|
(наблюдения и размышления с лирическими отступлениями в стихах и в прозе)
Мы собрались* с вами в тридцатый год со дня проведения шукшинских праздников на горе Пикет (или Бикет) в селе Сростки. Праздник этот был приурочен ко дню рождения Василия Макаровича – 25 июля. Шукшину в нынешнем году исполнилось бы 77 лет – дата не круглая, по наши привычным юбилейным меркам, но по религиозным - сакральная – две семёрки. Понятно, что те, кто любят Шукшина, те носят его всегда в сердце независимо от юбилеев и дат. Если такие люди собираются вместе и часто, если их много, магнит памяти работает крепче и лучше привлекает к земле того, кто ушёл. Это значит, что ушедший может сильнее влиять на земные дела, без памяти нет влияния. Ну, а как влияет на нас Шукшин, как русский народ его помнит, не мне вам говорить.
Нынешним летом и мне посчастливилось побывать в Сростках на знаменитом празднике. Конечно, он меньше всего походил на то, как его называют - чтения. Чтения – это ведь когда собираются учёные мужи, во всяком случае, эрудиты и докладывают друг другу свои научные изыскания, посвящённые выдающейся личности. На празднике личность Шукшина присутствовала незримо и зримо в виде великолепного бронзового памятника на горе работы замечательного скульптора Вячеслава Клыкова. Но никаких научных изысканий не звучало. Зато звучало много народных песен, в том числе тех, что любил Шукшин, стихов, воспоминаний, Не было духа казёнщины даже в речах высокопоставленных персон, а в числе их находился сам министр культуры Соколов. Все, кто приехал на праздник, а это были многие тысячи людей (по подсчётам устроителей - 15 тысяч), несли своё сердечное тепло Василию Макаровичу. И проговоренную или невысказанную мысль о том, как нам сейчас его не хватает. Он стал фигурой знаковой, объединяющей, бесспорной. Похоже, что его любят все, что у него нет врагов, настолько его посмертная слава оглушительна.
Были здесь, конечно, и те, кто прибыл на гору Пикет, прежде всего, себя показать - своё творчество: песню, стихи, актёрское мастерство. Но ведь могли это сделать дома, в Москве, Питере или в Новосибирске. Тем не менее, приехали в Сибирь за тридевять земель! Без командировки. Многие ездят который год подряд.
С одной стороны, магнетизм Шукшина очень понятен. Шукшин привлекает любое живое сердце своей сердечностью, душевной распахнутостью, своей огромной любовью к родине и к людям, с другой – вспомним, как он появился в литературе и в кино. Страна переживала хрущёвскую оттепель, оттаивала от культа личности и связанного с ним монументального, регламентированного искусства. Одновременно она «западала», как теперь говорят, на Хемингуя, Джойса, Кафку, Пруста в литературе, на Феллини в кино, на джинсы и плащи-болоньи в одежде. Вроде бы ничего плохого в этом не было, названные западные литераторы и кинематографист были людьми замечательными, одежда совсем не дурная. Но одновременно мода на всё западное нередко рождала у многих, особенно у молодых, пренебрежение ко всему отечественному. Советское – значит скверное, а made in USA – эталон. Почему? А потому что каждый из нас не любит, когда ему навязывают нечто, даже если это нечто хорошее и, наоборот, любая новизна, даже дурная, вызывает интерес.
Итак, Шукшин появился закономерно, словно по Божественному наущению именно в то время, когда Россия, всегда сама тяготевшая к разного рода заморским влияниям и как фляга мёда привлекавшая к себе разно рода ос, очень нуждалась в людях, которые смогли бы отстоять и сохранить, как говорят на Западе, русскую идентичность.
----------------------------------------------
* В основу статьи положено выступление автора в Русском клубе г. Новосибирска 24.09.06
Он появился, как Ломоносов, когда в российской науке княжили учёные-иностранцы, как - Пушкин, когда русская словесность грассировала под французскую, как - Есенин, когда нас почти одолели «люди заезжие», как - Сталин, когда Запад устроил нам очередной крестовый поход.
Из всех выступлений на горе Пикет (говорят, что настоящее её название - Бикет. И оно никак не связано с понятием казачьего пикета. Но народ, словно предчувствуя рождение под этой горой великого сторожевого казака Василия Шукшина, переиначил на свой лад прежнее название), так вот, из всех выступлений на этой горе мне больше всего запомнилось слово народной артистки России Людмилы Зайцевой. Она говори о появлении Шукшина в Москве в солдатской гимнастёрке, в кирзовых сапогах. Он принёс в столицу конца 50-х – начала 60-х годов, в Москву кинематографическую, которая, как уже говорилось, в ту пору была в немалой степени заражена презрением к родному и преклонением перед чужим, русское народное начало. «Словно свежим ветром с гор подуло.Нам так не хватает сейчас шукшинского свежего ветра», - продолжала свою мысль актриса. И вдруг её голос перешёл на высокие плачущие регистры. «Спасите Москву! - выкрикнула она, Москва тонет в торговом зловонии, в коррупции, в пошлости, в бездуховности!» Мало кто понял, какое отношение к празднику имеет этот плач и почему собравшиеся на горе люди должны спасать столицу. Не помню кто, кажется, Панкратов-Чёрный, выступивший после Зайцевой хладнокровно заметил: «А что собственно спасать? Москва - хороший город, поэтому-то в нём жил Шукшин». Но права была, на мой взгляд, всё-таки взволнованная, может быть, даже немного истеричная Зайцева, а не рассудительный Панкратов-Чёрный. Москва потому и была хорошим городом, что в нём жил Шукшин и подобные ему. Говорю «подобные», потому что индивидуальности шукшинского типа неповторимы. Да и подобных становится всё меньше. Ушёл недавно неистовый (его сравнивают с протопопом Аввакумом) Александр Зиновьев. Остаются Куняев, Проханов, Распутин, Личутин, можно назвать ещё несколько имён, но ряды редеют. И Зайцева била тревогу: Москва без здоровых, сильных людей тонет, точнее, проваливается под землю и в переносном и теперь уже в прямом смысле.
Лирическое отступление
В карстовый провал камаз ушёл
прямо сквозь столичные бетоны.
Но не эта новость - главный шок,
главное - в Москве поёт Мадонна.
Шумно бьют в ладошки Лужники,
трудовая хмурится столица:
- Господи! Кому-то в нужники
непременно хочется свалиться.
Cтолицу нужно спасать. Как? Прямым присутствием в городе личностей уровня Василия Макаровича Шукшина.
В Индии есть поверье: там, где поселился хоть один праведник, там люди могут спать спокойно, в этом месте не случится ничего страшного. Может быть, поверье слишком категоричное, но думаю, никто не станет возражать, что доля правды в поверье есть. Когда ушёл Лев Толстой в 1910 году, кто-то из литераторовзаметил: «Пока жив был Лев Николаевич, я был уверен, что с Россией нечего непоправимого не случится. А теперь не знаю…» Так и вышло, революция произошла в отсутствие Льва Николаевича. В этой части я поддерживаю Зайцеву, но в другой согласиться не могу, а именно в том, что кто-то должен приезжать и спасать Москву. Сегодня в опасности вся Россия и мы, рядовые сыны её, где бы ни находились, должны рассредоточить на своих плечах тот непомерный русский груз, который нёс гениальный Шукшин.
Где взять таких, как он?
И потом разве не правда, что своей пассивностью, непротивлением злу или болтовнёй вместо дела мы очень перегружаем их плечи. Сердце Шукшина не выдержало в 45 лет, как оборвалась рано судьба Петра 1, Ломоносова, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Ленина, Есенина и других титанов, несших тяжелейший русский крест. Я думаю, пришло время, когда Бог даёт титанам передышку, когда Он возлагает груз на плечи всех нас – кто захочет и кто потянет. Кстати, если уж я назвал выше имя Ленина, несколько слов стоит сказать по этому поводу. Известно, что мечтой всей жизни Шукшина было создать образ Степана Разина в литературе и в кино. Сценарий он написал, кино снять не успел, Менее известен тот факт, что Шукшин также страстно мечтал создать образ Ленина. Стоит задуматься над этим фактом: два великих русских писателя Есенин и Шукшин поклонялись Ленину? Неужели они были не правы, а правы в оценке революционного вождя егоры гайдары, борисы немцовы и джорджи буши?!
И шуткой и всерьёз затронув почти все болевые точки своего времени и таким же образом, ироничным, но чаще всего серьёзнейшим активно участвуя в дискуссиях о коммунистическом будущем страны, Шукшин не коснулся личности Сталина. Ни в конце 50-х на разоблачительной антикультовой волне, ни позже, когда волна сошла на нет, даже повернула вспять.
В чём дело? Ведь имел все основания, чтобы выплеснуть в своём творчестве горечь за безотцовщину, которой обязан именно репрессивной грани культа личности.
