|
Феномен перестройки: открытие шлюзов
Ощущение шлюзов, открывшихся в душе, совпало с «перестройкой», которая началась в это время в стране. Событие неординарное и очень неоднозначное. Тогда оно воспринималось, в том числе и мной первые два-три ее года как весна и освобождение от застойной серости. Сегодня она оценивается и экспертами, и обычными людьми больше как спецоперация Запада, переигравшего Горбачёва. И я часто размышляю об этом. Была ли в этом хоть какая-то польза в масштабе страны или, напротив, перестройка была однозначным злом? Все ведь понимали, что реформы нужны, после пышных похорон Брежнева, Андропова, Черненко – что власти нужны более молодые люди. Горбачёв вроде был таким человеком, и известно, что его «продавил» Громыко, хотя в последние годы своей жизни Громыко очень раскаивался в этом.
Я неплохо знал, как устроена власть в СССР, и у меня было какое-то своё чувство истории нашей страны: я интуитивно ощущал, что введение демократии у нас может быть гораздо опаснее, чем серая, но надёжная авторитарная власть. Надёжная, конечно, до поры до времени: люди устают от всевластия серости, даже если она обеспечивает стабильность и сытость. Вспомним Януковича: ведь при нём, если верить статистике, экономический рост Украины составлял 7 % в год. Но люди всё равно вышли на Майдан, и их можно понять. В России демократию вводили на редкость бездарно, и удивительно, что у нас не произошло такого хаоса, как там. Тем не менее ещё в застойное время мне неоднократно приходилось спорить с разными людьми по поводу того, каким может быть переход от авторитаризма к демократии. Помню свой разговор с товарищем моего сына, умным, образованным эстетом, петербургским галеристом Владимиром Назанским, который тогда был молод и страстно доказывал необходимость сбросить власть партийной верхушки и ввести прямые выборы. Он очень удивился, когда я высказал ему своё предположение, что быстрое введение демократии обернётся сплошной коррупцией, воровством и развалом страны. Сегодня он сам напомнил моему сыну этот разговор 35-летней давности, признавая, что тогда всерьёз не воспринял справедливость моих предположений.
Существуют разные версии: что Советский Союз развалился стихийно, потому что ослабела партийная власть; но появилось множество свидетельств в пользу того, что развалили страну спецслужбы Запада. Не являясь конспирологом и профессиональным политологом, попытаюсь высказать своё мнение о произошедшем с нашей страной.
Много раз я задавал себе вопрос: почему назревший процесс – «перестройка» – пошёл по разрушительному вектору и почему народ не мог повлиять на «царя», чтобы это пошло в позитивную сторону?
Да, злонамеренные силы сработали по полной программе: они использовали наивность и тщеславие Горбачёва в своих целях. Да, крупные чины в ЦРУ сегодня выпустили воспоминания с красноречивыми названиями, как они разрушали Советский Союз. Да, внутри страны, на всех уровнях, работала «пятая колонна». Вспомним, как целенаправленно шли процессы в республиках, как грамотно был создан товарный дефицит перед уходом Горбачёва и как всё мгновенно вернулось на полки, но уже с другими ценами, после его ухода.
Но по зрелом размышлении прихожу к выводу, что в данном случае влияние злонамеренных сил переоценено: если так быстро мог рухнуть Советский Союз, значит, никакой воли народа и русского характера не существует, а всё насаждается сверху. Но это иллюзия и радикальных русских патриотов, и реформаторов. Если можно было таким способом насадить коммунистическую идеологию, то у некоторых существует иллюзия, что можно и демократию насадить, – так же как насильственно Екатерина насадила картошку: картошка-то привилась, а демократия не прививается.
Коммунизм, коммунистическую власть принял народ, приспособив соответствующим образом её под себя. Если марксизм процентов на пять осуществился в России – в том смысле, в каком придумал его Маркс, то это хорошо; всё остальное – творчество вождей, главным образом самого народа, при советской власти. И вождям приходилось приспосабливать марксистские идеи под русский народ.
Поэтому то, что с нами случилась, т.е. «перестройка», – результат как бы сильно натянутой тетивы или отдачи после выстрела: слишком много стреляли и сильно набили плечо. Жёсткие порядки и некомфортная жизнь породили желание пожить в других условиях – в комфорте. Я уже говорил о том, что в 1960-е, 1970-е и 1980-е годы у многих интеллигентов существовало мнение, что на Западе всё гораздо лучше, либеральнее, свободней, во многих отношениях удачнее и культурнее, чем у нас, и следует избрать западный путь.
Вот эта иллюзия охватила почти всё население, хотя многие чувствовали, что Советский Союз разваливать не надо, и проголосовали за его сохранение. Но тем не менее многие республики – такие как Эстония, Латвия, Литва, среднеазиатские республики и Грузия – рвались на свободу. Всем хотелось попробовать пожить самостоятельно и, кстати, продолжает хотеться до сих пор. Казахстан в основном проголосовал за союз с Россией, и сейчас он об этом же говорит, но очевидно, что Нурсултан Назарбаев хочет сохранить свой суверенитет. Даже «Батька» Лукашенко на союз с Россией – в том виде, в каком он ему предлагается, – идти не хочет.
Это надо было прожить и пережить – наш мучительный, тяжёлый опыт. Конечно, хотелось бы, чтобы нашёлся мудрый вождь, который мог бы перевести, как Дэн Сяопин перевёл Китай с коммунистических рельсов на более современные, рыночные, под эгидой коммунистической власти. Что теперь гадать, говорят, что история не терпит сослагательного наклонения, и тем не менее в печати очень много вздохов по поводу того, что надо было «перевести» по-другому. Только, увы, не нашлось в стране того, кто бы её правильно «перевёл».
Создание СИБРо
Когда я после десятилетия мытарств наконец вышел на пенсию, то начался мой самый активный «рериховский» период, который длился лет двенадцать-тринадцать: поездки на Алтай, с лекциями и чтением стихов по городам страны; издательство «Алгим», издание книг Учения; сотрудничество с Лаврентьевым, поездки в Индию и т. д.
В эти годы мы с сыном академика Михаила Алексеевича Лаврентьева, Михаилом Михайловичем, организовали Новосибирское отделение общества «Индия – СССР». Между прочим, Дмитриев, который был вхож в семью Лаврентьевых и который представил меня сыну Лаврентьева, познакомил в своё время их обоих с Агни Йогой. Поэтому Востоком активно интересовался и Михаил Михайлович, с которым мы нашли общий язык.
