своих поездок на уральские горы (укус клеща), поэт с температурой 41 градус, когда сама жизнь висела на волоске непрерывно в течение суток молился Иисусовой молитвой, опуская ум в сердце. В итоге остановил развитие тяжелейшей болезни, она прошла без последствий. Эта же практика дала ему силы пережить испытания во время затянувшегося партийного дела и справиться с болезненным ощущением нереализованности, когда ему в течение многих лет был закрыт путь к публикациям.

Поэтическая вселенная

Русские поэты – по большей части люди трагического склада. Юрий Ключников по внутреннему складу и своей изначальной природе поэт позитивный и оптимистический. В его жизни не было личных трагедий, но была драма и серьезные жизненные испытания. Все это в сочетании с невозможностью публиковаться могло направить его поэзию по другому руслу и внести в нее ноты тоски, безысходности и озлобленности. Благодаря духовным усилиям и работе над собой он сумел переплавить подобные настроения и тенденции и создать внутри себя гармоничную, я бы сказал, очень сбалансированную поэтическую вселенную.

С одной стороны в его стихах много жизни, стихии весеннего мироощущения (из всех времен года о весне у него, начиная с самого первого стихотворения, написано больше всего). С другой стороны – в них присутствует особая оптика осенней ясности и прозрачности, как в смысле формы (тяга к лаконизму, четким формулам и афористическим обобщениям), так и в плане поэтического содержания.

С одной стороны он ярко выраженный лирик, ведущий с читателем откровенные задушевные беседы. С другой стороны - предстает глубоким мыслителем со своей одухотворенной жизненной философией, органично пропитанной сакральным знанием о человеке и мире.

С одной стороны он по своим убеждениям – русский патриот, до мозга костей влюбленный в свою страну, какими бы раздражающими недостатками она не обладала и сколь жестко она не относилась к нему самому. С другой – он носитель универсального сознания, вмещающего в себя и восточные откровения (см. поэмы «Ковры», «Певец и хан», «Золотое озеро») и лучшие достижения западного гения (стихи о Сократе, о Сервантесе с его бессмертным рыцарем печального образа, о Моцарте, Гёте, Шопене, Лорке, Сент-Экзюпери).

В своем творчестве Юрий Ключников касается разных граней жизни, в том числе тех, которые можно встретить у других русских поэтов, но которые он естественно высвечивает по-своему. Это природа, любовь, наше прошлое и современность, жизнь, смерть, поэзия, личности творцов в искусстве и жизни в целом (он называет этих творцов «ликами») и о том как каждая из граней и тем освещается в его стихах, можно говорить долго и подробно.

«Мать-природа, я молюсь всечасно...»

Природа занимает в них весьма большое место, несмотря на то, что он большую часть жизни прожил в городах. Судьба не сохранила для моего отца ни одного родового гнезда, как это было у поэтов девятнадцатого столетия. Двадцатый век, разметавший судьбы наших соотечественников, разорвал его жизнь на два неравных куска: украинское детство и вся остальная жизнь, прошедшая в Сибири (Кузбасс, Томск, Новосибирск). Все, кто бывал в Западной Сибири, знают, что в отличие от Сибири Восточной и тем более среднерусской полосы ее природа весьма аскетична: унылый пейзаж бескрайних просторов барабинской и кулундинской степи однообразием своим невольно наводит скуку. Так, например, было с Чеховым, проехавшим во время своего знаменитого путешествия к Сахалину через все сибирские просторы. Но Юрий Ключников находит для этих мест, ставших для него второй родиной, самые яркие краски и лучшие пронзительные слова:

Когда же торжествует водолей,
Когда хлеба в работу не годятся,
В недолгий час молчания полей
Здесь лебеди усталые садятся.

И сделается празднично и тихо.
И долгою скукою схваченная в плен
Вдруг расцветет, как старый гобелен,
Простая кулундинская холстина.

Короткое сибирское лето позволяет укрыться от городской духоты разве что на даче, о зеленом мире которой Юрий Ключников сложил немало ярких стихотворных молитв своему «дачному Боже». В этом он очень близок Пастернаку, для которого тема предместья, дачи всегда была очень важна. А когда душа поэта устает от суровых сибирских льдов и холодных ветров, всегда есть горный Алтай, к великолепным горам и долинам которого всегда можно хотя бы ненадолго уехать. Мой отец открыл эту чудесную страну поздно, в 48 лет, и уже треть века посвящает его красотам свои стихи. И священная гора Алтая- Белуха и извилистый Терехтинский хребет и Уймонская долина с ее «цветочными пожарами», и стремительная Катунь с ее белопенными, бирюзово – зелеными водами и степной Алтай, породивший Шукшина, прославлены поэтом не по одному разу. Алтай для него не просто источник вдохновения, но священное место планеты, которое обязательно уцелеет в грядущих катаклизмах, став очагом будущего рождения нового человечества.

Юрий Ключников не ограничивается описанием внешних красот природы, но обладает удивительным даром проникать в ее глубины и общаться с ее душой, как это делали древние даосы и мудрецы, разговаривавшие с камнями, ручьями, водопадами, цветами. У поэта есть немало стихов, в которых он ведет к разговор как с живым собеседником, с каким-нибудь валуном в горах, горной речкой, алтайским кактусом или цветком. Вообще цветов в поэзии Юрия Ключникова очень много, и он воспринимает их не только в зримых формах через краски и запахи, но и как в свое время Скрябин воспринимал мир – синестетически: Сибирский поэт говорит о музыке цветов, о сладких звуках, источаемыми розами и ландышами. Приписывает им вполне человеческие чувства и способность любить.