«Позови меня в даль светлую» - одна из главных граней шукшинского символа веры. Василий Макарович обладал достаточной зоркостью художника, чтобы видеть неизбежные чёрные тени этой дали. Те самые, что неотрывны, неуничтожимы от света, меняют лишь форму. Те самые, что можно обуздать только сильной и жёсткой рукой. Кроме того, как истинный сын народа прекрасно понимал народную мудрость: суди мёртвых либо добрым словом, либо никаким. Народ никогда не пел панегирики вождю, но и не поминал его чёрным словом. То и другое делала чернь, именующая себя элитой общества. Ей в своё время дал точное определение Пушкин: «Живая власть для черни ненавистна, она любить умеет только мёртвых». В случае со Сталиным лицемерная любовь и откровенная ненависть поменялись местами.
Шукшин, на мой взгляд, молчал о Сталине также потому, что даль светлая, которая его звала, не должна пристёгивать к себе память о зле, оно само найдёт лазейку, само прилепиться. «Пришёл человек в мир потрудиться, вырастить хлеб, сделать чудесную машину, построить дом, но ещё – чтобы не пропустить прекрасного…( выделено мной – Ю.К.)». Ещё слова из рабочих записей Шукшина: «Важно прорваться в будущую Россию».
Все же проклятия по адресу её тёмного прошлого, связаны ли они с Разиным, Лениным или Сталиным, лишь призывают тьму вернуться в настоящее вновь. Вот основа эстетики Василия Шукшина и того, что он не успел нам сказать.
Разрешите сделать на эту тему следующее лирическое отступление,
Каратели
Они приходят, расчищая тщательно
всю грязь эпохи, все конюшни тьмы.
Их называют адскими исчадьями,
на самом деле, те исчадья – мы,
когда повсюду, беззаконья множа,
локтями всех расталкиваем – дай!
И получаем по закону Божий,
знакомый бич, сулящий мир и рай.
Как ни клянём мы Сталина, ни топчем
за временное злое торжество,
не можем не признать того, что точен
в оценке мира был расчёт его.
Повсюду: от Берлина, Рима, Лондона
и дальше правит истина сия:
чужая кость должна лежать обглоданной,
чтобы успешно двигалась своя.
Не возражая сей почтенной истине,
убрав «чужая» (это же пустяк),
он заявил: «Мы мир успешный выстроим
на собственных обглоданных костях».
И выстроив, нагнал такого страха,
а вместе с ним для размышлений тем,
что сделалась привычная рубаха,
чем ближе к телу, неуютней всем.
Моралью нагонять не стану скуку,
И поминать грядущий Страшный Суд.
Спасибо же генсеку за науку,
за мастерски преподанный абсурд.
А Суд Последний, в общем, состоялся,
отбор закончен, в мир пришла Любовь.
Гиганты зла уходят восвояси,
но, проклиная, мы зовём их вновь.
Василий Шукшин принадлежал к той символической и не только символической когорте русских атлантов, которые держали на своих плечах небо над землёй, периодически проходящей жестокую, но необходимую чистку. Вместе с остальными людьми проходил эту чистку и он. Не хныча, не раболепствуя, как и положено мужчине. Там же, где он находится сейчас, - в небе он поддерживает российскую землю. Люди это инстинктивно чувствуют и тянутся к нему, потому что он, как раньше говорили, небесный заступник, охранитель русской земли. Кто-то из исследователей творчества Шукшина сказал, что со времён ухода Есенина ни один из литераторов не собирал на свои похороны такого количества людей, как Шукшин. В Союзы кинематографистов и писателей по факту ухода Василия Макаровича поступило 160 тысяч писем – беспрецедентное число.
Над головой Шукшина после его смерти появился ореол святости. Если бы Шукшину об этом сказали при жизни, думаю, он рассмеялся бы. Более того, однажды он остановился на паперти храма, в который хотел войти, упал на колени и заплакал: «Господи, не могу войти в храм Твой, потому что большой грешник». Но ведь и многие святые называли себя при жизни точно так же – великими грешниками.
Он мог себя называть, как угодно, для нас же, чем дальше отодвигает время его фигуру, она укрупняется, вырастает в явление былинного богатыря, Пересвета или сталинградского сержанта Павлова в русской культуре. Он отвергал любые чужеродные поползновения на природу русской души, умел охранить в себе и в родине святая святых. Анатолий Заболоцкий, оператор «Печек-лавочек» и «Калины красной», а также друг Василия Макаровича, присутствовал однажды при споре Шукшина с каким-то кинодеятелем о судьбах России. Оппонент в полемике сослался на мнение о России французского аристократа Астольфа де Кюстина в его нашумевшей когда- то книге о нашей стране, явившейся плодом кратковременного путешествия маркиза в Россию в начале 19 века. Шукшин внимательно слушал, потом сказал: «Почему Кюстин, Олеарий, кто-то там ещё, Русь, с дороги взглянувши, мерзавил? И никто не вспомнит немецкого профессора Шубарта, написавшего, между прочим, в начале века: «Англичанин хочет видеть мир как фабрику, француз – как салон, немец – как казарму, русский – как церковь. Англичанин хочет заработать на людях, француз хочет им импонировать, немец – ими командовать, и только русский – не хочет ничего. Он не хочет делать ближнего своего средством. Это есть ядро русской мысли о братстве, это и есть евангелие Будущего!»
Лирическое отступление.
Заметки на полях книги Астольфа де Кюстина «Россия 1838 г.»
Нет, пылесосами убогими
нам не почистить нашу степь.
В ней слишком много разной погани,
пожалуй, больше, чем везде.
И обезьян, и смердяковых,
в том, несомненно, прав Кюстин
судья совсем не пустяковый
из европейских палестин,
куда мы ездим за наукой,
хватаем в рот, что попадёт,
и давимся фольгой и скукой,
и снова раскрываем рот…
Маркиз проехал по столицам,
глубинку тоже посетил,
в необразованные лица
лорнет небрежно наводил.
Узреть сумел в нас и холопов,
и бунт грядущий, и напор
(с оглядкой вечной) на Европу –
всё остаётся до сих пор.
А что иной не видел участи
чужой немерянной земли,
понятно: суть её живучести
надёжно скрыта в ковыли.
В селе при жизни и некоторое время после ухода из неё Шукшин для иных односельчан оставался нередко прежним Васькой, хотя по свидетельству того же Анатолия Заболоцкого, с 1969 года до самой смерти в 1974-м капли спиртного в рот не брал. Была в такой оценке выдающегося писателя, режиссёра и артиста со стороны жителей его родного села, конечно, и ревность к славе земляка и другие не лучшие чувства. Но, задумываясь над отношением стросткинцев к Шукшину, прихожу к другому выводу, отдельные люди могут быть несправедливы в суждениях, но народ в целом никогда не ошибается. Сейчас почитание Шукшина утвердилось по всей стране, а в Сростках - особенно. Почему же с запозданием? А потому что народ не спешит с утверждением почитания. Мало ли что может выкинуть объект всеобщего славословия при жизни! Да и после неё.
Мы повсеместно справляем посмертные девять, сорок дней, годовщину и не всегда задумываемся, зачем это делаем. Смутно представляем (если речь идёт о людях верующих), что девять дней душа пребывает рядом с телом, потом проходит посмертные мытарства, бродит в родных местах, а после года улетает в заоблачные высоты, в рай, или в тяжких случаях спускается ад. Так нас учит церковь. Будем считать, что это так. А куда попадают такие люди, как Сергий Радонежский, Серафим Саровский, Ломоносов, Пушкин, которых народ чтит веками?
На Востоке существует понятие Бодхисаттвы, что означает индивидуальность, чья святость заслуживает окончательного перехода в нирваническое, или в райское состояние, но человек отказывается от своего заслуженного места на небе и остаётся в низших слоях ноосферы, то есть в нашей жизни, для помощи людям. Подобные индивидуальности живут в памяти народной, как столпы, как опоры, они порой являются в критические минуты государственным деятелям или простым людям, вдохновляя их на подвиг, как это было в случае с Козьмой Мининым, которому трижды привиделся Сергий Радонежский. Большая часть русских святых и были Бодхисаттвами, хотя никто из них так себя не называл.
О себе и таких, как он, Шукшин говорил: «Нас подхваливают за стихийный талант, не догадываясь или скрывая, что в нашем лице русский народ обретает своих выразителей, обличителей тупого, «культурного» оболванивания». И ещё: «Вечен великий народ, и он вечно будет выводить вперёд своих мыслителей, страдальцев, заступников, творцов».
Можно ли вообразить Шукшина постоянным жителем рая, а ведь так иногда представляют вечную жизнь праведников некоторые богословы? Шукшин при жизни, насколько я знаю, никогда даже не бывал в санатории, А рай, как нам его рисуют, является своеобразным аналогом земного санатория, местом, где уставшие от земной жизни души отдыхают, набираются сил для нового воплощения. Мне кажется, что если Шукшин и попал в рай, а он за жизнь поизносился сильно (сам однажды признался в конце жизни, как катастрофически убывают силы), то, чуть набравшись в раю новых энергий, тотчас возвратился к людям. Так, по крайней мере, для меня звучит шукшинский символ веры.
