Художник и Поэт

Однако творчество Юрия Ключникова не сводимо к поэтическому натурализму и восхищению природой, которую он полушутя вызывает на творческий поединок с предсказуемым исходом:

Состязаться с природой -
Привычное дело поэта
И, конечно, проигрывать
Спор в безнадежной борьбе.
О, ручьи!
О, Катунь!
О, Белуха!
Полцарства за это.
Но вторые полцарства – оставлю стихам и себе.

Поэта интересуют тайные законы творчества, сохранение верности музе, превращение поэзии в действенное оружие борьбы с планетарным злом и гармонизации мира. В своем предисловии к сборнику «Годовые кольца» критик Владимир Бондаренко совершенно справедливо заметил, что «поэзия Юрия Ключникова- это всегда моление о России». В стихотворной молитве, мыслит поэт, он привлекает в мир светлые силы, которые укрепляют реальных борцов, сражающихся с тьмой, обступившей родину:

Я не пишу, я карканью вороньему
Навстречу бастионы возвожу
Я защищаю раненную родину
Я с ней одними легкими дышу.
Мне мало душу стихотворством баловать
В бумажные кораблики играть.
Мне сердце шепчет
Дерзновеньем Павлова
Какой-то срок держался Сталинград

Вера в магическую силу поэтического слова у Юрия Ключникова просто безгранична. Он убежден, что оно может остановить даже начавшееся извержение вулкана.

Звенит поэтический зяблик
Во всю свою детскую прыть.
- Алло! Отзовитесь, Рейкьявик!
Вулкан прекращает дымить?

Подобная вера вызывает из сознания строки Николая Гумилева, напомнившего нам, что в древности «солнце останавливали словом, словом разрушали города», и русскую пословицу, которую Солженицын в своей Нобелевской лекции: «Одно слово весь мир перетянет». В самом деле, зачем писать стихи, если поэт не только не может предугадать как отзовется его слово, но и не верит в это? Такое слово, одухотворенное верой в победу света в глазах поэта столь значимо, что он готов поддержать на этом пути даже графомана, если изначальные помыслы того чисты. Юрий Ключников не один раз обращается к этой теме и пишет то «Марш графоманов» призывая последних сильнее наполнить свои стихи музыкой, то «Бедные поэты-графоманы», поднимая этих «чудиков», занятых чистой бескорыстной деятельностью, до уровня подвижников духа и предполагая, что когда-нибудь, «грядущий Генрих Шлиман»:

Раскопает нынешнюю Трою
И отыщет в розовом песке
Мощи неизвестного героя
С шариковой ручкою в руке.

Русская история и отношение к ней

Едва ли не самая часто возникающая тема стихов Юрия Ключникова- это тема Россия, поэтически осмысленная им со всех сторон и во всех ипостасях, - Россия Земная и Россия Небесная, Россия Царская (а еще раньше, Древняя Русь) и Россия Советская, Россия Настоящая и Россия Будущая, российская власть и русский народ, русская духовная элита («лики») и российская чернь («бесы», «торговцы», предатели). И старцы и древние воины с полководцами – это и есть для Юрия Ключникова Святая Русь и недосягаемый духовный идеал. Стихотворения «Князь Игорь», «Пересвет», «Легенда о Сергии Радонежском», «Андрей Рублев», «Не за тем, чтоб с грехами расстаться…» передает страстную убежденность поэта, в то, что все эти поэты не есть мемориальные (пусть и очень достойные) фигуры, но живые духовные существа, сражающиеся за родину с русского неба. Россия Царская, романовская, особенно периода последнего русского царя (к его слабохарактерности у поэта свои счеты, которые он «свел» в отдельном стихотворении) как система цивилизации не вызывают у Юрия Ключникова особых восторгов. Однако этот большой исторический период, дорог для него высочайшими образцами и достижениями русской культуры, о которых мой отец писал и в своих стихах, и в публицистике (стихи о Державине, Бортнянском, Льве Толстом, статьи о Ломоносове, Пушкине).