Через это общество «Индия – СССР» мы начали проводить различные акции, в частности, отметили в 1989 году в Доме учёных день рождения Елены Ивановны Рерих и через Дом учёных организовывали другие мероприятия в городе. Открыли при этом обществе секцию по изучению Агни Йоги, позже отпочковавшуюся как самостоятельное Сибирское рериховское общество. Я какое-то время активно в нём участвовал, был членом правления.
СибРО выросло из Новосибирского филиала «Общества СССР – Индия», которое мы создали в 1988 г. вместе с директором Института математики СО АН СССР (ныне РАН) академиком М. М. Лаврентьевым, сыном великого Михаила Алексеевича Лаврентьева, основателя новосибирского Академгородка. Михаил Михайлович стал руководителем филиала, я – его заместителем. Милый, деликатный, очень осторожный человек. Он выполнял представительскую, я – черновую работу.
Не стану говорить о нашей прошлой деятельности, это увело бы в сторону от темы. Отмечу лишь, что при филиале мне удалось организовать вместе с Б. Н. Даниловым издательский кооператив «Алгим» (Алтай – Гималаи), где был напечатан весь 14-томный корпус Живой Этики, трёхтомник «Тайной доктрины» в переводе Е. И. Рерих и А. П. Хейдока, несколько книг Н. К.Рериха. Мы с академиком Лаврентьевым как учредители вошли в состав правления СибРО. Его мероприятия проходили первоначально, ещё при советской власти, в Академгородке, затем в картинной галерее Новосибирска и, наконец, в отдельном здании какого-то городского учреждения, выкупленном и переоборудованном неизвестным мне спонсором.
Два-три года я пребывал членом правления вновь созданного общества, в тот период, когда СибРО дислоцировалось ещё в Академгородке. Академик Лаврентьев, помнится, на его собраниях ни разу не появлялся, я, за редким исключением, ездил на все.
Спирина и Шапошникова
Что запомнилось в СибРО?
Строгий ритуал, обилие цитат из Учения и неукоснительное подчинение тем лицам, кто считается земным гуру. Таковой в СибРО была Наталья Дмитриевна Спирина, почётный председатель этой организации. Родившаяся в 1912 году, она после революции эмигрировала в Китай. Там, в Харбине, получила образование, в том числе музыкальное. Состояла в кружке поклонников Агни Йоги, которым руководил известный ученик Николая Константиновича Б. Н. Абрамов, впоследствии прославившийся как автор «Граней Агни Йоги».
С молодых лет Спирина писала четверостишия, в поэтической форме перелагавшие мысли учения Живой Этики. Борис Николаевич Абрамов эти четверостишия, называвшиеся «Капли», послал из Китая в Индию, Е. И. Рерих. Елена Ивановна вроде бы похвалила миниатюры, сопроводила похвалу словами: «Чую их источник». Эти слова были интерпретированы самой Н. Д. как подключение к Иерархии Шамбалы, хотя для меня источником её правильных, чистых, но весьма средних стихов являются всего лишь книги.
У меня со Спириной было несколько встреч и бесед,. Беседы велись при её секретарях и стенографировались. Не знаю, сохранились ли стенограммы, но моя память хранит некоторые странные вопросы и характеристики. Например, однажды Н. Д. меня спросила: «Как вы относитесь к “Тайной Доктрине” Блаватской?». Я ответил, что очень хорошо. Тогда она уточнила свой вопрос: «Не кажется ли вам, что “Тайная Доктрина” сегодня неактуальна в сравнении с книгами Е. И. Рерих?». Я сказал, что не вижу смысла в таком противопоставлении.
В другой раз вопрос Спириной был таким: «Не кажется ли вам, что Антарова в “Двух жизнях” искажённо представила жизнь Великих Учителей?». Здесь я должен сделать пояснение: речь идёт о Конкордии Антаровой, знаменитой в своё время певице Большого театра, любимице Станиславского и Сталина, авторе романа «Две жизни». Этот очень талантливый и своеобразный роман повествует о жизни человека одновременно в двух измерениях: земном и «небесном». На вопрос Н. Д. я ответил вопросом: «Почему вам кажется, что образы Учителей искажены?». Она сказала: «Учителя показаны живущими в роскоши». Я пожал плечами.
Такие беседы не способствовали, конечно, нашему сближению и более глубокому сотрудничеству, и Н. Д. перестала приглашать меня на свою квартиру в Академгородок. Встречи на правлении СибРО продолжались.
Здесь также было немало такого, что вызывало недоумение. Требовалось безоговорочное повиновение Н. Д. Начать с того, что рабочие руководители СибРО часто менялись при неизменном «почётном руководстве». Причём это делалось порой очень грубо. Так, при мне один из молодых учеников Н. Д., а именно Баныкин, в недопустимой для учения Живой Этики форме разнёс первого рабочего секретаря СибРО Б. А. Данилова и потребовал его снятия. Что и было сделано. Данилова я хорошо знал: как уже говорил, мы вместе с ним издали множество книг рериховской тематики. Потом с таким же треском убрали из правления самого Баныкина с мотивировкой «впал в одержание». Затем СибРО претерпело ещё несколько властных перестановок. Я также был свидетелем, когда на собрании этого общества крепкие ребята выводили буквально за руки из зала «тёмных», «пробравшихся» на высокое мероприятие.
В СибРО ежемесячно проводились занятия по Агни Йоге при большом стечении народа: тогда наблюдалась большая вспышка интереса к Учению, задавалось много вопросов. Я был в президиуме, как сидело в президиуме и всё правление рериховского общества. И, когда из зала задавали вопросы, члены президиума, имевшие серьёзные проблемы с грамотностью, отвечали: «Мы подумаем» или «Мы посмотрим, справимся в учении, как ответить на этот вопрос».