«Говоришь – душа болит? Это хорошо! Ты хоть зашевелился, ядрёна мать! А то бы тебя с печки не стащить с равновесием-то душевным. Живи, сын мой, плачь и приплясывай. Ты уже здесь, на этом свете, сполна получишь и рай и ад. Верь в жизнь! Повторяй за мной: верую! В авиацию в механизацию сельского хозяйства, в научную революцию! В барсучье сало, в бычачий рог!»
Звучит шутливо, но в этом весь Шукшин, человек с фантастической интуицией. На том же Востоке святые люди ценят, земную жизнь, несмотря на её краткость, гораздо выше небесной. Они говорят, что развитие духа за средние 70 лет пребывания на земле происходит не только интенсивнее, но и плодотворнее, чем за средние 700 лет в Тонком мире, где человек получает лишь воздаяние за свершённое на земле. Все большие святые Востока вышли сегодня из пещер и келий, чтобы, ведя молитвенную работу и одновременно работая с людьми в миру, спасти планету, которая угрожающе накренилась по причине своей катастрофической бездуховности. «Над нашей планетой нависла угроза взрыва, - говорят они. – Если же взорвётся Земля, исчезнет и Царство Небесное, о котором сообщают святые книги. Ибо на каждом небесном глобусе свой рай. Исчезнет планета Земля – исчезнет земной санаторий(рай) и подземная исправительиая колония(ад), негде будет душам продолжать посмертное существование. Пусть хоть какое-то, но всё же существование. Сегодня существует опасность, Большая Жизнь закончится для подавляющего числа людей Большой Смертью – превращением в космическую пыль». Шукшин, естественно, таких разъяснений не давал, но всей своей жизнью и творчеством отчаянно боролся за спасение человека на земле,
Эта черта – спасти, защитить и самого человека и Человека в человеке, или, как он сам говорил: «…не пущу, не дам! Будь человеком!» - у Шукшина с детства.
Борис Рясенцев сотрудник журнала «Сибирские огни», где печатался роман «Любавины», вспоминает такой диалог с Шукшиным во время редакторской работы над романом.
«Есть в большом эпизоде покоса (в романе) такая сценка. Кузьма видит, что в стоящую под кустиком зыбку ребёнка заползла змея. Ни матери, никого другого рядом нет. Кузьма опрометью кидается к зыбке, хватает змею и выбрасывает её. Лишь после этого, вне себя от ужаса, подбегает мать.
- Василий Макарович, знаете, вы только не сердитесь, пожалуйста, мне это, ей богу, напоминает те приёмы воздействия, которые часто используются в индийских фильмах. Не покажется ли и читателю змея в зыбке как бы цитатой оттуда? Чем-то придуманным специально для того, чтобы вызвать испуг, «вдарить по нервам»? Не боитесь этого?
Он досадливо бросил ручку на стол.
- Да какой тут, к шуту, индийский фильм! Причём индийский фильм? Какая придумка? Да я сам, понимаете, сам сделал-то!.. Когда пацаном ещё был, как раз во время покоса это и произошло, вот этими руками, - он покачал перед собой большие крестьянские ладони с расставленными пальцами, посмотрел на них, - вот этими руками выхватил из такой зыбки змею. Их же в наших местах в иное лето до черта появлялось. А вы…эка вас куда закинуло! – уже улыбнулся он».
В диалоге помимо всего прочего столкновение двух психологий – интеллектуала, редактора, видящего в литературе форму, сюжеты, влияния, вкусы читателя и человека-творца, в котором всё, что он создаёт мыслью неразрывно связано с собственным деянием. «Форма?.. – писал Шукшин. – Форма она и есть форма: можно отлить золотую штуку, а можно - в ней же – остудить холодец. Не в форме дело. Произведение искусства – это когда что-то случилось; в стране, с человеком, в твоей судьбе».
А как это «что-то» случается у героев Шукшина?
Шофер Пашка Колокольников из кинофильма «Есть такой парень», кинувшийся в кабину загоревшейся автоцистерны, чтобы отогнать её и спасти от неминуемого взрыва людей вокруг, на вопрос журналистки, почему он это сделал, отвечает; «по дурости». Здесь не только грубоватая шутка, за которой Пашка прячет свои высокие побуждения, здесь высокая правда жизни. Совершая подобного рода подвиг, человек действует наобум, порыв сердца опережает рассудок, рассуждать некогда. Словом, поступает как Иван-дурак, о сущности которого Шукшин рассуждает позднее в сказке-притче «Ванька, смотри!» ( «До третьих петухов»).
Как работал Шукшин, как он писал?
Лидия Федосеева вспоминает: «Я мыла пол в маленькой квартирке, где мы жили. Вася работал на кухне. Когда очередь дошла до пола в кухне, я сказала: «Вася, подними ноги». Он поднял ноги, сидел и писал. Я вымыла пол, убралась и тогда на него посмотрела: Вася всё пишет, пишет, пишет, а ноги всё так же вытянуты – он забыл их опустить».
А вот откровения самого Шукшина о работе:
«В новом костюме или даже в глаженых брюках ничего путного написать не смогу. А если ещё в галстуке, то и строки не выжму, Не знаю, почему так. Хорошо, когда просторно, тепло и не боязно мять. (Старые штаны, валенки, чистая рубаха.) И полно сигарет…»
За ночь, работая, мог выкурить целую пачку и выпить стограммовую банку растворимого кофе. Для сердца нагрузка посерьёзней бутылки водки. Но спиртное ни-ни, потому что крадёт время у творчества. А кофе и никотин только подстёгивает дух, хотя сжигает соматику. Да Бог с ним с телом, успеть бы родине помочь!
Каков сам Шукшин, таковы его герои. Герои же его, его «чудики», исповедующие тот же символ веры: «верую в жизнь!» - грешные, страстные, искренние, не щадящие себя, никогда не изображавшие тех, кем никогда не были, и прикрывающие то, чем были на самом деле, грубоватым словом. И уж на печи, подобно Емеле, их представить трудно, как и самого Шукшина. Вот почему сегодняшней России так не хватает Василия Макаровича, когда народ России оставлен властью, «брошен», «опущен» ещё ниже, чем в 60-70-е годы. Но это только с виду, на самом деле Народ нельзя опустить, он сегодня находится в глубоком оцепенении от того, что произошло с его родиной, как бы продолжает жить в некоей прострации. Не протестует против коррумпированной сволочи, как протестуют венгры и тайландцы. Основная часть русских умеет сохранить идентичность в любых экспериментах власти – вы действуйте сами по себе, мы живём сами по себе. Эта традиция особенно ярко проявляет себя в тех случаях, когда власть проводит эксперименты непонятные, враждебные народу. Но всему своё время…
А интеллигенция шумит, дискутирует, как это всегда было до революций и во время них, до тех пор, пока не приходят матросы железняковы и не говорят: «Хватит базарить, караул устал!» или наполеоны, которые штыками разгоняют Конвент.
Шукшин дал своё определение интеллигенции, где во главу угла поставлена не формальная образованность, не информационная напичканность, а совсем другие качества.
«Что есть интеллигентный человек? – спрашивает Шукшин. И отвечает: - Начнём с того, что явление это – интеллигентный человек – редкое. Это – неспокойная совесть, ум, полное отсутствие голоса, когда требуется для созвучия – подпеть могучему басу сильного мира сего, горький разлад с самим собой из-за проклятого вопроса «что есть правда?», гордость… И – сострадание судьбе народа. Неизбежное, мучительное. Если всё это в одном человеке – он интеллигент. Но и это не всё.
…Мы ломаем голову, какой он такой, интеллигентный человек? А образ его давно создал сам народ. Только он называет его – хороший человек. Умный человек. Уважительный, не мот, не пропойца. Чистоплотный. Не трепач. Не охальник. Работник. Мастер».
Из всех очень ясных шукшинских определений выделю слово «уважительный».
Оценки людей, с которыми судьба сводила Шукшина, именно таковы, независимо, кто встречался на пути – Шолохов или алтайский балалаечник Яша. И внимание, умение выслушать каждого. Редчайшая черта сегодняшнего «публичного» интеллигента на телевидении, где умение перекричать оппонента ценится выше всего.
Виктор Астафьев о Шукшине: «За столом передо мной сидел интеллигент, не только в манерах своих, в способах общения, но и по облику… очень утончённое лицо…
У меня было ощущение огромного счастья от общения с ним, человеком очень интеллигентным».
Астафьев, сам писатель народный, в этом кратком портрете дал народное представление об интеллигенте. Так выглядят на иконах русские святые. Увы, люди, окружавшие Василия Макаровича, не всегда отвечали его жизненным меркам. Но давать им оценку, а тем более судить – не наше дело. К сожалению, судят. Уже возникло шукшиноведение, и некоторый «шукшинисты» устно и печатно рассуждают, а на той ли он женился, почему она не ездит на праздники в Сростки, почему дочки не бывают на горе Пикет? Эти разговоры не только омрачают светлую память великого человека, они уводят наше внимание от главного дела его жизни, да и самому критикующему перекрывают пути к шукшинской правде. Представьте Василия Макаровича на небе слушающего подобные пересуды о его семье. Явно заходят в гневе желваки: «Какого чёрта лезете не в своё дело! Идите подальше, не хочу вас знать».