Правда, к Серебряному веку, отношение у поэта неоднозначное. Конечно, он преклоняется перед его утонченностью и ностальгией по всему высокому, что этот век породил («так давай же споем о Серебряном веке, коль не можем поверить никак в Золотой»). Этим преклонением пронизаны стихи и статьи Ключникова о Блоке, Цветаевой, Ахматовой, Рахманинове (хотя, справедливости говоря, пик творчества этих художников состоялся уже за пределами Серебряного века). С другой стороны сибирский поэт убежден, что умирающая утонченная культура последнего периода дореволюционной России во многом носила игровой характер:

Я без улыбки не могу, не скрою
Читать стихи поэтов той поры,
Когда была поэзия игрою,
Еще не знавшей истинной игры.
Их ранил тусклый свет аптеки рядом
Или беззубый царский манифест
Нетронутые настоящим адом,
Они не знали, что такое крест,
Когда за слово ставили под пули
Или гноили в дальних лагерях…
Иные из поэтов тех уснули
Младенческие песенки творя.

Наибольшее уважение у Ключникова вызывает другой тип поэтов, победивших утонченные соблазны Серебряного века.

Но были и такие,
Что споткнувшись
О новых истин каменный порог,
Сумели победить себя и ужас,
Понять, каким порой бывает Бог.
Отбросив ненадежную манерность,
«Впав, словно в ересь»,
В чудо простоты
Они несли к ногам России верность,
Живые –
Небумажные цветы.

К советскому периоду истории, где было все – и великие свершения, и высокие достижения в культуре и жестокие преступления, и серость партийной казенщины у Юрия Ключникова отношение сложное, двойственное. Но в своей основе это отношение высказывается им с позиции сыновней любви, а не с точки зрения отчужденной претензии, выраженной в нынешней формуле - «эта страна». Для моего отца подобная оценка в принципе невозможна и он с ней жестко полемизирует в своих «антидарвинистских стихах»:

Я в плену у легенды красивой,
ненаучный, конечно, изъян -
полагать себя сыном России,
не любовной игры обезьян.

Верить в то, что сплошные базары
будут смыты потопной волной,
лишь за то, что мы как обезьяны
обращаемся с «этой страной».

Если же говорить о нашем прошлом, то для поэта очевидно, что сколь ни сильны были заблуждения, овладевшие народом в годы братоубийственной гражданской войны, за этим стояли высокие мечты и дерзновенные замыслы, которые искупают многие грехи. И в его сознании эта дерзновенность по своей внутренней чистоте и накалу неизмеримо превосходит сегодняшнюю «теплохладную» суету. Потому Судный день взвесит на своих безошибочных весах: «всю трагедийность сталинской эпохи, все шутовство сегодняшних затей».

В любом случае прошлое России, в котором любые заблуждения пронизаны величием, требует не скороспелого навязанного народу покаяния («Мы ищем Белый остров в океане, а каются пусть сукины сыны»), а понимания и почтительного уважения. Юрий Ключников, не получивший от государства никаких дивидендов, кроме опыта гонений и чиновничьего равнодушия, не обозлился на свое прошлое, но нашел мужество склонить голову перед отцами за их дерзновенный порыв и с тревогой заглянул в наше общее будущее:

Я поминаю дух и прах
Отцов, которые без хлеба,
Отринув всякий Божий страх,
Как боги, штурмовали небо.

Не убивал и не убью,
Не принесу свидетельств ложных,
Но их по-прежнему люблю,
По-детски веривших, что можно

Через кровавые моря
Приплыть к земле без зла, без фальши.
Смешная, страшная моя,
Страна-ребенок, что же дальше?

Насколько это болевое отношение к родине контрастирует с отношением иных» деятелей культуры», кто получил от советского государства все, что можно было иметь, но как только оно ослабело, расчетливо и конъюнктурно принялся поливать его грязью!

Поэт не боится критиковать (и под час очень сурово), все, что происходило с нами за десятилетия испытаний, но делает это как человек, у которого искренне болит душа– за пассивность, за наш духовный сон своих соотечественников, за очерствелость душ, легковерие и слабость перед соблазнами потребительства:

На высотах тихого и вечного
Временное за душу берёт,
Видя как покорно и доверчиво
Шею под топор кладет народ.

Или:

Всегда узнавал я по стержням,
по мускулам землю свою,
по силе сердечной и сдержанной
по ладной осанке в бою.
В скорбях ее видел и в буйстве
Во взлетах, в паденьях, в трудах,
Но чтоб в равнодушном беспутстве -
Такого не знал никогда.