Помню, задали вопрос: «Как вы относитесь к “Розе мира” Даниила Андреева?». Кто-то из заместителей Спириной ответил: «Давайте перенесём ответ на следующий раз, я изучу, что на эту тему говорит Елена Ивановна Рерих». Объяснение это было нелепым и выдавало полную необразованность зама Спириной: Елена Ивановна, покинувшая землю в 1955 году, не могла знать «Розу мира» сидевшего в те годы в советской тюрьме Даниила Андреева, впервые напечатанную в 1988 году. Но ответ через неделю был ещё более нелепым: «Я ещё раз просмотрела все письма Елены Ивановны и не нашла там никакой оценки “Розы мира”. Раз этой оценки нет, то, значит, и читать её не стоит, ведь Учение говорит: “Не открывайте случайных книг”». Не знаю, продолжает ли СИБРо и сегодня во время своих лекций отвечать на вопросы посетителей подобным образом, но мне кажется, что такая манера является худшей рекламой для Живой Этики. Видя, как такие ответы разочаровывают людей, уходивших с лекций, я после очередных попыток перенести ответ на любой вопрос, мало-мальски требовавший самостоятельности мышления, стал говорить залу: «А зачем откладывать? Можно и сейчас ответить», – и отвечал. Не знаю, продолжает ли СИБРо и сегодня во время своих лекций отвечать на вопросы посетителей подобным образом, но мне кажется, что такая манера является худшей рекламой для Живой Этики.
Такая моя активность очень не нравилась, но мне об этом прямо не говорилось, поскольку я издавал тогда учение и был одним из основателей рериховского общества, но я чувствовал это неудовольствие.
Все подобные манипуляции заставили меня написать заявление на имя председателя СибРО: «В связи с занятостью и невозможностью часто ездить в Академгородок прошу вывести из правления». Заявление было принято, как говорится, с «облегчением» и «благодарностью». С тех пор наши контакты прервались. Но они никогда не входили в конфликтную фазу. В этом смысле мы не забывали слова из Живой Этики: «Пусть не вместе, пусть врозь, лишь бы не бодались. Иначе рога вырастут».
Что касается ныне покойной Н. Д. Спириной, на вопрос, как я к ней отношусь, всегда отвечаю: с уважением и благодарностью. С уважением – за её многолетнее служение Агни Йоге, с благодарностью – за возможность ещё в 1970-е годы познакомиться с «Тайной доктриной» Блаватской. Именно с экземпляра Н. Д., привезённого из Харбина, мы сделали ксерокопии, а потом с Б. Н. Даниловым – переиздание. Оба тома оказались неразрезанными…
С уважением отношусь также к руководительнице Международного центра Рериха, или, как его иначе называют, МЦР, Людмиле Васильевне Шапошниковой, тоже ныне покойной, несмотря на то что по очень многим пунктам в её подходе к учению и людям я не согласен, можно сказать, категорически, тем более что две наши личные встречи так и не переросли в сотрудничество. Организовал их замечательный человек, директор Оптического театра, в то время находившегося на территории МЦР, Сергей Михайлович Зорин. Первая встреча была больше ознакомительной: мы говорили о востоковедческих проблемах, красношапочном буддизме, секте Бон, к которой у ней было неоднозначное, скорее, положительное отношение (речь идёт о реформированном Боне, древний Бон был реально чёрным) , что вызывало у ортодоксальных рериховцев ощущение ужаса. Встреча была нейтральной, какими-либо практическими результатами не закончилась. Вторая встреча преследовала цель договориться о помощи, которую я и группа моих друзей-строителей были готовы предложить институту «Урусвати» в долине Кулу, нуждавшемуся в ремонте. Я нашёл спонсора, людей, готовых сделать этот ремонт бесплатно, и озвучил своё предложение в российском посольстве в Дели. Со мной беседовал третий секретарь посольства В. В. Яриков, и между нами состоялся следующий диалог.
Он сразу же спросил меня, какими полномочиями я обладаю. Я ответил: никакими, кроме личного желания помочь сдвинуть дело с мёртвой точки и обещания финансовой помощи со стороны русских предпринимателей.
– Если дадут деньги, это нечто, – философски заметил он.
– Но эти деньги будут даны строго по назначению. Мы намерены сами нанимать рабочих, закупать материалы и контролировать выполнение восстановительных работ.
– Это хуже, – сказал Яриков, – вы не оставляете места для интересов чиновников. Они такого не любят. При подобной постановке вопроса вам придётся очень трудно.
– А какую постановку вопроса предлагаете вы? – спросил я.
– Я ничего не предлагаю. Я просто знаю, что, если вы перечислите деньги на счёт Мемориального центра, вас от всей души поблагодарят, остальное – не ваше дело.
– Но деньги могут взять, а корпус не восстановить!
Яриков пожал плечами:
– Разумеется.
Он несколько секунд молчал, глядя на меня, затем спросил:
– Вы давно занимаетесь рериховскими проблемами?
– Лет пятнадцать с лишним, – ответил я.
– А я – лет тридцать. Более запутанного дела в жизни не встречал. Вам нужно обязательно встретиться с Людмилой Васильевной Шапошниковой. Без её поддержки дело не пойдёт.
Встретившись с Людмилой Васильевной, я услышал:
– Выбросьте ваши идеи из головы. Время расконсервации института «Урусвати» ещё не пришло. Сейчас все усилия Рериховского движения должны быть сосредоточены на Москве, на Международном центре Рерихов. Такова была воля Святослава Николаевича Рериха.
– Но если время расконсервации не пришло, почему не отремонтировать корпус института? Кому от этого будет хуже?
– Повторяю: не занимайтесь чепухой, лучше помогите МЦР.
Во взгляде Шапошниковой сверкнули мечи. Я понял, что никакой поддержки у неё не получу, даже наоборот. Почему она отказалась от этой помощи, мне сразу стало понятно: хотела лично контролировать все процессы вокруг Рериховского движения и её не устраивала инициатива независимой группы помощников.
Обе уважаемые и много сделавшие для популяризации имени Рериха дамы, Спирина и Шапошникова, обладали непомерными амбициями, безжалостно изгоняли непокорных, требовали безусловного «иерархического подчинения» от всех, с кем сотрудничали. Первая – на основании строчек о «Каплях» Е. И. Рерих, вторая – на основании факта передачи части картин Н. К. Рериха во владение МЦР.
Сегодня многие оспаривают утверждение Шапошниковой, что всё наследие было передано исключительно ей и непременно общественной организации. Ходят слухи, что подпись о передаче была, по сути, вырвана у смертельно больного в те годы Святослава Николаевича. Не берусь ни поддерживать, ни опровергать эти слухи. Выскажу мнение, что рядом с уходящим С. Н. Рерихом не оказалось другого человека, готового сражаться за великое наследие. Ни Валентин Сидоров, ни академик Ростислав Рыбаков, благодаря авторитету и возможностям которого был создан Фонд Рериха, в силу особенностей характера не могли стать таким защитником рериховского материального наследства, каким оказалась Шапошникова. Она была хорошо подготовленным востоковедом и талантливым журналистом. В советское время она была сотрудницей Института стран Азии и Африки при МГУ и секретарём парторганизации этого весьма уважаемого в Советском Союзе учреждения.