Конечно, Лидия Федосеева не похожа на Анну Григорьевну Достоевскую, так она и не брала на себя подобное обязательство, даже фамилию Шукшина сделала приставкой к девичьей. Сама, мол, не лыком шита. И, действительно, при жизни Василия Макаровича и после его ухода жену собственная карьера привлекали гораздо больше, чем крестьянское лыко. Но зачем и кому позволено ставить это лычко в её строчку! Гневаются на дочь Машу, которую расторопные дельцы назойливо используют в телевизионной рекламе. А того и не помнят, что однажды Шукшин взял маленьких девочек Машу и Олю на руки и сказал: «Вот то самое лучшее, что после меня останется». Он, конечно, не замедлит помочь и своим кровным росткам, оказавшимся в жестокой рыночной пустыне и порой поддающимся мелочным соблазнам. Что же касается народа, то прошедший огонь и воду он теперь весь испытывается медными трубами разнообразных искушений. И народ и власть. Это третье испытание, может быть, самое тяжёлое из всех трёх. Далеко не сразу и не все его выдерживают. Окалину с нас будет счищать Судный Огонь.
Лирическое отступление
Суд
Всё ждём, когда же справедливый Суд
на власть, в деньгах увязшую, обрушится.
Но можно ли сердиться на осу
за то, что над тарелкой мёда кружится?
Представь, ты сам взобрался, милый друг,
на горку, что себя считает властной,
сумеешь ли отгородиться вдруг
от хлынувших со всех сторон соблазнов?
Их много, очень много крикунов,
критиковавших всех и вся в запале,
но только добирались до блинов
на масленице -
тотчас умолкали.
А Суд, он не замедлит Божий Суд,
не нам судить других упрёком горьким,
в Огне грядущем сами разберут,
где горы, где фальшивые пригорки.
Не поздно бы…
Христос, говорил: «Я пришел не к праведникам, но к грешникам». Бог сводит великих людей в одну семью иногда рядом с очень заурядными, чтобы подтянуть их в развитии, в становлении. Церковь не зря называет семейную жизнь таинством, и большие люди всегда стремились охранить семейные дела от посторонних глаз. Случаи, когда великих людей сводили в одну семью, крайне редки, если иметь в виду широкую известность. Можно назвать семьи Рерихов, Дюма, Штраусов. Но бывают случаи, когда рядом с великим человеком идёт человек вроде бы не слишком приметный, но тоже очень крупный. Был такой человек и рядом с Шукшиным, Я имею в виду его мать Марию Сергеевну. Но об этом мы поговорим во втором моём выступлении, если я вам не надоел. Когда речь пойдёт о том, откуда и как появился в России Шукшин. Известно, что главным делом жизни, которое он, по его словам, не выполнил, было снять фильм о Степане Разине по сценарию «Я пришёл дать вам волю». Шукшин мог бы сказать о себе то же самое: он пришёл в Советскую Россию, чтобы принести людям волю. Не в смысле политического освобождения, он был слишком умён и искушён этой жизнью и прежней, чтобы замахиваться на подобные дела. Он явился в Россию чтобы разъяснить своё понимание воли, свободы, правды. Называть это можно по-всякому. Но сначала разберёмся, откуда же он пришёл?
А эту часть выступления я хочу завершить следующим лирическим отступлением. Первые строчки стихов рождались там, на горе Пикет, когда я слушал выступающих на трибуне, а оглядывался всё время на бронзового Шукшина, сидевшего за спиной. Что бы он сказал о нас сегодня?
Лирическое отступление
На горе Пикет
Бьются волны Катуни о берег,
бьются капли дождя о металл.
Только он на пригорке не верит,
что уже металлическим стал.
С малолетства привыкший трудиться,
а не бронзой блестеть на виду,
он сидит, невесёлая птица,
руки-крылья сложив на ветру.
Что хотел бы поведать истокам
и они его сердцу – о чём?
Что рассветную правду Востока
от закатного Запада ждём?
Он ведь жил и работал в надежде
нас поднять из кровавой грязи.
И теперь напряженно, как прежде,
озирает пространства Руси.
Кто его вспоминает, как сказку,
кто зевнёт сквозь дремотный оскал.
- Как же, знал загулявшего Ваську,
нет плетня, под которым ни спал!
Да, болел, чем больна и Россия,
но пахал её поле за всех
и в зените своём пересилил
наш хмельной затянувшийся грех.
Ну, а мы еще маемся, вздорим,
призываем торговый рассвет…
Он сидит на бессменном дозоре
одинокий казачий пикет.
2. Итак, откуда пришёл Шукшин? Где его духовные корни?
Прежде всего, они от матери Марии Сергеевны , которая дала ему не только тело, но и вложила в это тело огромное, сжигавшее Василия Макаровича пламя любви к родине, к людям. О взаимоотношениях с матерью он много написал сам, немало рассказано друзьями Шукшина, исследователями его жизни. Сам он вспоминал: «Когда поступил во ВГИК, то оказался среди студентов, чьими родителями были известные артисты, кинорежиссёры, писатели, государственные деятели, а я писал в анкете: отца нет, у матери два класса образования». Но всегда добавлял вслух: несмотря на это, ум у неё почище, чем у иного министра. Ум умом, но главное у Марии Сергеевны - большое сердце. Своего Васеньку, «своё дитятко» она обожала с детства. Подростка даже на Катунь купаться не пускала, боялась, что утонет. С годами любовь её росла. Ответное чувство было таким же пламенным. Как-то Шукшин заметил: только бы мне умереть раньше её. Если случится наоборот - я не переживу её долго.
Она наполнила сына этой всепоглощающей материнской любовью, а в нём её чувство распространилось на Россию, на её народ. Одним словом, мать Шукшина – это половина самого Василия Макаровича, его горящего любовью сердца. Он любил мать больше, чем жену, больше, чем детей, Для него мать и родина как бы сливались в одно понятие. И после смерти (она пережила его на пять лет, умерла в 1979 году) они вместе. Он на вершине Пикета, как бронзовый памятник, она под горой, её могилка первая на сростскинском кладбище, которое как раз расположено у подножья Пикета. Мария Сергеевна – вот первый духовный родник, из которого проистекает река Василия Шукшина.
Лирическое отступление
Мать и сын
Он в металле на верху горы,
под горой она в могиле тесной.
Оба вышли из земной игры
на просторы Матери Небесной.
Оба нахлебались горя всласть,
также славы. Всё, как и положено.
Оба знали, что не даст пропасть
ничему Небесная хорошему.
А земная не уберегла,
столько силы в грудь его вложила,
столько безоглядного тепла,
что в груди не выдержали жилы.
Но теперь их судьбы вновь сплелись,
держат, из села не улетая,
он плечами бронзовыми -
высь,
а она душой –
простор Алтая.
Если же говорить о Шукшине, как мастере кино , то справедливо оценивают поддержку, которую оказал Василию Шукшина Михаил Ромм. При этом следует отметить, что творческий почерк Шукшина совсем иной, чем у Ромма. Шукшин сам говорил об этом: я всегда творчески спорил с Михаилом Ильичём. Ромм знал об этом споре и уважал своего ученика ещё больше. В трудные минуты жизни поддерживал Шукшина и в литературе. «Противоречивое» содружество людей разных творческих и национальных корней только поднимает в наших глазах их обоих. Ведь люди еврейской национальности, как правило, склонны поддерживать только «своих». Оговорюсь, речь идёт о толпе, о средней массе людей. Великаны преодолевают национальный барьер. Достаточно вспомнить Маркса и Энгельса, Михаила Афанасьевича Булгакова и его жену Елену Сергеевну, Шостаковича и Свиридова…
Михаил Ромм взял Шукшина в свою мастерскую, невзирая на неблагоприятную оценку приёмной комиссии, которая была шокирована непрезентабельным, мужицким видом абитуриента, его возрастом (уже 25 лет), а главное, что не читал «Войну и мир». Но Шукшина поддержал ещё один член приёмной комиссии народный артист СССР Николай Охлопков, и дело было решено.
Лирическое отступление
Вместе с Шукшиным в группу к Ромму попал Андрей Тарковский, у которого тоже были проблемы при поступлении. Вот что он пишет по этому поводу: «Я был принят благодаря Ромму, потому что комиссия меня не хотела принимать…Разговор был таков: «Да, мы поддерживаем ваши кандидатуры, но вот двоих мы не примем, тут мы вас не поддержим». – «Кого же это?» - спросил Михаил Ильич. – «Шукшина Василия и Андрея Тарковского». – «Но почему?» - «Видите ли, Вася Шукшин – настолько тёмный человек, что не знает, кто такой Толстой, не читал Толстого и вообще ничего не знает… Он слишком неотёсан. А Тарковского мы не примем, потому что он всё знает». Ну, у меня был, кажется, такой период, когда мне казалось, что всё знаю, и, видимо, я производил неприятное впечатление на собеседников…Но Михаил Ильич настоял всё-таки на своём – очень твёрдо и жестко настоял».