Наибольшую боль в настоящем у Юрия Ключникова вызывает духовное перерождение русской нации, носительницы великой культуры и славного прошлого, превращение общества в толпу пустых, равнодушных ко всему обывателей, которые ничего не помнят и не желают знать ни о духе, ни о тишине сердца, ни о творческом подвиге героев прошлого, кто своей жизнью запечатлел красоту земли и неба. Агрессивным ритмом нашего громкого жестокого мира Юрий Ключников противопоставляет свою негромкую мелодию тишины:

Я почти что шепчу,
и мелодию тихую эту
ты, конечно, не слышишь
в торговом гудящем аду.
Я шепчу потому,
что хочу тишины эстафету
хоть кому-то вручить
перед тем, как из ада уйду.
И надеюсь, что вновь
мне в России родиться придётся
И Творца попрошу,
чтоб родился на том берегу,
где про Пушкина помнят,
Рахманинов слышен и Моцарт…
А шепчу потому,
что я с детства кричать не могу.

Иногда поэту начинает казаться, что его любимая страна навсегда уснула гибельным беспробудным сном:

Ты сегодня простерлась
В пределах своих полумертвой,
Рук не можешь поднять,
Оторвать от земли головы.
И лежишь на спине
От Камчатки до Выборга немо,
Грезишь прошлым, не видя, что стало с тобой наяву
И с великой тоскою
Глядишь в беспредельное небо.
Все уходит под ним,
Кроме веры в его синеву.

Но минутное настроение безысходности пересиливает осознание грозной опасности, подступившей к родине. И тогда из уст поэта рождается огненный призыв к своему поникшему духом соотечественнику:

Идет окончательный бой за Россию,
За флаг Сталинграда,
За честь Октября…
Повергни безверье,
Зеленого змия
И страх и унынье,
Я верю в тебя!

Да, победа возможна, если в душе русского воина сохраняется ощущение непрерывности истории, а великий ресурс героического прошлого не будет сдан в архив из-за глупости или предательства. Тогда все герои, погибшие на полях сражений, воскреснут и помогут вернуть торжество «победной весны 45-го года»:

И если на стяге Победы
Останутся молот и серп,
За родину павшие деды
Из праха поднимутся все.

Непрерывность исторического самоощущения рождает у поэта надежду, что Россия преодолеет сегодняшнюю морок и смуту, выйдет из всех испытаний обновленной и еще более прекрасной, чем она когда-либо была. Вера Юрия Ключникова в реальность Нового Неба и Новой Земли почти библейская. С высоты своего 80-летнего возраста, понимая и остро чувствуя ограниченность отпущенного человеку земного времени, он на глубинном метафизическом уровне не принимает идею смерти для души. Сила жизни в его поэзии и сердце столь велика, что она духовно переливается через временные границы земного телесного сосуда, рождая абсолютную уверенность в реальности грядущей жизни. Юрий Ключников – убежденный сторонник доктрины реинкарнации, которая преломляется в его сознании с русским своеобразием. Да, он верит, что душа бессмертна, земная жизнь- всего лишь «запятая в книге Жизни вечной» и ее наслаждений не удержать, как бы не хотелось. Потому – «все, чем вдох успеет насладиться, с выдохом на волю отпусти». Такой взгляд примиряет уставшего от земного пути путника со смертью и помогает отнестись к ее перспективе спокойно:

Уже не радует вино
Пиры бесовские не бесят.
Пора, наверное, давно
Отправится в иные веси.

Где нет несчастий и побед,
Не сушит губ земная жажда,
Куда ушел отец и дед,
Где ты бывал и не однажды.

Но уйти не для того, чтобы упокоится с отцами или получить личное нирваническое блаженство восточного образца. Поэт рассматривает инобытие, как временную передышку и отдых между земными жизнями, исполненными труда и борьбы. Уйти, чтобы помогать России из духовного мира: «Я слишком мало помогал отчизне, быть может ей оттуда помогу». Уйти, чтобы вернуться и вновь воплотиться на земле, испытав сладкую горечь земных борений. Почти в каждом стихотворении, где говорится об уходе и перевоплощении, поэт, словно заклинание, повторяет свою главную творческую духовную программу – вернуться из звездных странствий и помогать своей стране. Такой взгляд на драму человеческого существования помогает растворить трагичность и грусть неизбежного конца: «Смерть – запятая в книге жизни вечной. Душа моя, поднимем паруса!» Поэт призывает всех посмотреть на жизнь и смерть по-новому, с надеждой и даже с радостью:

С лиц, дорогих мне, утирая слезы
и навевая радостные сны,
В мой смертный час
Взгляните на березы
Для них зима – предчувствие зимы.

