|
Я его приобрел
Прошлым летом в Непале,
Я купил его в пик альпинистской поры,
У ступней Анапурны,
Где все продавали
От ножей, до вершин
Этой снежной горы.
В Гималаях сегодня консервные банки
Заменили таинственных йети следы.
Толпам немцев, японцев,
Заносчивых янки
Без проблем покоряются вечные льды.
Шерпы в горы несут
Керосинки и лыжи —
Свой на плечи за доллары
Взваленный крест.
Ах, планета моя,
Мы сползаем все ниже,
даже несколько раз покорив Эверест.
Золотые драконы по черному фону
Растянулись на ножнах,
Оскалив клыки,
Словно боги,
Принявшие всю оборону
На себя вместо нас,
Обнажили клинки.
Мир давно уже,
В собственных силах изверясь,
Возлагает надежды
На Божий клинок.
Анапурна сверкает,
Как белая ересь,
Среди темного торга
У собственных ног.
Не могу утверждать, что хорошо знаю Гималаи. Думаю, то же скажут куда более серьезные их исследователи, чем я. Эта таинственная горная страна слишком огромна, в некоторых своих районах до сих пор недоступна самым отважным альпинистам и вряд ли когда-нибудь сделается доступной. На то есть причины, о которых уже приходилось говорить.
Гималаи величественны, торжественны, суровы и прекрасны. Наш Алтай выглядит более домашним и уютным, но энергии его тоньше и чище. Это понятно, Гималаи слишком обжиты, чересчур обросли туристической тиной. Мы побывали в них и на западе и на Востоке от перевала Ротанг до подножья Анапурны. Ротанг находится на высоте четыре тысячи метров, на такой же высоте находится священное озеро Чонгу-лэйк в Сиккиме, куда мы добирались на джипах. Всюду по дороге поселения и торговая суета. Алтай обжит только в долинах рек. На склонах гор сел не встретишь. Поэтому так разнится аура Гималаев и нашего Алтая. В горах Алтая пей воду из любого ручья, она хрустальна. А в водоемах Гималаев всюду можно встретить хозяйственные отбросы.
Но есть то общее, что объединяет Гималаи и Алтай — это необъятная и вместе с тем нежная мощь, исходящая от снежных великанов. Они облучают сердце человека прекрасными энергиями, производят в нем неощутимые сразу, но очувствованные после благие перемены. В горах больше чем где-либо осознаешь, что природа и есть в сущности Бог.
Я понимаю, почему йоги Индии и русские отшельники для того, чтобы войти в контакт с Высочайшим отправлялись в горы, в пустыни, в леса. Природа — огромный организм Бога, пронизанный Его энергиями. Энергетический обмен человека с природой происходит большей частью бессознательно на уровне инстинктов. Когда же человек с помощью молитвы присоединяет к инстинктам свое сознание, такой энергообмен становится во много раз эффективнее. Молящийся начинает ощущать блаженство Божьей благодати, безмолвный голос Бога.
Еще до начала XX века человечество, даже живущее в городах, не слишком утратило свою связь с природой. Но в XX веке связь начала рваться, а человек — все больше погружаться в искусственную среду, созданную собственными руками. В общем-то правильный лозунг Мичурина: «Нам нельзя ждать милостей от природы, взять их у нее — наша задача», правильный в том смысле, что милости природы достигаются трудом, этот принцип превратился в слишком немилосердное наше отношение к природе. Насилие над ней обрело катастрофические размеры. Маховик потребления, искусственно взбадриваемый рекламой, раскрутился столь неистово, что слишком быстро повлек человечество в бездну. И никакие призывы о бережном отношении к природе не могут этот маховик сегодня остановить.
Природа долготерпелива. Она с болью наблюдает, как любимое дитя ее — человек безжалостно вырубает леса, оставляя после себя пустыни, как замусоривает землю и водоемы, как оставляет после себя горы отходов, которые невозможно быстро утилизировать даже ей, природе. До поры до времени она относится к человеку, как к ребенку, который ломает игрушки, чтобы узнать, из чего они сделаны. Но когда дитя слишком уж заигрывается, дает ему суровые шлепки, приводя в чувство.
Конечно, ребенок не только дурит и получает нахлобучки, он в своих играх учится у природы мастерству, чтобы стать ее сотворцом. Но наше детство чересчур затянулось. Процесс создания новых форм приобрел уродливый характер. И вот шлепки природы становятся все сильнее, она чаще прибегает к своему главному оружию — ураганам, наводнениям, землетрясениям и другим катастрофам. Тем самым недвусмысленно предупреждает:
— Остановись, человек! Ты посягаешь на самое главное — на возможность своего пребывания на этой планете. Мои частичные катастрофы — это напоминание тебе о всемирном катаклизме, который ты рискуешь вызвать своим неразумным поведением. Если ты погибнешь в результате горного обвала или наводнения ты потеряешь только тело, дух твой получит в новой жизни новое тело, ты продолжишь развитие на Земле. Но что будет, если собственной алчностью, глупостью, агрессивностью взорвешь свою матушку? Где станешь эволюционировать, неужели на осколках уничтоженной тобой планеты?