Таким образом решилась судьба двух будущих выдающихся кинорежиссёров, людей очень разных по воспитанию, жизненным установкам и творческому почерку. Об их «дружбе-противостоянии» во ВГИКе и потом, после окончании института, сказано и написано достаточно. Сам Тарковский в 1981 году на вопрос об отношении к Шукшину ответил так:
«Я очень хорошо отношусь и к нему, и к его фильмам, и к нему как к писателю, Но не уверен, что Шукшин постиг смысл русского характера, Он создал одну из сказочек по поводу российского характера. Очень симпатичную и умилительную, Были писатели в истории русской культуры, которые гораздо ближе подошли к этой проблеме. Василий Макарович, по-моему, этого не достиг. Но он был необыкновенно талантлив! И в первую очередь он был актёром. Он не сыграл своей главной роли, той, которую должен был сыграть. Очень жалко. Он мог бы в своей актёрской ипостаси нащупать тот русский характер, выразить который стремился как писатель, как режиссёр.
Простите, может, кого-нибудь не устраивает то, что я говорю о прославленном и защищаемом народом Василии Макаровиче Шукшине, моём друге покойном, с которым я проучился шесть лет. Но это правда – то, что я говорю о нём».
Конечно, сказанная «правда» принадлежит только Андрею Тарковскому. Что значат «не постиг смысл русского, там более российского(?) характера»? В этом заявлении Андрей Арсеньевич лишь подтверждает абитуриентскую самооценку «мне казалось, что я всё знаю». Шукшин сам был воплощённым русским характером в высоком и глубоком смысле этого слова. Что же касается примата его актёрской ипостаси над режиссёрской, то и с этим нельзя согласиться. Шукшин, как и обожаемый им Иван Пырьев (тоже «сказочник»), создали свой кинематограф, не уступающий по всем параметрам фильмам самых прославленных мэтров мирового кино. Оба не получили каннских премий и американских Оскаров? Так ведь и Лев Толстой и Сергей Есенин и Анна Ахматова не получили Нобелевских премий.
Сказанное выше ни в коей мере не умаляет заслуг самого Тарковского в области отечественного и мирового кино. Он любил Россию не меньше Шукшина, может быть, только по-лермонтовски – «странною любовью». Настрадался от чиновников Госкино тоже всласть, Был неуёмным бунтарём в жизни и в искусстве, обожал, как и Шукшин, Достоевского. Бросал вызов чиновничьей Москве, одеваясь как «стиляга», тогда как Шукшин делал то же самое, обуваясь в кирзу и одеваясь в солдатскую гимнастёрку наперекор кинематографической «золотой молодёжи». Критики считают, что Тарковский обошёл Шукшина, введя в кинематограф даосскую и дзеновскую медитацию. Шукшин Лао-цзы, Судзуки и Уотса , возможно, не читал, однако его длинные планы в «Печках-лавочках», где даны народные характеры, не уступают по выразительности планам-медитациям в «Зеркале». Надеюсь, будущие поколения исследователей кино откроют новые общие грани в творчестве двух замечательных мастеров кино. А пока народ «прославляет и защищает» Василия Макаровича куда более горячо, чем интеллектуала-заступника Тарковского, собирая в Сростках на горе Пикет по 15 тысяч человек. В селе Завражье Костромской области, где родился Андрей Тарковский, насколько мне известно, народные праздники в его честь не собираются, В Москве – тоже.
Это дополнительная реплика по поводу «недостижения Шукшиным глубин народного характера».
Закончу реплику благодарением Михаилу Ильичу Ромму и за Тарковского и за Шукшина.
Но, конечно, говоря о роли Ромма в судьбе Шукшина, не следует эту роль преувеличивать. Все, кто сталкивался с молодым Шукшиным, отмечали его особый магнетизм, его харизму, как это принято называть теперь. Вот в ней-то, мне думается, главный корень феномена Василия Макаровича.
О чём речь? Под харизмой понимают божественную отмеченность человека или как говорят христиане, его «помазанность». Но кто и как мог «помазать» крестьянского парня из алтайского села?
Когда мы с женой приступили к подготовке этого вечера, когда перечитывали самого Шукшина и литературу о нём, столкнулись с фактом какой-то особой мистической связи Василия Макаровича со Степаном Разиным. Именно не простая влюблённость, но глубокое внутреннее родство. Начать с того, что школьник, ученик шестого класса Вася Шукшин, услышав песню о Стеньке Разине, которую пели соседи, неделю ходил под её впечатлением и настойчиво упрашивал мать записать слова песни. Один из ранних рассказов Шукшина назван «Стенька Разин». Ни одну из своих работ он не вынашивал так долго, как фильм о Разине. Он ведь и приглашение Сергея Бондарчука сняться в фильме «Они сражались за родину» принял, главным образом, чтобы побывать на Дону, визуально изучить места, связанные с атаманом-бунтарём. Характерный штрих: отказался в будущем фильме от сцены казни Степана, вычеркнул эту сцену из сценария и задумчиво пояснил:
-Я не переживу эту сцену, физически не перенесу. Умру сам.
Один из друзей Шукшина, побывав с ним на месте бывшего Яицкого городка, резиденции Степана Разина, заметил, что даже походка Василия Макаровича там изменилась. Он пошёл тяжелой развалкой грузного большого человека. Походкой Разина.
О чём всё это может говорить?
Раньше меня материалы о Шукшине стала изучать моя жена. Натолкнувшись первая на какой-то особенно поразивший её факт, она однажды спросила меня:
- О чём это говорит?
Я не понял, переспросил:
- О чём?
- Не думаешь ли ты, что Шукшин воплощение Разина?
- Да брось ты! – была первая моя реакция на прозвучавшую неожиданную мысль.
- Перечитай сам…
Лирическое отступление
И чем больше потом я размышлял над этим высказанным женой предположением, чем больше вчитывался в сценарий «Я пришёл дать вам волю», тем больше приходил к выводу: «А почему нет?» Речь идет и о вышеперечисленных фактах и ещё об одном - совершенно особую реакцию которую выдавал Василий Шукшин, слушая в исполнении Шаляпина песню о Кудеяре-разбойнике, ставшим потом раскаявшимся монахом. Он нервничал, плакал, словно то, что произошло с Кудеяром, пережил сам. Степан Разин – вот третий и самый главный, как мне кажется духовный корень Василия Шукшина.
Один ясновидящий мне сказал, что я не совсем точен в своих предположениях, что Шукшин был, на самом деле, прежним отцом Степана Разина. Спорить по такому поводу бессмысленно, поскольку ясновидческими качествами я не обладаю, но для меня бесспорна глубокая генетическая связь этих двух ликов отечественной истории: Шукшина и Разина. Так же как корни Василия Макаровича и Марии Сергеевны – такой сплав за одно воплощения не создашь. Связь эта, несомненно, из «той страны далёкой», где «чужая мне не нужна».
Поймите меня правильно, я не собираюсь делать вас адептами идеи перевоплощения. Даже прошу тех, кому эта идея не близка, воспринимать мои рассуждения о предыдущей инкарнации Шукшина, как литературные фантазии. Дело не в том, кем был человек раньше, главное, чем он стал в этой жизни. Бывают случаи, когда бывший светлый дух переживает падения. История с падшим ангелом, рассказанная в Библии, - тому свидетельство. В Индии, где родилась идея перевоплощения, можно во многих людных местах встретить портреты знаменитого во всём мире Саи Бабы, Обычно вместе с ним, ныне живущим, помещено изображение его предыдущего воплощения, как известного и очень почитаемого в Индии святого. Так вот, мне приходилось беседовать с некоторыми современными риши (мудрецами) Индии и они сказали, что Саи Баба снизил свои духовные возможности, увлекшись материализациями предметов: колец, серёжек, лечебного пепла. Вроде бы Саи Баба руководствовался благими намерениями – убедить учёных в существовании Тонкого Мира. Но все его непонятные большинству людей материализации закончились ненужным ни святому, ни обществу обожествлением выдающейся личности.
Думаю, духовное явление Шукшина для России и для мира куда крупнее, хотя феномены, демонстрируемые Саи Бабой ошеломляют людей. Если же всё-таки допустить, что Шукшин действительно воплощение Степана Разина, то налицо огромный шаг вперёд в духовном развитии. Разин был народным героем, заступником в глазах одних, разбойником в глазах других. Но он был тем и другим. А Шукшин – фигура сугубо мирная, хотя бунтарское начало в нём присутствовало очень сильно. Но это бунт бескровный, бунт пушкинский, бунт, который нравился даже некоторым представителям власти. Например, «Калина красная» пришлась по душе Брежневу, что быстро решило прокатную судьбу фильма. Многообещающий феномен, может быть, из будущей эпохи, когда вечный конфликт народ-власть будет решаться не по-разински, не по-большевистски, а по-шукшински.
Зачем эти рассуждения о реанкарнациях применительно к Шукшину, который ни о чём подобном не рассуждал? Андрей Тарковский интересовался этими проблемами гораздо пристальнее, он свои эстетические и философские увлечения дзеном, даосизмом, антропософией Штайнера запечатлел не только в фильмах, но и в литературных текстах. А Шукшин не уполномочивал меня вручать ему буддийские чётки.