Редкая нота в мировой литературе- говорить о конечности человеческой судьбы с таким оптимизмом и жизнерадостной бодрой энергией

Восток и православие

Юрий Ключников всерьез начал свои духовные поиски с Востока, как и многие представители советской интеллигенции. Дело в том, что православие в Сибири в те времена было укоренено гораздо слабее, чем в той же Москве. На огромной полутора миллионный город приходилось всего 3-4 храма. Восток благодаря своей полузапретности был как ни странно более заметен, нежели православная традиция. Однако в дальнейшем по мере погружения в русскую историю и культуру перед Юрием Ключниковым стали постепенно открываться глубины православных истин. Более того, контакт с образом Христа начал происходить у него на мистическом уровне: Лик восточного учителя иногда стал заменяться у него Ликом нерукотворного Спаса, звавшего поэта к себе. Юрий Ключников сам рассказал об этом в очерке «Безмолвие и лики».

Включив в свою практику «умное делание» и занимаясь Иисусовой молитвой много лет, он не стал каяться в своих восточных увлечениях и зарабатывать на этом дивиденды, как порой поступали многие неофиты. Он просто расширил свою духовную картину мира и увидел, что, Восток, если это, конечно, подлинный Восток, а не Троянский конь в восточной упаковке, присланный с Запада («от которого все напасти, так устроена роза ветров»), никогда не будет выполнять по отношению к России никаких разрушительных программ. Все подлинные, высокие учителя Индии, с которыми отцу приходилось встречаться – Баба Вирса Сингх, Шри Мукти Ишвара Бхагаван, Пайлот Баба, да и Святослав Рерих говорили ему, что в России, в принципе, есть все, что нужно человеку для духовной самореализации. Но поскольку её жизненная ситуация несравнима по трудности с большинством стран мира, духовная Индия, готова прийти на помощь России, дать русским людям новые духовные ресурсы для укрепления исконной русской веры, для решающей схватки с мировым злом. Юрий Ключников так и воспринял эти советы и заветы - как братскую помощь настоящих друзей России, а не как попытку перевербовать наш народ в чужую веру. Он не пошел по пути транслятора чужой, пусть даже при этом самой родственной традиции, не стал пересказывать в стихах восточные доктрины, а остался в своем творчестве глубоко русским художником, сохраняющим внутреннему свободу.

Кому-то, особенно если человек держится за церковную ограду как за соломинку, такая вольница духа может оказаться соблазном и отступлением от истины. Да, в стихах Юрия Ключникова, идентифицирующего себя с Россией, с ее исконной православной верой встречается немало стихов, дышащих мудростью Востока. Но творчество как святой дух веет, где хочет. Признаки истины скорее связаны не с ее локальным пребыванием в лоне какой-либо одной традиции, но с высотой и глубиной ее осмысления. Если же говорить о критериях истинности избранного пути того или иного человека, к тому же человека творческого, то его нельзя судить за широту убеждений. У нас остается только один главный критерий - уровень поэтического мастерства, творческие поступки человека, соответствие заявленного реальной жизни. Полноводная, год от года расширяющаяся река творчества, текущая через сердце сибирского Дон Кихота, который продолжает шлифовать свое мастерство и повышать накал поэзии – лучший ответ на вопрос о критериях истинности. В конце концов, никто не отменял и эстетических критериев.

Все, вышесказанное, отнюдь не означает, что Юрий Ключников - это поэт без противоречий и недостатков. Так не бывает. Но об этих противоречиях в поэзии Ключникова лучше всего рассказал в предисловии к этому сборнику Лев Аннинский. Не стану пересказывать его очень интереснейшие замечания и глубокие мысли.