И второе важнейшее обстоятельство. Передача была сделана в самом начале 1990-х годов, когда обстановка в стране была бандитской. У государства не было ни сил, ни ресурсов создавать тогда государственный музей. Решение С. Н. Рериха передать художественное наследие отца в руки общественности, да ещё и при наличии спонсоров, в те времена было вполне оправданно. Л. В. Шапошникова в сравнительно короткие сроки создала хороший музей, в три раза увеличила коллекцию картин. Она ушла в 2015 г., не дожив одного года до своего 90-летия и породив о себе в Рериховском движении многочисленные толки, не утихающие до сих пор.
Не хочу их повторять, в том числе, возможно, справедливые упрёки о диктаторских замашках Л. В. Скажу лишь по этому поводу следующее: если бы она была прекраснодушной размазнёй в диких рыночных нравах девяностых годов, то вряд ли бы смогла сделать то, что сделала. Переданное в её руки художественное и философское наследие семьи Рерихов Людмила Васильевна сохранила, преумножила, придала ему достойную огранку и блеск. Она сумела за короткое время прекрасно отремонтировать и реконструировать запущенное здание – бывшую дворянскую усадьбу Лопухиных, отданную правительством Москвы под музей Рерихов. Было также осуществлено немало публикаций рукописей и переизданий сочинений членов великой семьи.
Это было сделано с помощью банкира Бориса Булочника, который тратил огромные средства на расширение музея. Хотя, как выяснилось, действовал он далеко не бескорыстно. Все приобретённые картины банкир оформил на своё имя, зарабатывая деньги способами, вызвавшими большие вопросы у правоохранительных органов. Выяснилось, что часть картин он купил не наличные деньги, а на ресурсы вкладчиков. В результате банкир вынужден был покинуть Россию и скрыться за рубежом: пожил вначале в Англии, затем в Израиле, а теперь, говорят, на Украине. Но что бы теперь ни говорили об этих двух лицах, они проделали большую работу для будущего.
МЦР и государство
Широкое Рериховское движение в России началось с конца 1980-х годов, когда в Москве и Новосибирске два журнала: «Трезвость и культура» и «Сибирские огни» – одновременно напечатали одну из книг Живой Этики, «Община». К последней акции приложил руку и автор этих строк.
С распространением агни-йогической литературы быстро стали возникать рериховские кружки и общества: сначала в крупных городах, затем в поселениях помельче, даже в деревнях. До этого небольшие рериховские группы существовали только в Москве, Санкт-Петербурге, Риге, Новосибирке. Но в условиях господства марксистской идеологии они представляли своего рода «антерграунд».
«Либерализация» обстановки в стране в конце 1980-х – начале 1990-х гг. подтолкнула, с одной стороны, широкое распространение в русском обществе агни-йогических идей, с другой – породила в развернувшемся Рериховском движении негативные явления, о которых предупреждал ещё в 1970-е годы С. Н. Рерих: «Главные проблемы возникнут не теперь, когда Живая Этика под запретом, но в будущем, когда все запреты будут сняты».
Так и случилось. В условиях всеобщего хаоса в эпоху Ельцина и позднее появилось множество обществ, считавших себя рериховскими, часто так и называвшихся. Иногда с иными пафосными названиями. Возникли споры между ними, конкуренция, даже борьба, что совершенно противоположно духу этих идей. Но одно дело – споры между последователями Рериха на уровне общественности и другое – конфликт между главной рериховской организацией – музеем Рериха – и государством. Рериховское наследие, имевшее мировое значение, много лет находилось в руках общественной организации. Государство тогда было слабым, и у него не было ни сил, ни возможности осмыслить, какое сокровище находится в его руках.
Однако шло время, стабилизировалась обстановке в стране. Возникли новые интересы в отношениях государства к духовному и материальному наследию Рерихов. Вся семья Рерих в этом смысле состояла из русских «государственников». Николай Константинович в своё время даже написал завещание, где были такие строки: «В случае моей смерти передаю все мои картины и другое наследие в распоряжение правительства СССР, Коммунистической партии и лично товарища Сталина». Строки документа звучали вполне в духе времени, но никаких сомнений в адресанте наследства не оставляли. Переехавший из Индии и поселившийся в СССР сын великого художника, Юрий Николаевич, выполняя волю отца, также передал ряду государственных музеев Москвы, Ленинграда и Новосибирска в общей сложности около 400 картин отца.
Полагаю, что «государственником» в отношении наследия был и С. Н. Рерих, по крайней мере, такое у меня возникло ощущение в 1989 г., во время встречи и беседы с ним. Но что собой представляла страна в 1990-е годы, когда всё растаскивалось и разворовывалось, а предоставить средства на создание специализированного музея власти не могли? В этих условиях Святославу Николаевичу не оставалось ничего иного, как пойти на создание общественного музея Рерихов. Что было решено и юридически оформлено в 1994 г. Так что союз учредителей МЦР, где главную роль играли Людмила Васильевна Шапошникова и Борис Ильич Булочник, оказался не только весьма плодотворным, но и единственно возможным.
Сегодня Россия укрепилась и настало время передать наследие семьи в руки государства. Тем более что основатель великой семьи, Николай Константинович, был государственником и, конечно, понимал, что наследие должно было получить в будущей России серьёзный государственный статус. Эту линию всё время проводил Святослав Николаевич. В 2016 г. окрепшее российское Министерство культуры решило наконец взять художественное наследие Рерихов под свою опеку – и создало государственный Музей Рерихов. Можно сказать, вековая надежда великой семьи осуществилась.