Речь в моём лирическом отступлении идёт о жизни России, а не о философии. Наша страна прошла в двадцатом веке беспрецедентный путь страданий, искупления и совершенствования, о чём Шукшин много говорил в последних своих выступлениях. Он не только говорил, он прошёл этот путь сам вместе со своею страной. Страдания обнажают человеческую суть, облагораживают её, воскрешают. Жизнь есть страдание, и путь в Нирвану, согласно Будде, проходит через четыре благородных истины, каждая из которых содержит страдание. Путь к вознесению лежит через распятие – жизнью и проповедью утверждал Иисус Христос. Шукшин не цитировал эти слова, но всей жизнью подтвердил их. И Андрей Тарковский – тоже.
На Востоке живёт еще одно важное понятие – дважды рождённый. Речь идёт как бы о двух воплощениях в одной человеческой жизни. Так говорят о тех мудрецах, кто побеждает смерть при жизни (смертью смерть поправ в сознании). Но разве то же самое нельзя сказать о Шукшине или Андрее Тарковском, кем они были в начале жизни и кем стали под конец?
Что же касается идеи посмертной реинкарнации, то, как иначе можно понять евангельскую идею бессмертия? Как уход в рай или на другую планету? Но может ли Шукшин покинуть Россию в её судный час? Россказывают, что на последних Шукшинских чтениях над головами всех тысяч присутствующих в течении шести часов кружила большая птица. Земляки Василия Макаровича шептались: «Это Вася летает». Современный московский учёный, услышав такое, лишь пожмёт плечами, в то время как доктор наук из университета в Дели может вполне серьёзно подтвердить данный факт: дух большого риши (мудреца) может вселиться, когда ему нужно в птицу. Не стать птицей, но именно временно вселиться. А потом покинуть её. «Дух дышит, где хочет», - говорил апостол.
Мы возвращаемся к православию. Это благой и плодотворный процесс, но лишь в том случае, когда человек не ограничивается его обрядовой стороной, не топчется на церковных буквах, но расширяет и углубляет опыт, добытый отцами православия, а также П. Флоренским, В.И. Вернадским, убеждённым сторонником идеи реанкарнации, Циолковским, Н.К. Рерихом которые также придерживались этой идеи. Обогатить православие всей мощью русской и мировой мысли – вот сегодня задача номер один. Чтобы не отдать Россию «за понюх табаку», как тревожился накануне судных её перемен Василий Шукшин.
«Я пришёл дать вам волю» - не только название сценария, не только кредо Степана Разина, но и своеобразное, совсем не разинское кредо самого Василия Шукшина. Степан Разин хотел учредить всеобщую казачью вольницу в России силовым путём, истребив ненавистных бояр. Строго говоря, это было то, что сделал позднее Ленин, обставив свою акцию научными постулатами Маркса. Шукшин тоже видел будущую Россию, устроенную на принципах казачьего самоуправления. Но никогда не отваживался обрисовать политические контуры такого самоуправления, обжёгшись разинским опытом. И ленинским – тоже. Мы-то теперь воочию, непреложно убеждаемся, что, сколько ни руби головы боярам, буржуазии, контре или ещё кому-то, головы эти отрастают, как у Змея Горыныча. И в самом деле. 73 года кровавой коммунистической мясорубки с благими и не с благими намерениями, а что получилось. Люди остались те же, если не сделались хуже. Мы спрашиваем, почему народ не протестует против всеобщей продажности, установившейся в России под лозунгом рыночно экономики. А потому что все лимиты внешнего бунта исчерпаны. Остаются упования на лермонтовское «Но есть, есть Божий суд наперстники разврата!».
У Шукшина упования были, скорее, не лермонтовские, а пушкинские. В своих статьях последних лет он говорил о внутренней воле, словами Пушкина - о тайной свободе. Повторяю: в целом ряде последних статей и в романе-сценарии «Я пришёл дать вам волю» на все лады варьируется, перекатывается эта мысль, что без внутреннего освобождения человека невозможно говорить ни о какой его внешней свободе.
Что может быть актуальнее этой мысли теперь. В ней может быть ответ, почему наш народ безмолвствует сегодня, когда другие народы кипят. Перекипел, выкипел в ХХ веке. И это, может быть, совсем не плохо, потому что выкипают-то в основном очередные иллюзии.
Виктор Астафьев сказал о Шукшине ещё и такие слова: «Пройдут годы, всё так же будут шуметь берёзы, всё так же будет катить воды Катунь, но я уверен, что слава этого человека, облик его будет в годах всё более благороден и светел, и на эту гору с каждым годом будет всё больше народу приходить… Просто так, как ходят к Пушкину».
Астафьев не переоценил значение Шукшина, он попал в точку. Сияние звезды Шукшина с годами возрастает и в стране и в мире. Подобно звезде пушкинской. Правда, мы привыкли оценивать значение отечественных гениев в соответствии с их международным резонансом, что не всегда адекватно реальному потенциалу личности. Пример - тот же Пушкин. На Западе его ценят больше с наших слов, писательский авторитет Достоевского и Толстого там намного выше. Нечто подобное происходит и с Шукшиным. Хотя он получал международные призы, но фильмы Шукшина на Западе известны гораздо меньше, чем, скажем, фильмы Феллини или Бертолуччо. «Калину красную» западная пресса квалифицировала, как «фильм об аутсайдере жизни или о раскаявшемся гангстере». По образцу «Крёстного отца», где показана трагическая история нераскаявшегося бандита. Шведский критик Дис Хостад с иронией изложил сюжет фильма как «беспокойное странствие Прокудина, начавшееся на русском Севере, которое вызывает интерес даже у иностранца, хотя описание рассчитано на «домашнее употребление».
О чём на самом деле фильм? «Меня меньше всего интересует уголовная грань Егора Прокудина, больше – нравственная, - говорил Шукшин. На эту тему – о падении души человеческой можно сделать много других фильмов. С другими героями. Скажем, взять судьбу какого- нибудь благопристойнейшего на вид бухгалтера или ревизора. Он живёт себе тихо-прилично, не пьёт, не курит, работает нормально. Вроде бы всё хорошо, а человек-то духовно погиб. Но мне такую судьбу нисколько не жаль. А Егор вызывает сочувствие, сострадание, потому что находит мужество признаться и себе и другим, что живёт неправедной жизнью. И он не только признаётся в этом, но предпринимает отчаянную попытку свою жизнь переломить, повернуть её к лучшему… Но так случилось, что он ушёл от корней, ушёл от матери. И, таким образом, уйдя – предал. Предал! Вольно или невольно, но случилось предательство, за которое он должен был поплатиться. Момент, или, так сказать, вопрос расплаты за содеянное меня очень, ну вот по живому волнует…». Нас – тоже. Потому что «Калина красная» - это фильм о нас сегодняшних, пусть не предавших окончательно свою страну, но позволивших в значительной степени навязать ей чужую тропу, чужие нравы, кто вольно, кто невольно. И где бы ни появились русские люди раскаявшиеся, уходящие с этой тропы, даже ценой собственной жизни, там надежда, там свет.
Недостаточно оценено на Западе также литературное наследие Шукшина. Опять же со слов нашей критики его рассматривают иногда в контексте «деревенской литературы». Или, что ещё более забавно, как писателя-диссидента в годы застоя. Ну, да Бог с ним, с Западом! Нам бы самим разобраться с собственными гениями. К Шукшину при жизни всегда было настороженное внимание, как со стороны власти, так и со стороны тех, кто под неё копал. Вспоминаю такой случай. В начале 1974 г. на Западно-сибирской студии кинохроники режиссер Валерий Новиков и кинооператор Владимир Лапин сняли для ежемесячной хроникальной ленты, киножурнала «Сибирь на экране» большой сюжет о Шукшине, который в ту пору находился на Алтае. Спустя некоторое время Шукшин умирает, страна скорбит, студия решает сделать сюжет единственным в киножурнале и превратить журнал в документальный фильм, который можно было бы тиражировать на всю страну. Но для этого нужно было согласие Госкино России. Я, как главный редактор западносибирской студии, поехал в Москву утверждать заявку. И получил нагоняй. Заявку не приняли, студию обязали сократить сюжет о Шукшине, разбавить журнал другими сюжетами и оставить нашу работу региональным явлением. Мотивировка: незачем тиражировать «пребывание Шукшина в Сибири на всю страну».
Сколько же самому Василию Макаровичу пришлось пройти мытарств с каждым его фильмом – об этом рассказывать не надо.