Бесконечность жизни и свобода

Наверное, убежденность в идее реинкарнации способна наделить творческого человека особым даром перевоплощения самые разные творения природы, причем не только живой, но даже и так называемой неорганической. Юрий Ключников нередко совершает подобные стихотворные микрореинкарнации, во время которых он столь глубоко входит в образ, воспеваемый им вещи, предмета, растения животного, что начинает говорить от их имени. У поэта есть стихи, где он ведет беседу с миром от имени старого гвоздя на корабельной мачте, болта космического корабля, деревянных железнодорожных шпал, старого дома и даже пня, из которого словно опята лезут стихи ( что дают возможность глубину юмора и самоиронии поэта). Он говорит также стихами от имени цветка, перелетного чирка, трутня, подолгу дремлющего около улья, но раз в год взлетающего вслед за королевой в поднебесную лазурь, реки, ручья. Иногда поэт готов перевоплотиться в некую сложную систему, состоящую из двух или нескольких сил, которые могут вести друг с другом непримиримую борьбу. Это необычайно расширяет поэтическое и духовное сознание, и лирический герой стихов Ключникова начинает осознавать, что он «один и жнец и пахарь». Что он также одновременно и «игрок» и «врата» и «судьбы неотвратимой мяч», как это описывает стихотворение о футбольной и космической игре.

Такая способность к перевоплощению, помноженная на верность Свету, Музе и стойкость духа открывает в человеческой душе состояние внутренней свободы, быть может, самое драгоценное для поэта достояние. Вместе с Пушкиных ( недаром одно из любимых для Юрия Ключникова стихотворений нашего гения является вольный перевод «Из Пиндемонти», а по существу совершенно самостоятельное стихотворение, настоящий гимн свободе, и с Блоком, вслед за Александром Сергеевичем, воспевшим «тайную свободу» сибирский поэт зовет к ней в наше время, когда настоящего «воздуха» в атмосфере, еще меньше, чем перед смертью Блока:

Чугунный барельеф поэта
Зовет к свободе тайной в даль
Кому нужна свобода эта
Зачем нужна она
А жаль!

Кстати этот чугунный барельеф А.С. Пушкина, висящий над рабочим столом поэта, был отлит в 1937 году, который мы знаем, как пик сталинских репрессий. Но в том же году необычайно пышно отметили столетие со дня гибели «нашего всё».

Именно эта тайная свобода сегодня в эпоху торжества «клонов» и «бесов» позволяет не просто выстроить, но заглянуть в грядущее России, которая по глубоко выстроенному ощущению моего отца может быть прекраснее, чем все наши самые лучшие представления и мечты. Для этого нужна самодисциплина, готовность человека быть в самостоянии с духовной Россией, с её святынями и святыми, с её героями, и просветителями, стремление победить в себе качество черни, угодливо обслуживающей любого нового хозяина. К этим «ртутным людям», «при всех режимах, вертевшихся как вошь на гребешке» поэт беспощаден также, как был беспощаден к ним Пушкин, Лермонтов и Блок.

Не позволяй душе лениться!

Поэзия, особенно лирическая на Руси всегда была стихийной и несла в себе иногда слишком большой заряд хаоса. Что же, возможно горький суд многих поэтов были платой за служение буйной русской Музе. Юрий Ключников – наследник другой, едва намеченной линии русской литературы, чеканно выраженной в знаменитой формуле Заболоцкого

Не позволяй душе лениться
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!

Еще раньше образец яростной, искренней и сознательной работы над собой продемонстрировал России Лев Толстой, чей бесценный опыт самосовершенствования почему-то сегодня отвергнут. На эту же тропу осознанного волевого созидания начинал выходить Николай Гумилев, только прожил мало… Юрий Ключников – не просто наследует эту отечественную духовно-творческую линию, но полноценно ее развивает. Он не то, чтобы спорит, но дополняет Заболоцкого:

Душа трудом всегда повязана
на небе, на земле, везде.
Но ведь еще она обязана
блаженство чувствовать в труде.

Органично преломив в себе и своем творчестве и молитвенный опыт русского старчества и мистические откровения мудрецов Востока и лучшие постижения западных учителей жизни и героев (таких как Сократ, Франциск, Паскаль, Экзюпери, Че Гевара) сибирский поэт создал во многом новый тип поэзии. На нее с определенной точки зрения можно смотреть на руководство по духовной работе и овладению собой. К теме самопреодоления и победой над «жалом смерти» в самом себе поэт с разных сторон обращается постоянно. В этом он близок Рильке с его знаменитыми строчками о том, что смерть можно «одолеть усилием воскресенья». Одно из центральных стихотворений Юрия Ключникова, где данная идея выражена особенно отчетливо, это цикл «Стихи о корриде». С одной стороны это колоритные поэтические описания красочного испанского зрелища, а с другой – восточная притча о битве с быком, символизирующим собой низшее «эго» человека с его страстями и заблуждениями. Уступить быку – значит отправиться вслед за ним на бойню. Человек- это матадор, выставляющий навстречу агрессивному нападающему животному «пурпурный плащ своего сердца» В этой неистовой схватке победить на первый взгляд должен кто-то один из двух, но внутренняя алхимия преображения, в которой духовный искатель и поэт Юрий Ключников владеет в полной мере, приводит к иному парадоксальному ответу:

Все «я», да «я».
На белом свете
мне эти двое застят свет.
Который есть Великий Третий
И главный Я, когда их нет.
Он не натуга, не неволя,
Он возвращает нас вовне
К улыбке пахаря на поле,
К его упорству на войне.

Битва человека с самим собой, завершающаяся победой, по Ключникову не является внутренним насилием и не становится личной заслугой. Она есть органическое естественное рождение в себе Христа, высшего Я, словно «солнце правды», озаряющего своим светом очищенную вспаханную душу. Потому в стихотворении «Гладиатор» он уверенно утверждает, как власть имущий:

Я знаю тонкий щит бессмертья,
Который выколол мне бой
С неубывающим, поверьте,
В ничтожестве с самим собой.

Поэт убежден, что этот бой с самим собой, со своим «неверием и страхом, унынием и ленью» - это сегодня главный бой, не просто для отдельного человека, но и для России в целом. Именно на этот бой он призывает «открыть окно души».

Поэтическая сверхзадача, стоящая перед поэтом, определяет и формальные грани его творчества. Юрий Ключников продолжает линию русской классической поэзии и пишет на простом и чистом русском языке, чуждом искусной метафоричности и словесной игры. Однако его стихам присущи и метафоры, и стихотворные изыски, и неожиданные образы: («здесь взмывают лягушек хоралы и звенит пицикато цикад», «красит волосы небо арабскою басмой, красит губы кармином калиновый куст», «пока я шторы раздвигаю, руками строк», «гномы твоим быстроглазным ундинам шлют из подземных озер бирюзу» - это о реке, «когда в сиянье стронциновым сольются небо и вода, как будто Дух над бездной заново замыслил Слово, в час, когда в глухом блаженном одиночестве на тонких нитках тишина повесит звоны и пророчества...» - это об озере ).

Но гораздо больше поэта привлекает другая задача - сделать стих максимально ясным и прозрачным. Отсюда, может быть, вслед за Пастернаком тяга «к неслыханной простоте» и лаконизму. Стихи Юрия Ключникова последних лет- это чаще всего восьмистишья и даже четверостишья. Он не боится повторять одни и те же темы, как бы наслаивая мысли, подобно годовым кольцам. До сих пор работая по десять- двенадцать часов каждый день и над листом бумаги, и за компьютером, которым он неплохо для своего поколения овладел уже более десяти лет назад Юрий Ключников по собственному признанию постоянно трет «строку стиха до дыр, до сладкой дрожи»:

В туман уходит старый год, который
Принес поэту мало новых тем.
Ты не суди читатель за повторы
Спроси меня по-дружески:
- Зачем?
Зачем строку напитываю ритмом
Того, что было сказано не раз?
Но ведь стихи мои сродни молитвам
О жизни, о России и о нас.
Я пробую стихами укрепить
Надежды ускользающую нить.

И так, - сорок лет. Почти ежедневно открывая в себе шлюзы, через которые река поэзии пробивалась вначале робко, маленьким ручейком, а потом пошла мощным полноводным потоком, Юрий Ключников отдает литературе, Музе и России, слитых у него в единый образ все силы своей жизни, все киловатты своего творческого напряжения, всю нежность своей любви:

К тебе, измученная мраком,
К тебе, моя звезда-печаль,
Моя Царевна-Несмеяна.
Лишь ты в изменчивой судьбе
Ты мне одна не изменяла.
И вздох последний мой –
Тебе.

Владимир Бондаренко, написавший предисловие к сборнику «Годовые кольца», сказал об авторе замечательные слова:

«Он и сегодня бредёт со своими стихами и мыслями, молитвами и прозрениями по пространству и нашей поэзии и нашей жизни «веселый странник золотого века», то ли пришедший к нам из прошлого, то ли зовущий в будущее».

Сергей Ключников - кандидат философских наук, академик РАЕН, член союза писателей России.