Алтай и Гималаи — такие точки Земли, где природа очень внятно разговаривает с человеком. Мысли, высказанные выше, приходили в голову многим из нас в горах. Это не мистика, не фантазии, это естественное право природы общаться с нами. Мы спрашивали, что можем сделать мы, маленькие люди и разрозненные группы энтузиастов в море алчности и невежества. Горы отвечали: вы в состоянии создавать очаги сопротивления низости, овладевшей большинством человечества. А с помощью Иисуса Христа и других Владык Земли такие очаги могут стать неприступными бастионами, твердынями, противостоящими хаосу и разрушению.
Так говорит природа. Ее таинственный язык переводят в свои образы поэты, музыканты, живописцы. Для людей искусства разговор с природой привычен. Но вот слова на эту тему человека науки К. Э. Циолковского:
«Нет нигде такой природы, как природа России. Священная земля России! Сотни поколений боготворили тебя и шли на врагов, чтобы отстоять тебя, поливая эту землю горячей кровью.
Я люблю большие русские просторы и мое одиночество в них. Люблю вот этот путь от города до бора. Идешь — и никого! Никто не подслушает, никто не скажет: рехнулся! Да, человеку иногда надо выговориться, свободно излить свои мысли и поразмыслить вслух. Дома это невозможно; все слушают меня, оберегают меня, мешая творческому процессу, происходящему во мне. Слышат и спрашивают: что ты там говоришь про себя, что бурчишь? А я повторяю свои мысли вслух, чтобы придать им вещественность, осязаемость, бытие. Это все мне необходимо. Творческий и речевой процессы тесно связаны.
В этом смысле мои домашние меня не понимают и своими вопросами рубят мою мысль, убивают начавшийся процесс творчества. Я стесняюсь дома говорить вслух и вынужден по многу раз возвращаться к одним и тем же мыслям, чтобы добиться ясности. Но часто теряю свои мысли, рву их нить, и иногда навсегда. А вот на просторе...я чувствую прилив того, что мы называем творчеством. Лучшие мои мысли всегда рождаются на вольном воздухе, дома я их только записываю, поправляю, совершенствую».
Непреодолимый инстинкт зовет человека в природу. Когда мы устаем от городских дел, едем за город, копаемся в наших дачных сотках, сидим часами с удочкой на берегу реки или с ружьем в озерных камышах. А потом варим уху, суп с уткой, пьем водку... Счастья чистого общения с природой нам мало. Природа щедра и в этом случае, вливая в нас, даже оглушенных спиртным, энергии здоровья. Но как же редко мы прикасаемся к ее тончайшему, драгоценному дыханию в молитве, в творческом размышлении, о котором говорит Циолковский!
В минуты высших творческих контактов с природой биения нашего сердца входят в резонанс с соответствующими вибрациями природы. И тогда человека охватывает такое блаженство, которое недоступно никакому алкоголю, никаким наркотикам, компенсирующим в обычной жизни недостаток положительных эмоций.
Оглушительные ритмы города, реклама, телевизор блокируют тонкие чувства человека, рождают в нем тоску, страх, уныние. Как уйти от этого? Выпей, уколись — и все пройдет! — советует тьма. Так по началу и случается, наркотик дает временное облегчение, а потом духи ада начинают тащить душу вниз в преисподнюю, из которой выбраться, ой, как бывает трудно.
С нами в экспедицию на Алтай летом 2000 года ходил тридцатипятилетний музыкант из Владивостока Слава. Его взял с собой Максим Голишев, чтобы попытаться спасти от наркозависимости, в которую тот попал. В соседстве с Белухой Слава буквально расцвел. Бледный цвет лица его сменился на розово-коричневый, он с огромным желанием лазил по горам, колол дрова, но чаще всего вдохновенно играл на гитаре и пел. Иногда пел у костра — для нас, иногда в самозабвенном одиночестве. Но, как потом оказалось, лучи Белухи лишь скользили по периферии души музыканта. Во Владивосток Слава возвратился к прежним привычкам.
Как мне сообщил Максим, эти привычки возобновились с удвоенной силой. Сейчас молодой музыкант уже несколько месяцев парализованный лежит в больнице. Он не сумел помощь Белухи превратить в победу над собой.
Но чаще у подножья ее мы были свидетелями победы человека над собой.