Но и делать из Шукшина оппозиционера власти нет никаких оснований. Он относился к ней по-пушкински: плетью обуха не перешибёшь. Более того, был замешан в некоторых «реакционных» её акциях. Например, активно участвовал в борьбе с так называемыми стилягами. Это забытое ныне словечко в своё время обозначал молодых людей, «шаривших под Запад», то есть носивших длинные волосы, узкие брюки и слишком пёстрые галстуки. Было дело, воевал Василий Макарович с этими юнцами, среди которых, как уже говорилось, можно было увидеть и пацана-Тарковского. Но Шукшин делал это не потому, что его заставляла власть, а потому что сам не терпел балбесов, все интересы которых сводились лишь к следованию западной моде. Восставал весь его русский нрав. Кстати, одетый под западного денди молодой Андрей Тарковский говорил геологам в Сибири: «Увидите, я ещё человеком стану».
Лидия Федосеева рассказала такой эпизод. Шли они с мужем по Западному Берлину, понятно, в ту пору, когда ещё стояла берлинская стена и устойчиво было все прочее, разделявшее Запад и Советский Союз. Федосеева, как всякая женщина заглядывалась на витрины роскошных магазинов, нередко отставая от туристической группы. А Василий Макарович тихо шипел:
- Лидка, ближе к стаду!
А почему шипел?
Конечно, в первую очередь потому, что в каждой группе из Советского Союза был стукач. Но не только поэтому. И не по причине: «у советских собственная гордость, на буржуев смотрим свысока». Шукшин обладал в высокой степени обладал чувством собственного достоинства, которое у многих россиян в ту пору заслоняли западные муляжи. Это дурное наследие расхлёбываем до сих пор.
Шукшину принадлежит часто цитируемое ныне знаменитое выражение «Нравственность есть Правда». На этих словах цитату часто обрывают. А ведь дальше следуют огненные слова: «Не просто правда – а Правда. Ибо это мужество, честность. Это значит жить народной радостью и болью, думать, как думает народ, потому что народ всегда знает Правду». Шукшину вторит Валентин Распутин: «Тысячу раз прав Шукшин – народ всегда знает правду». Теоретики толкуют нравственность как врождённый кантовский категорический императив, требующий от человека поступать так-то и так-то, включая в понятие императива «букву»: точный распорядок дня немецкого философа, когда обыватели Кёнигсберга сверяли свои часы, видя Канта, выходящего на прогулку. Шукшинское понятие нравственности ведёт происхождение из Нрава народа. Незадолго до смерти Василий Макарович вновь вернулся к коренным проблемам русской народной нравственности: «Русский народ за свою историю отобрал, сохранил, возвёл в степень уважения такие человеческие качества, которые не подлежат пересмотру: честность, трудолюбие, совестливость, доброту. Не отдавай за понюх табаку наши песни, наши сказки, наши непомерно тяжёлые победы, наши страдания, Мы умели жить. Помни это. Будь человеком». Ты можешь оступаться, много курить, пить, сжигать свою жизнь в непомерной работе, но если ты изменяешь своей породе, своей прирождённой Правде, своему русскому Нраву – нет тебе ни счастья в этой жизни, ни прощения в той.
Лирическое отступление
За вагонным окном
проводами расчерчены ели.
От Москвы до Сибири
по всей необъятной Руси
пряжу белую ткут
молчаливые наши метели,
и вдогонку вагонам
седая лошадка трусит.
Через ямы и кочки,
сквозь пошлость и бесов ужимки
Русь рысит, не спеша,
по раздольной дорожной петле.
Прикасаются нежно
февральского снега пушинки,
словно пальцы ребёнка,
к уставшей от грязи земле.
Наважденья уносятся
в тёплом берёзовом дыме.
Наглотались мы вдоволь
чужих и сластей, и страстей.
Проплывёт деревенька
в душе всколыхнёт и подымет
задремавшие корни
средь шумной листвы новостей.
Так судьба прочертила
славянскую нашу орбиту,
новизна в ней всегда
упирается в древний завет -
возвращаться из города
к сельским просторам забытым,
из колодцев бетонных
на снег выбираться, на свет…
Частично «Калина красная» - это фильм о собственном внутреннем конфликте Шукшина. О плодотворном конфликте, катарсическом и для него самого и для его малой родины – Сростков, где имя Шукшина сделалось, можно сказать, культовым.
До сих пор не утихает спор, кто Шукшин, прежде всего: литератор, режиссёр, актёр. Сам он без обиняков считал основным делом жизни литературу, и во ВГИК-то поступил, главным образом, потому что не был принят в Литературный институт. Под конец жизни неоднократно говорил о необходимости «завязывать» с кино, заняться только литературным творчеством, И Шолохов советовал то же самое: на трёх конях никуда далеко не уедешь, пересаживайся на одного. Но не зря сказано: человек (даже гениальный) предполагает, однако располагает им всё-таки Бог. Поступи Шукшин сразу в Литинститут, Россия бы лишилась актёра, которого в стране ещё не было. Шукшин-киноактёр – феномен удивительный, никто до него не жил в кадре так, как он. Даже Бабочкин в «Чапаеве», даже Чирков в трилогии о Максиме, даже Симонов в «Петре I». Потому что там при всём вхождение человека в роль виден артист, а в случае Шукшина артиста совсем не видно, всё театральное, искусственное у Василия Макаровича отжато могучим прессом личности, остаётся «се – человек». Бабочкин в «Чапаеве» один, в «Актрисе» другой, в каком-нибудь театральном спектакле третий. Шукшин в любой роли тоже многогранен и, тем не менее, всюду он один и тот же со своими звероватыми, но пронизанными великой скорбью и великим человеческим теплом глазами. Ни у одного из актёров зритель не видел ничего подобного. На сцене он не лицедействовал даже в самом лучшем смысле этого слова, на сцене он жил, проявлял свой Нрав. Отсюда его огромное, ни с кем несравнимое в кино эмоциональное воздействие на зрителя. Вот отзыв одного из них: « Смотрел недавно «Калину красную». Несмотря на то, что я человек совсем другого типа, я, может быть, как никто другой, понимаю, что вот именно это и есть то, что нужно: простота – и ой какая непростота, и любовь, и злоба, и, что главнее всего, это здорово ткнёт людей на очень важное и многих, наверное, заставит оглянуться. И покраснеть от стыда, что самое главное – (живём) в дерьме и в пренебрежении (к России)».
Конечно, растущая всенародная любовь к Шукшину – во многом от кино, на которое сам он жаловался, что украло у него много лет, которые могло быть отдано литературе. Но, повторяю, внутренний творческий конфликт Шукшина оказался чрезвычайно плодотворен.
Мне рассказали люди, которые провели в Сростках всю неделю Шукшинских чтений 2006 (я был лишь один день).
«Там сейчас три музея Шукшина: под музей отдали два дома, где он жил, и старое здание школы, где учился, бывало, получая двойки по русскому языку и литературе. В классе возле парты Васи Шукшина установлено дежурство школьников. В бане, где мылся, всегда свежие веники.
В первый день на сельском спортивном стадионе при многотысячном стечении народа выступали фольклорные коллективы со всей страны, исполнялись сольные вокальные и танцевальные. И, пожалуй, ярче всех, лучше всех выглядели земляки Шукшина. Разве это не его заслуга?! Но что, может быть больше всего присутствующих: все шесть часов, пока шла концертная программа праздника, над головами людей описывал круги орёл. На это обратили внимание все».
Мы живём в очень тяжкое время, может быть, ёщё более тяжкое, чем шукшинское. Когда смотришь наше телевидение, такое ощущение, что тьма беспросветна. Недавно показали телевизионную дуэль двух политиков Жириновского и Хинштейна. Не самый худший вариант на политическом небосклоне. Слушая их спор, ведущий дуэли Владимир Соловьев подвёл итог: «Выходит ни в правительстве, ни президентской администрации, ни в думе нет ни одного деятеля, который так или иначе не был замешен в коррупции или в других грязных делах. так?» Хинштейн и Жириновский молчат. Соловьёв повторил свой вопрос с уточнением: «Вы, дуэлянты, в том числе?». Снова молчание. «Кто же будет исполнять закон о коррупции, если во властных структурах нет ни одного некоррумпированного человека?» - задал последний вопрос Владимир Соловьёв. Молчание.
Послушаем, как видит разрешение этого абсурда глубокий атеист, а на самом деле глубоко верующий человек – недавно ушедший Александр Зиновьев. Он сказал: «Нужно прямо и честно признаться, что мы проиграли. Библейский зверь 666 – американский доллар завоевал всё обозримое мировое пространство. Что же делать? Стоять до конца! Даже в поражение. А вдруг случится чудо? Вдруг на Нью-Йорк упадёт метеорит?» Это было сказано в 1994 году до террористической атаки на торговые небоскрёбы в Нью-Йорке. А потом произошли тайфуны во Флориде натуральные, а в здании Организации Объединённых Наций, тоже расположенном в Нью-Йорке, - тайфун символический, он не прекращается до сих пор. Американский президент даже в связи с этим тайфуном грозится распустить ООН, о чём я скажу чуть позже.