Однако проблемы и тревоги остались. Одна из проблем – законное опасение рериховской общественности: сможет ли государство уделять внимание не только музейной стороне дела, т.е. картинам, и не выплеснет ли оно с водой ребёнка – Живую Этику, задвинув рериховцев в глубокий угол? Опасения вполне реальные. Зачем чиновникам, если они «эффективные менеджеры» от культуры, высокая и тонкая духовность Учения, вызывающая много общественных споров, не поддающаяся прямому регулированию и не приносящая финансовых дивидендов? Мы сталкивались с таким отношением ещё 35 лет назад, когда власти нам повторяли известную формулировку: «великий художник-гуманист и его мистически настроенная жена». Многое здесь зависит от пассионарности самих рериховцев. Если нам по-настоящему нужна государственная поддержка наследия, мы должны учиться работать с государством и требовать от него выполнения своих обязанностей по поддержке культуры и в её земной, материальной форме (сохранение памятников, забота о картинах и т. д.), и в её тонком духовном измерении. В то же время, требуя чего-то от государства, мы должны помогать ему осознать, что такое рериховское наследие, и сами являть пример носителей великих идей.
Но самый главный вопрос: что делать с духовным наследием семьи Рерих. Я имею в виду не судьбу печатных книг учения Живой Этики, а широкое вхождение этих идей в жизнь. С первым, т. е. с публикацией агни-йогической литературы, дело обстоит благополучно. Книги сегодня изданы практически на всех языках мира и в большинстве крупных стран, включая Россию, которой, кстати, в первую очередь адресовано новое Учение. Конечно, их надо периодически переиздавать, а у большинства издательств таких денег нет, но зато есть сеть, спасающая всех: возникли обширные порталы Живой Этики в Интернете. Таким образом, информационная задача распространения Живой Этики в мире в основном выполнена. Дело за практическим применением Этики в масштабах человечества, потому что как раз этики в широком смысле слова всем «мировым властителям умов» не хватает. За два тысячелетия христианской эры человек изменился мало. Всё, что удалось мировой культуре, – надеть намордник приличия на массового хищника, господствующего среди людей. Даже у тех, кто является «овцой». Плохо обузданный или нескрываемый эгоизм между людьми и странами преобладает, что увеличивает, как сегодня принято говорить, «тренд» ко всевозможным катастрофам, господствующим до сих пор в мире. Под плохо обузданным эгоизмом имею в виду нынешнюю политику борьбы за права человека – «чемодан с двойным дном».
Как помочь людям сделать движение в сторону духа? Как очистить общественную атмосферу от бацилл низости и пошлости? Как добиться поворота национального внимания к вопросам духа? Как показать и отдельным людям, и обществу в целом, что ответы на многие вопросы, тревожащие нас, находятся в рериховском наследии, которое мы обязаны освоить и принять? Какими будут эти ответы, зависит от каждого из нас.
К сожалению, и Л. В. Шапошникова, и Б. Булочник в своё время сильно накренились в сторону «злобы дня» с её коммерциализацией и борьбой за власть. Имею в виду целый ряд действий, одно из которых было наиболее впечатляющим – «приватизация» известного знака на Знамени Мира, которое стало символом учреждённого Н. К. Рерихом Пакта Мира. Под Пактом стоят ныне подписи глав большинства стран планеты, а этот знак попытались сделать исключительной собственностью МЦР и «Мастер банка», принадлежащего Б.
Кроме того, Людмила Васильевна при жизни организовала несколько юридических исков по отношению к «непокорным рериховцам», очень жёстко изгоняла всех людей, имевших самостоятельное мнение. А её наследники вступили в тяжбу с Министерством культуры РФ на том основании, что оно «незаконно» сделало музей Рериха государственным. Но пока этот государственный музей существует больше на бумаге: оставшиеся после Шапошниковой сотрудники МЦР категорически не согласны уступить помещение новому музею, и борьба за помещение и руководство музеем продолжается с новой силой. Последний акт драмы заключается в изъятии у МЦР в рамках следственного эксперимента правоохранительными органами ряда картин Рериха, купленных Булочником не на личные средства, а на деньги вкладчиков.
Рериховцы и «рерихнутые»
Я уже говорил, что борьба вокруг материальной части рериховского наследия послужила поводом к тому, что я счёл необходимым отойти от участия в РД.
РЕРИХ-ОВЦЫ
Из-за гор встаёт над миром солнце,
Лужи тоже блещут под горой.
Рерих есть, под ним пасутся овцы,
Очень уж бодливые порой.
На губах улыбка, словно мёд,
С Флагом Мира в камеру позируют.
Опосля его приватизируют,
Вниз нагнут и с песнями вперёд…
Этот тёмный, тот вон одержимый!
Бей, коли, руби еретиков!
Тени отболевшего режима
Всюду видят внутренних врагов.
А цитаты – дробью вылетают
Изо рта, хоть хлебом не корми.
Одного беднягам не хватает –
Стать обыкновенными людьми.
Скучно в книжных прениях и прериях.
Ухожу от блеющих бойцов.
Я всегда готов идти за Рерихом,
Но не за бараном и овцой.
Стихотворение написано более десяти лет назад, я его нигде не публиковал, чтобы не раздражать «инакомыслящих». Но сейчас, когда страсти достигли степени «рерихнутости», вынужден пойти на публикацию. Делать идеи Рериха предметом столкновения с государственными органами России, страны будущего, – это, с моей точки зрения, чистейшее безумие, полное извращение Божьего замысла. Приходится повторить: идеи Рериха завершают определённый цикл в духовном становлении и развитии Земли, они ничего не отменяют, никого не критикуют и не претендуют на создание какой-то новой конфессии «рерихианства». Убеждён, что Живая Этика знаменует рождение Нового Мира, где человек начнёт взаимодействовать с духовным миром напрямую и роль церковных посредников будет более скромной, чем во времена господства церкви, нередко пытающейся вершить от имени Бога «неправедный» суд на земле.
Религиозные разночтения и распри в духовных движениях создаются людьми.
За свою жизнь я общался с сотнями, если не с тысячами рериховцев. Они были разными людьми: достойными и не очень, преданными идее и конъюнктурными, талантливыми и вторичными. Чтобы понять, кто передо мной, я выработал один критерий оценки – представляет ли человек собой нечто помимо Рериха или использует великую фигуру для раздувания своего «ничто». Когда начинаешь применять этот метод к разным людям, всё становится на свои места.
