|
I. ПОДСНЕЖНИК
КОРНИ
И дух, и дых —
Родня по корню.
Душа, дыша, трепещет в нас,
Переболев, как в детстве корью,
Игрою слов, нарядом фраз.
И потому, чем дали мглистей,
Чем ближе осень, тем верней
Сквозь шорохи опавших листьев
Мы ловим шепоты корней.
1979
ПОДСНЕЖНИК
Как улыбка ребенка
Навстречу глазам материнским,
Словно озера блеск благодарный
Приходу весны,
Он на солнце глядит
Из-под снега осевшего с риском
Потерять свою голову
В грубых сугробах лесных.
С веток падает лед,
Темный паводок буйствует рядом,
Сухостой и валежник
Мы топчем в соседних кустах —
Все угроза ему,
Все охрана ему и отрада,
Всюду зелень надежды
Растет сквозь коричневый страх.
Да, сломай стебелек —
Нарастут из-под снега другие,
Пропадем все подряд,
Чтобы встать через год, через два…
Ах, Россия моя,
Вся в снегу почернелом Россия,
Мой безмолвный подснежник,
Ты все же, родная, жива!
1989
AЗ ЕСМЬ!
Когда облечься письменною плотью
Пришел душе славянской звездный час,
Ту плоть Кирилл и брат его Мефодий
Определили первой буквой —
Аз.
«Аз есмь» — мой предок тонкой вывел кистью
Слова Творца, те самые, что Он
Вписал нам в сердце, как венец всех истин,
Как главный над законами Закон.
Летели годы, дни, Россия крепла
На радость Богу — сатане на страх,
То поднимаясь фениксом из пепла,
То падая опять почти во прах.
Когда же чужеземная зараза
Вползла незримо в русские сердца,
Мы отделили наше «я» от Аза
И первым поместили от конца.
Сегодня мир охвачен общим тленьем.
Но мы всему, что утеряло честь,
С российским нескончаемым терпеньем
Ответствуем уверенно:
— Аз есмь!
Жива души уступчивая сила,
Жива в душе торжественная песнь,
Жива Земля, пока жива Россия.
Аз есмь!
1982
МЫ — РОССИЯ
Березы и снега,
Озера и луга,
Приветливое солнце в поднебесье.
На много тысяч верст
Под тысячами звезд
Звенит моя Россия, словно песня.
По ней топтался вор,
Душил ее измор,
Сгубить пытались дух ее и тело.
Но нас нельзя убить,
Продать или купить,
А также в европейцев переделать.
Мы не грозим войной,
Мы не трясем мошной,
Улыбки и слова у нас не лживы.
Мы даже смертный час,
Встречаем без гримас,
Мы верим в то, что вечно будем живы.
Березы и снега,
Озера и луга.
Небесная прохлада и отрада.
Нам не о чем грустить
И нечего просить.
Бог подарил России все, что надо.
2010
* * *
Все просим у тебя,
Нам вечно мало
Твоих даров и сладких, и лихих.
Врагам ты позвоночники ломала,
Но и сынов не бережешь своих.
В твоих очах, загадочных и ясных,
Бездонная, как небо, синева.
В степях твоих, ленивых и опасных,
Нас вечно караулит трын-трава.
Промчится коник юный и горячий,
И гасит пуля огонек свечи.
И втоптан воск, и сотня дальше скачет…
Куда? Бог весть.
Ведь главное — скачи!
Скачи вперед до гробовой истомы,
За нею новый бой и шенкеля.*
Полынные российские просторы,
Безжалостная, нежная земля.
----------------------------
*В кавалерийской посадке: часть ноги ниже колена (икра), прилегающая к бокам лошадей; служит для управления задом последней.
2005
ЧЕРНОЕ И БЕЛОЕ
Обхожу киоск табачный мимо,
Обхожусь без зелья с давних пор.
Но купил сегодня пачку дыма
С памятным названьем «Беломор».
Именно для памятного дела,
Ведь о нем почти не говорят,
Как страна соединить хотела
Белое и Черное моря.