Так что за чудом, о котором говорил Зиновьев, дело не станет. Но ведь нужны и исполнители чудес – шукшинские чудики. К счастью, они не только чисто русское явления, чудики есть во всём мире, хотя в России их особенно много. Не Шукшин открыл их. Первой дала образ чудика русская народная сказка, потом Николай Лесков, Михаил Шолохов. Шукшин же с необычайной силой дал их как живую основу, как двигатель жизни народа. И то, что это так, подтверждает сегодняшняя действительность, когда сжатая в страшных тисках рыночной экономики и зависимости от Запада Россия держится силой этих чудиков. Они, невзирая на невыплату заработной платы, ходят на работу, поддерживают умирающие заводы, учат детей, пишут стихи, рисуют замечательные картины, рождают детей индиго, которых, как показывает статистика в России больше, чем в любой стране мира. Своеобразным символом таких несдавшихся чудиков стал ныне всемирно известный Григорий Перельман, решивший неразрешимый ребус Пуанкаре. И когда ему присудили за это Нобелевскую премию, отказался от неё. Какую тревогу забило наше мещанство! На телевидении состоялось обсуждение этого беспрецедентного поступка на ток-шоу Андрея Малахова.
Лирическое отступление
Стихи в честь Нобелевского лауреата Григория Перельмана
Тревогу телевиденье забило:
-Кошмарный бред, невероятный бренд!
Теракт в научном мире страшной силы!
Тротиловый его эквивалент,
пожалуй, больше бомбы водородной…
Подумать только – некий моветон
наградой пренебрёг международной,
и плюнул, о, дикарь, на миллион!
А что? Нам по душе такие бренды,
в них видим очень перспективный знак.
Тем более, что были прецеденты:
и Лев Толстой, и Сартр, и Пастернак.
Когда под жирным монетарным зверем
бескровный разрывается снаряд,
мы радуемся, в будущее верим.
И сам Пуанкаре, наверно, рад,
что тайн научных меньше остаётся,
что Перельман одну из них решил,
гуляя на просторах вологодских,
что русский хрен на доллар положил!
А на другом конце света в Венесуэле другой чудик президент этой страны Уго Чавес повёл настоящее наступление на могущественного президента Соединённых Штатов Америки Джорджа Буша, который лезет со своей провонявшейся рыночной демократией всюду, где его не просят. И ударил по Бушу, а значит и по протухшей от ожирения Америке, парадоксально, остроумно, по-шукшински. Ударил не где-нибудь, а с трибуны Организации Объединённых наций. И ничего не мог возразить американский президент венесуэльскому, кроме традиционной фразы, что он разочарован выступлением коллеги из латиноамериканской страны. Как будто раньше был очарован им. А Уго Чарес назвал Буша дьяволом и добавил, что от него адской серой пахнет в его стремлении навязать американскую демократию всему миру. И что?! Проглотила официальная Америка заявление венесуэльского лидера. А весь мир аплодировал ему вместе с лидерами большинства государств ООН, где выступал Чавес. Значит за чудиками стоит какая-то еще непонятная сила, неосознанная пока нами надежда Позвольте сделать ещё одно лирическое отступление.
Не хочется заканчивать разговор о большом человеке, о чуде 60-70-х годов прошлого века уменьшительным суффиксом, пусть даже слово «чудик» введено им самим. Время, как мы видим, укрупнило самого Шукшина и его героев, но что впереди? Что будет с нами в те времена, когда русская земля, в первую очередь, а потом вся Земля, завершит очистительный Армагеддон – всеобщее очень тяжкое чудо, неизбежное, согласно пророчествам всех мировых религий? Во времена, которые, по мнению одних, ещё предстоят, а, по мнению других, уже наступают? Шукшин в рассказе «Верую» устами пляшущего под гармонь попа предсказал: побегут, ох, как побегут люди из города в деревню… Это была его манера говорить о главном шуточно. Но в его юморе горел тот же страстный огонь, что и во всём его творчестве, где высокая, порой трагическая правда жизни, прикрыта шуткой. Паря над миром, он не любил высокопарных слов.
Слова пляшущего попа – мечта самого Шукшина о возвращении человека из заблудшего города к всегда праведной земле. Идея не новая, волновавшая многих художников, начиная с античных времён. Да и катаклизмы истории не однажды выбрасывали толпы людей из городов в деревни. Тем не менее, города-спруты, говоря словами Эмиля Верхарна, которые безостановочно пережёвывают человеческие особи в серую больную толпу, только разрастаются, теперь уже иные городские конгломерации насчитывают несколько десятков миллионов жителей. Пример Шукшина показывает и другое: малообразованный алтайский мужик, попав в город, «стал разумен и велик». В родную деревню возвратиться не успел, но какой же мощный культурный импульс дал Сросткам. А чем была и чем стала Ясная Поляна, когда в ней поселился приехавший из Москвы Толстой?
Русская литература со времён Пушкина напряжённо искала образ героя эпохи. Были онегины-печорины, чичиковы, платоны каратаевы, павлы власовы. Героем нашего времени Шукшин назвал демагога. Правда, уже Гоголь в «Мёртвых душах» нащупывал черты такого героя в образе юрисконсульта, но там были намечены только контуры, дана лишь тень, прячущаяся за спинами полнокровных образов. Во времена Шукшина демагог встал на ходули и вырос до небес. Сегодня он хозяйничает вплоть до шестого неба, только Седьмое ему неподвластно, ибо оттуда сверкают молнии и гремят громы главные.
Но пока суд да дело демагог петляет как заяц в умах простодушного народа, шлёпая коровьи блины - варианты рая небесного на земле: то ваучеры, то царство небесное за 500 дней. Сегодня он коммунист, завтра демократ, послезавтра патриот… Василий Макарович в пьесе-завещании «Ванька, смотри!» (опубликованная она носит название «До третьих петухов») самим названием выразил главное, что хотел бы завещать народу: «Смотри, Иван, чтобы тебя в который раз не облапошили консультанты. Сохраняй свою самобытность и делай соё дело. Также не ходи к умникам за справкой, что ты не дурак. Не пойдёшь – самое худшее не позовут на «Апокриф» к Ерофееву. А пойдёшь – пропишут тебя в подмосковных Петушках и сделают из тебя памятник Ерофееву, только не Ванечке, а Веничке!»
Седьмое небо не заставляет себя ждать. Приходит конец всему: и демагогии и простодушию. И то и другое отлетают как окалина с души, а что за окалиной? Жива ли душа?
Лирическое отступление
Я – за Ивана-дурака,
за то, что дураку не спится,
когда он знает, что жар-птица
взмывает где-то в облака,
За то, что ладной меркой скроен
и с умниками не в ладу,
за то, что он в самом аду
не струсит перед сатаною,
а станет краше и сильней
из адской вынырнув купели
за то, что ненавистны цели
великой Родины моей
всему планетному мещанству
за то, что я имею счастье
родиться сыном мужика.
Я – за Ивана-дурака!
Идёшь в городском парке по дорожке и видишь, как сквозь трещину в асфальте пробился маленький цветок. Рядом окурок сигареты, Любой человек за этим окурком может прочитать целую творческую историю: как люди выращивали табак, резали его, отправляли на фабрику, как штат рабочих и цепочка машин готовили гильзы, заправляли в них табак, как продукцию табачной фабрики развозили по торгующим точкам и т.д. Наконец, царь природы выкуривает сигарету и бросает окурок на асфальт. За всем этим стоит сознание homo sapiens, а малыш-цветок, созданный, если в него внимательно всмотреться, по высшим критериям красоты, – продукт бессознательной природы. Даже научный термин есть такой: «коллективное бессознательное». Так трактует современная наука то, что не понимает, так относится к творениям природы большинство «сознательных» людей. Цветок можно походя растоптать, впрочем, как и брошенный окурок. «Чего его жалеть? Мужиков в России много», - обронил свой вердикт убийца Егора Прокудина.
Но цветок вернётся, Всё равно, затоптан ли он человеком или иссушен временем. Возвратится весной, если сохранились корни. А неужели созданный Великим Творцом человек меньше? Я непреклонно верую: Шукшин тоже возвратится на русскую землю. Уж после Армагаддона-то, в эпоху преображение и воскрешения всех, живых и мёртвых - точно. Важно, чтобы остались корни, чтобы их не перелопатила долларовая цивилизация, не изуродовали до неузнаваемости бездушный рационализм и оголтелое рвачество. То есть была бы хотя малейшая зацепка, малейший резон для возвращения. Ради блудного сына Бога - человечества приходят с неба на землю с незапамятных времён Пророки, Писатели, Музыканты, Учёные – Великие Души, чтобы в который раз посеять многократно затаптываемые семена Истины..
Однажды сидя на земле в Сростках Василий Макарович погладил её и сказал: «А родная-то земля, она тёплая». Да сделается она тёплой для нас, а значит, и к нам!
Лирическое заключение
Империи
Не сожалей, что закатился
твой коммунальный рай в туман,
что безвозвратно сократился
почти на четверть твой кафтан.
Что поистратились вожди,
что много карликов позорных
возникло на твоей груди.
Они давно таились в зёрнах.
Пусть повисят, держась за сук
до обозначенного срока,
когда безжалостно и строго
нас всех размечет Божий Суд.
Просушит плесень, ложь поджарит,
чертей обяжет стать людьми…
Когда империя державы
взрастёт Империей Любви!
|