Итак, есть три категории людей. Первая – крупные творческие личности, которые реализовали себя до увлечения Живой Этикой. Скажем, Людмила Шапошникова была известным индологом и журналистом, писала хорошие книги до знакомства с идеями Рериха. А после знакомства стала это делать ещё лучше, кроме того, развила большие организаторские способности. Талантливый поэт Валентин Митрофанович Сидоров после встречи со Святославом Рерихом написал ряд повестей, прославивших его на всю страну. То же самое можно сказать и о друге Сидорова, поэте Эдуарде Владимировиче Балашове, возглавившем международную организацию «Мир через культуру» и общество друзей Тибета. Его раннюю поэзию ценил Кожинов, но его лучшие стихи написаны после знакомства с Живой Этикой. Наталья Александровна Тоотс и до работы в Международном центре Рериха состоялась как журналист, а потом создала лучший в стране рериховский журнал «Дельфис». Алексей Николаевич Дмитриев и до Рериха был талантливым учёным, специалистом по глобальным процессам, но после знакомства с книгами Агни Йоги его талант расцвёл. Понятно, что все эти люди не ангелы, нередко они конфликтовали друг с другом, совершали ошибки. Но они росли. С такими людьми всё ясно, в их судьбе чётко работал христианский принцип: у кого что-то есть, тому прибавится ещё больше.
Вторая группа людей, может быть, не столь яркая звёздами, – это незаметные, честные духовные искатели. Они в силу разных причин не реализовались как яркие профессионалы, потому зарабатывали на хлеб насущный, выполняя какую-то техническую работу. Не всем быть звёздами. Но они состоялись как ответственные помощники первой группы рериховцев. Такие люди работали в том же МЦР, на своих плечах вынося груз исполнительского труда. Притом всегда вели себя как скромные, неконфликтные люди, как труженики и миротворцы, вполне заслуживающие определения «соль земли».
И есть третья, многочисленная, к сожалению, категория рериховцев, которые, увы, не состоялись ни как таланты, ни как люди скромного труда, но шумят и конфликтуют, создавая отрицательную репутацию имени Рериха и учению Живой Этики. Таких было немало и в 1980-е годы, ещё больше их сегодня. Подобные люди были всегда во всех традициях. Лев Николаевич Гумилев писал, что против Христа выступали не его реальные идеологические противники – античные философы, которые не приняли христианства, но не замарали себя участием в его травле, а римская городская чернь. Ее сегодняшние наследники не создали ни в науке, ни в искусстве, ни в жизни ничего достойного, кроме агрессивных сайтов и порталов. В наши дни они превратились в активных блогеров, поливающих грязью людей из первой группы. «Изглодав» одного, принимаются за следующего. Иногда блогеры выступают под своими именами, в других случаях действуют анонимно. Их бесполезно воспитывать и увещевать, это паразиты, пристроившиеся к живому древу рериховского наследия. Это «рерихнутость» в самом худшем смысле этого слова. С производителями этой пены я старался никогда не иметь никаких дел. Но к величайшему сожалению сегодня чаще побеждают они.
К самому Рериху я отношусь сегодня не только как к создателю нового Учения, фигуру которого рериховцы обожествляют, но и прежде всего как к крупнейшему деятелю русской культуры, чьё имя ни в коем случае не должно быть вычеркнуто из её истории. А постоянные склоки, идущие в рериховской среде, отвращают от имени и идей Рериха и обычных людей, и власть, и тех, кого принято называть экспертами: философов, культурологов, искусствоведов. В этом движении много прекрасных людей, с которыми я с радостью общаюсь и сотрудничаю: Наталья Александровна Тоотс, главный редактор замечательного журнала «Дельфис», Сергей Джура из Донбасса (о котором я написал в этих воспоминаниях отдельный очерк), Влад Монастырский из Петербурга, Таисия и Леонид Болговы из Усть-Коксы, множество других славных людей из Москвы, с Алтая, Урала, из Кузбасса. Но становиться в формальные ряды, на одну из сторон баррикад, сегодня не вижу смысла. К сожалению, чаще всего сегодня эта борьба идёт не за идеи, а за личное самоутверждение. Убеждён, что если бы Рерихи видели, во что превратили их идеи вечно конфликтующие друг с другом сегодняшние последователи, они бы глубоко огорчились. Хочется верить, что всё, происходящее сегодня в этом движении, – это болезни роста, которые рано или поздно уступят более здоровым подходам.
К тому же мне не хотелось бы, чтобы меня считали чисто рериховским поэтом и писателем, идеологизируя мой взгляд на мир и сужая мои интересы. Я люблю Рериха, но как свободный человек, который одновременно с этим любит Пушкина, Достоевского, Блока, Есенина, Пастернака, французскую поэзию, древнекитайскую мудрость, стихи и философию суфиев, Эдгара По, Сент-Экзюпери. Но прежде всего я – русский поэт и писатель, который в меру своих сил пытается служить русской культуре и который хочет, чтобы меня воспринимали именно так, как поэта.
Рерихи и РПЦ
Однако не могу обойти вниманием такой вопрос, как отлучение Синодом РПЦ Рерихов от церкви. Или, как сформулировано в постановлении, «Рерихи сами себя отлучили». Церковь – это люди, а они разные. Я встречался с главой православной церкви Индии Мак-Грегориусом. Он высоко оценивал идеи Рерихов. Встреча состоялась в Казахстане, в Алма-Ате, в 1993 г., на Первом конгрессе духовного согласия, проходившем под Знаменем Мира. Также имел беседы с приехавшими на этот конгресс католиками, буддистами, православными священниками. Широко известный в мире путешественник Фёдор Конюхов, насколько мне известно, рукоположенный в сан православного священника, в своей книге «Мой путь к Истине» цитирует параграфы из Живой Этики. Большим поклонником Учения был Е. М. Примаков, о космонавтах уже не говорю. Известный культуролог Ксения Мяло в своей книге «Звезда волхвов, или Христос в Гималаях», выпущенной издательством моего сына «Беловодье» (который, кстати, подарил эту книгу Примакову), убедительно доказала, что сами Рерихи, несмотря на своё восточничество, относились к православию очень хорошо и никогда не разрывали с ним внутренней духовной связи.
Отлучение Синода считаю досадной ошибкой, пожалуй, даже большей, чем отлучение Л. Н. Толстого. Тем более что сами Рерихи, в отличие от мятежного русского гения Толстого, позволявшего себе критические замечания о церковных таинствах, основания для враждебности к себе РПЦ не давали. Могу подтвердить это лично. В беседе со мной в 1989 г. в Москве С. Н. Рерих произнёс такую фразу: «Если вы покажете мне настоящего православного человека, я преклоню перед ним голову». Как известно, последний из рода Рерихов завещал себя отпеть и похоронить по православному обряду.