В один из походов на Алтай с нами отправилась женщина из Красноярска, перенесшая инсульт. За три месяц до похода она с трудом передвигалась по комнате, держась за спинку стула. На Алтае прошла через перевалы и переправы, в общей сложности преодолев около 150 км под рюкзаком. Мы предлагали разделить ее груз по нашим рюкзакам, она не согласилась. В глубине ее грустных затуманенных болезнью глаз светилась решимость непременно победить последствия инсульта. Я встретил ее через год в Красноярске. Со мной разговаривал другой человек, жизнерадостный, с сияющими глазами. От былой немощи не осталось и следа. Теперь она сама водит группы детей в Саяны.
На Алтае мы особенно убедились, что в напряженной молитве содержится большая целительная сила.
Галина Николаевна Х., поднимаясь к Белухе, вывихнула ногу. Наши врачи, как сумели, вправили вывих, но предстоял спуск вниз, в лагерь.
— Как пойдете, Галина Николаевна? — спросил я.
— Ногами.
И она спустилась в лагерь без посторонней помощи. День отлежалась. Колено распухло. А предстоял обратный путь длиной в 50 километров. Хорошо, если подвернется машинная оказия, а если дорогу придется пройти пешком?
— Галина Николаевна, что будем делать?
— Идти!
Забегая вперед, скажу: она прошла все 50 км сама, хотя на 25-м километре подвернулась опять машина-лесовоз, с которой мы отправили часть людей и рюкзаки. А Галина Николаевна шагала в первом отделении, ни разу не отстала, и, что самое, может быть, удивительное, к концу пути ее коленная опухоль опала. Женщине за 50, она шла, повторяя молитву «Господи, помилуй».
Молодую москвичку Татьяну К. укусила змея. Она выдавила из ранки яд или посчитала, что выдавила, промыла ранку, помазала йодом. Однако нога распухла.
Татьяна не дала опухоли подняться выше колена, работала, ходила, молилась. И яд отступил.
Многие из нас стерли ноги мокрой обувью, у некоторых появились на ногах гнойники. Но люди превозмогали боль, мысленно повторяя: «Отче Сергий, с тобой идем, с тобой победим», «Господи, помилуй», «ОМ РАМ»,— и боль постепенно уходила. Все молящиеся замечали, что молитва открывала в теле какие-то новые источники силы. Или тело открывается каким-то источникам силы извне?
«Вера без дел мертва есть». Эти евангельские слова можно выразить по-иному: «Воля Бога без приложения человеческой воли не поможет».
Каким же долготерпением обладают Владыки земли, чтобы не покинуть нас, вечно уповающих на Божью помощь и не желающих поступиться ни одной вредной привычкой, вечно болеющих чем-то и без конца доводящих землю тоже до заболевания и гнева.
Мы говорим, Иисус Христос взял наши грехи на себя. Он явился в мир в начале зодиакального цикла Рыб, когда алчность, жестокость, ложь разложившиеся религии охватили всю тогдашнюю ойкумену. Актом своего добровольного распятия Он смягчил неизбежные катастрофы, которые всегда сопровождают смену малых циклов, предупредил о приходе нового большого Цикла, дал Завет, как встретить Новую Эпоху — торжеством Любви и открытого сердца.
Кое-кто заповедь Спасителя услышал, принял ее к сердцу, но таких было в общем немного за всю историю христианства. Христос продолжает свое дело — поддерживает Огонь в наших сердцах, дробит угрожающий Катаклизм на мелкие катастрофы, чтобы как можно больше сознаний перетащить в Новую Эпоху.
Где слышен голос Христа, где чувствуется Его благословенное дыхание?
Всюду. Но лучше всего в Гималаях и на Алтае. Почему именно в этих горах?
Потому что здесь меньше, чем где-либо, эфир засорен звериным рыком городов, астральными миазмами пошлости, похоти, алчности, вражды.
Я долго брел по топям адским
И вот теперь
иду сквозь рай —
И этот рай совсем не сказки,
он называется Алтай.
Так чисто всюду и открыто,
и редко вспомнится с тоской
то наше тесное корыто,
что кличем жизнью городской.
Как старый дух, не слишком сильный,
я выбрать для рожденья мог
иную твердь,
но мне в России
родиться дал заданье Бог.
И обещал, когда отмучусь,
за долю тяжкую мою
назначить ангельскую участь —
пожить короткий срок в раю.
Захочешь пить — склонись над лужей,
захочешь есть — кругом грибы,
захочешь истин — горы слушай,
лечи ранения судьбы.
В России все, что сердцу надо,
найдешь и в жизни и в мечте.
И лучше рая, хуже ада,
наверно, тоже нет нигде.
|