Печальное недоразумение, мне думается, следует забыть, тем более что оно произошло под давлением и при провокационной деятельности небезызвестного дьякона (теперь уже протодьякона) Андрея Кураева. Скандальная критика Учения, прозвучавшая с его стороны, конечно, навредила репутации Рериха в церковной среде, но парадоксальным образом явилась и своего рода пропагандой Учения. Сам дьякон, конечно, не понимал, что в условиях нашего падкого на сенсации времени он стал бесплатным пропагандистом рериховской философии в масштабах страны. Я слышал, что некоторые рериховцы шутили: мол, если Кураев нас забудет, то, наверное, нам всем нужно скинуться и ему за шумиху что-то приплачивать. Сам могу подтвердить, что, когда я путешествовал по городам России с лекциями о Живой Этике, в залы приходило много людей, побывавших перед этим на встречах с Кураевым.
Диакон вёл себя столь агрессивно не только по отношению к Рериху, но и к любому, с кем был не согласен, даже к тем священникам, которые привели его в Церковь. Кажется, РПЦ после многочисленных скандальных высказываний и действий Кураева освободила его от данной роли и ему запрещено отправлять службу в церкви. Сам он высказывался в интервью о своей готовности к тому, что Церковь может отлучить его насовсем, и тогда он будет «свободным христианским философом». Но у церковных иерархов хватило мудрости не делать из эксцентричного протодиакона нового мученика, на роль которого он явно не тянет, ограничив сотрудничество с ним сферой образования. Ясно, что его скандальная церковная карьера остановлена и вряд ли поднимется выше уровня всех обличающего и философствующего блогера, которым он сейчас является. Воистину миром управляют законы справедливости: кто слишком рьяно добивается отлучения других людей от Церкви, в конце концов сам может быть отлучён.
Конечно, Живая Этика и ортодоксальное православие – не одно и то же. Ряд идей (закон реинкарнации, закон кармы, необходимость синтеза науки, искусства, представлений о космосе как о гигантском одухотворённом организме и т. д.) серьёзно отличается от христианских догматов. И что теперь? Разве это является каким-то преступлением или порочащим фактом? Почему духовных искателей нужно стричь под одну гребёнку, клеймя невписавшихся как маргиналов и врагов России? В том-то и прелесть жизни, что она отличается огромным разнообразием форм и идей.
Не нужно также забывать, что в России помимо православия есть ещё ислам, буддизм, сотни тысяч верующих по-своему и, наконец, множество атеистов. На каком ценностном языке будут общаться между собой и реально сотрудничать (а не просто декларировать свою готовность) эти столь разные религии, не совсем ясно. Неужели на каком-то экуменическом эсперанто?
РПЦ, сотрудничая с другими традиционными конфессиями на уровне обсуждения общественно важных тем, жёстко отказывается от диалога с рериховцами на любом уровне. Пусть так, насильно мил не будешь, но это лучше, чем активно сеять рознь по идеологическим мотивам в и без того расколотом обществе.
Но не правильнее ли, зафиксировав серьёзные различия и расхождения по иделогическим вопросам, всё-таки начинать постепенно договариваться и искать точки объединения?
А они, эти точки, есть: ведь по целому ряду вопросов православная церковь и последователи Рериха смотрят похожим образом. Это и устремление к нравственно-духовной сфере жизни, отрицающей потребительство и стяжательство, и признание традиционных семейных отношений как важнейшей нравственной основы жизни, и неприятие порока, и патриотизм, и вера в особую миссию России. Живая Этика и православие похожим образом смотрят на труд и видят в нём фундаментальный закон бытия. Они сходным образом призывают к миролюбию и отрицают жестокость, насилие и религиозный экстремизм. Неужели два важных общественных института России ради пользы для страны не преодолеют разногласий и не найдут возможности начать диалог по всем этим важным для людей, и особенно для молодого поколения, проблемам? В 1941 году атеисты, православные и мусульмане сумели отбросить идеологические разногласия и встали в один окоп. Сумеют ли сейчас?
Убеждён: количество проблем в современной жизни будет нарастать, и для объяснения сути происходящего может потребоваться более современный язык, нежели высокая, но не всегда понятная современному человеку церковная лексика. Понадобятся силы не только для стояния насмерть, ничего не меняя ни в себе, ни в жизни, но и для творческого ответа на вызовы времени, и, конечно, для изменения к лучшему. И здесь одухотворённое мировоззрение Живой Этики будет постепенно завоёвывать умы и сердца людей.
Современная церковь демонизирует тонкие психические явления, относящиеся к области биоэнергетики: телепатию, телекинез, ясновидение, целительство. Между тем дореволюционное священство относилась к этим явлениям куда более терпимо. Помню книгу священника Григория Дьяченко «Сверхъестественное», по-моему 1908 года, где все необъяснимые наукой феномены рассматриваются с уважением. Единственное, что предлагалось человеку, у которого открылись так называемые «сверхъестественные способности», освятить их именем Христа. И быть осторожным в их использовании, соблюдая этику и здравый смысл. Сейчас же любой, кто расскажет священнику, что у него спонтанно проявляется тонкое видение мира или он ощутил движение энергии в позвоночном столбе, тотчас получит совет либо отправиться к психиатру, либо помолиться за свободу от дьявольского наваждения.
Между тем мир тонких энергетических процессов в нашей психике и управление этими силами – это так называемое знание Адама, то есть дохристианская мудрость, имеющая все права на проявление в современном христианине. Образованные в духовной сфере люди говорили мне, что церковь могла бы признать ведическое знание, как предшествующее христианству. Если проделать грамотную богословскую работу и объяснить христианам, что хотя православная истина – это, разумеется, вершина нынешнего Знания, но оно опирается на только на Ветхий Заветы, но на дохристианские славяно-ведические основы. (Наиболее интересно пишет о русском ведизме современный историк-патриот Андрей Фурсов). Эти основы и сокровенные эзотерические знания доброй части азиатского материка с поправками православной церкви могут и должны получить свою легитимность сегодня. Тогда уйдёт совершенно ненужный конфликт между христианством и учениями Востока. А многие люди с необычной чувствительностью перестанут ощущать себя внехристианскими изгоями, найдут духовный приют в обновлённом православии. Но пока РПЦ готова поддержать, скорее, «библейский проект», нежели глубинно близкое ведической знание, которому поклонялись наши предки.
В те годы надежд на широкое сотрудничество мне много приходилось общаться с православной общественностью. Я искренне хотел единения с церковью во имя блага страны. И был интересный эпизод, связанный с храмом Александра Невского, под куполом которого раньше находилась Западно-сибирская студия кинохроники, где я когда-то проработал несколько лет. Внутри церковь была разгорожена на этажи, в ней были построены лестницы, и на неё претендовала филармония, потому что там великолепная акустика: здание хотели отдать камерному хору Новосибирской филармонии – и вынесли этот вопрос на обсуждение общественности.
По этому поводу было собрание, на котором выступали писатель Александр Плитченко и другие; выступил очень резко и я, требуя, чтобы отобранное здание вернули церкви, по назначению. Собрание в основном проголосовало за возвращение, приняв нашу точку зрения. Здание вернули Церкви дали ему имя: собор Александра Невского, – и начался ремонт. Его осуществлял замечательный священник Дмитрий Иванович Будько, впоследствии ставший монахом Софронием и возглавивший Кемеровскую епархию. По моей просьбе на ремонт храма один омский предприниматель выделил очень значительную по тем временам сумму – около двадцати тысяч долларов; такое пожертвование в 1988 году было большой редкостью.
И в ответ на наши старания клирик новой церкви Святослав Невзоров подверг несправедливым нападкам духовно-патриотический Центр Сергия Радонежского, который мы с женой возглавляли.
Должен заметить, нападки были и раньше. Но Дмитрий Иванович Будько меня поддерживал. Не только как «благодетеля». Однажды пригласил в трапезную, где Невзоров вновь насел на меня: «Как вы можете исповедовать какие-то восточные идеи, когда у нас Христос?! Он русским ближе!». Дмитрий Иванович Будько мудро заметил: «Не спорить надо – работать для Бога. А Он сам разберётся, кто к Нему ближе».
Но и после этого Святослав Невзоров не унялся. Продолжал выступать против центра на местном радио и телевидении, не гнушаясь оскорбительными выражениями и даже клеветой, стал сравнивать его с казино.
В общем, моя жена Лиля вынуждена была пойти к новосибирскому епископу Владыке Тихону, с которым наш Центр имени Сергия Радонежского сотрудничал в ту пору. «Как понимать это выступление вашего священника? Почему он говорит о нас такие кощунственные слова, которыми мы глубоко возмущены, и мы хотим обратиться в судебные органы, чтобы его привлекли за клевету. Мы – патриотическая организация».
Тихон вызвал Невзорова и отчитал при жене, сказав, что не надо ссорить Церковь с интеллигенцией. В ту пору он занимал ещё примирительную позицию; но затем под влиянием церковного вердикта об отлучении Рерихов заметно охладел к нам.
Я хорошо понимаю Тихона: он вынужден был себя так вести, поскольку в Церкви возобладала и сохранила своё влияние позиция Кураева, несмотря на то что его самого отодвинули от серьёзных дел. Со временем и Святослава Невзорова тоже отстранили от антирериховского «послушания», а на сегодняшний момент он, насколько мне известно, вообще отошёл от Церкви и вернулся к преподаванию светской философии. Да и РПЦ прекратила активные нападки на учение Живой Этики. Хочется верить, что когда-нибудь в будущем Русская православная церковь и Рериховское движение, оставаясь на собственных идеологических позициях, объединят усилия в борьбе за отечественную культуру. Выиграет от этого лишь общая Русская идеология.
Если заглянуть в недалёкое будущее и попытаться предугадать те процессы, которые предстоят, расширение интереса к Учению вижу неизбежным.
РУССКАЯ ТАЙНА НИКОЛАЯ РЕРИХА
Говорят, увела его Индия
Не в ту степь от российской судьбы.
Что за вздор! Мы ещё не увидели
Всей его высочайшей тропы.
В гималайских навершиях горних,
На просторах алтайских плато
Он искал наши древние корни,
Потаённое русское То,
Что вело со времён Куликовых
До Берлина российскую рать,
Что крепит в испытаньях суровых
И теперь нашу славу и стать.
В Судный час, когда доллара запах
Забирается в самый исток,
Шепчет он: «Не глядите на Запад,
Поверните глаза на Восток.
Нам знаменья оттуда летят.
Там дружины небесные строятся.
Там Христос и священное воинство
На Россию с надеждой глядят».
2007
Издательская деятельность
Я же занялся издательской деятельностью и в 1988 году организовал кооператив «Алгим» (Алтай – Гималаи). Это был ещё советский период – тогда требовалось какое-то количество учредителей, ещё действовала цензура. А поскольку рабочий опыт Бориса Андреевича Данилова – опыт директора таксопарка – был далёк от издательской деятельности, о которой он не имел ни малейшего понятия, всю организационную работу по издательству пришлось создавать мне. Он же занимался бухгалтерией и отчётностью.
Я нашёл редакторов, корректоров, учредителей – в частности Юрия Ивановича Мерзлякова, профессора Института математики, очень интересного человека и большого патриота, сегодня незаслуженно забытого. Нашёл людей, которые обеспечивали нас полиграфической базой: картоном, бумагой, – и мы «закрутили» дело. Первую книгу Учения – «Зов» – мы отпечатали в начале 1989 года; потом была книга «Матерь Агни Йоги» – по материалам конференции, которую мы провели в связи со стодесятилетием со дня рождения Елены Ивановны Рерих.
С этим первым «багажом» мы и поехали на встречу со Святославом Николаевичем Рерихом, показали ему наши работы. Одновременно в журнале «Сибирские огни» по моей инициативе были напечатаны «Община» (монгольский вариант), «Письма Елены Ивановны Рерих», «Физические факторы исторического процесса» Чижевского, «Духовный кризис» Роберто Ассаджиоли, «Бхагавадгита» в переводе Каменской.
Мы развернули издательскую работу и показали свой первый опыт Святославу Рериху, который одобрил её и порекомендовал кроме книг Учения непременно издать «Тайную доктрину» Елены Блаватской: если нельзя издать её полностью, то хотя бы в обширных фрагментах. Мы издали все три тома, в том числе третий том – в переводе Хейдока. На этой встрече нами был задан вопрос: «Что вы считаете нужным печатать?» – на что Святослав Николаевич ответил: «Всё! Всё, связанное с Агни Йогой: всё сейчас открыто, всё нужно печатать. Но в первую очередь – Учение и книги Блаватской».
Борис Андреевич имел с ним отдельный разговор – об издании книг Абрамова, и книги Абрамова уже в налаженном издательстве «Алгим» Данилов издавал сам, без меня.
|