Как она, изматывая жилы,
Проливая кровь свою и пот,
Потеснить пыталась мир наживы,
За собой увлечь его в полет.
Что потом? Потом был дым табачный,
И в киосках наших с неких пор
Вычеркнули белое из пачки,
Всюду поминают только мор.
Но ведь Русь мою не переделать,
И на ней во все века подряд
Черное соседствовало с белым.
Был ГУЛАГ, но был и Сталинград.
Смотрят, отвернувшись друг от друга,
Две главы у одного орла.
Потому встревожена округа,
Наши непонятны ей дела.
А еще от Финского залива
До чукотских тундровых полей
Белое в России молчаливо,
Черное кричит из всех щелей.
2003
* * *
В деревянном старом доме
Мы ночуем на соломе,
В этом доме домовые
До утра в сенях стучат.
Что-то очень дорогое
И родное сердце ловит
Друг у друга в потонувших
В черном омуте очах.
Не спугнуть бы только словом,
Даже вздохом, даже думой
Из глубин души поднявшееся
Чистое тепло.
Много лет назад за Волгой
Или, может быть, под Тулой
Пролилось оно на сердце
И на дно его легло.
Мы его похоронили,
Нам казалось, и надолго
Заросло оно рубцами,
Да, видать, не до конца.
И теперь опять под Тулой
Или, может быть, за Волгой
Всколыхнула души память,
Растревожила сердца.
Нам бы утром да при солнце
Улыбнуться бы друг другу
И запомнить, и запомнить
Полуночные глаза.
До свидания, деревня,
До свиданья пятый угол,
Там, где теплится лампада
И темнеют образа.
1990
* * *
В сердечной книге не желтеть страницам,
Пока в ней дни без страха шелестят.
Мы любим в пятьдесят сильней, чем в тридцать,
А в семьдесят смелей, чем в шестьдесят.
Повсюду раздается: кайся, грешник,
Страх Божий да приидет в жизнь твою!
Но я чем ближе к смерти, тем сердечней
Земную жизнь и всякую люблю.
Страшиться ли загробных адских вихрей,
Когда их здесь немало перенес?
Я выносил у сердца этот тихий
Цветок любви,
Он очень трудно рос.
Под небом то лихим, то нежно-синим,
В болотах, на песке и на горах —
Цветок любви к измученной России,
Которой никакой неведом страх.
1994
* * *
Прости меня, время! За жалобы каюсь,
А также за свой антирыночный крен.
Я вместе с народом своим спотыкаюсь
На ямах и лужах дурных перемен.
Мы с Родиной зреем в таких переменах,
Без них не поймешь ни России, ни нас.
Нужда в лихолетьях заложена в генах,
Так жаждет давленья растущий алмаз.
2008
ЦАРСКОЕ МЕСТО
Нам говорят,
Что Россия не знает, зачем
Верит в царей,
На задворках Европы плутая,
Что за века
Не открыла народных очей.
Это действительно
Русская тайна святая.
Нам непонятен
В нас вложенный Богом заряд,
Также и сила заряда еще неизвестна.
Мы предназначены царству
По имени «Брат».
Верим, что там
Обретем свое царское место.
2008
ЗЕМЛЯ ПРЕДКОВ
Ее боронили за взрывом и плугом,
В нее хоронили, чтоб сделалась пухом.
В ней вслед за металлом хозяйничал ворон,
Когда не хватало ни силы, ни борон.
Удел ее грозен, простор ее тесен,
В ней даже березам тоскливо без песен.
Траве ее в Ницце и где-нибудь в Праге
Всегда будут сниться поля да овраги.
То дубом стоишь, то склоняешься ивою,
Страна моя нежная и молчаливая.
Все есть у тебя, от Чукотки до Сочи,
Забот не хватает сыновних.
И очень.
Умеешь сворачивать хищникам шеи,
А собственных крыс почему-то жалеешь.
Всем, роющим норы, и бесу, и вору
Лишь машешь рукою:
— Хватает простора!..
2007
В ЗАЩИТУ ОБЛОМОВА
Как простодушно верил прошлый век,
Нацеливший на Запад наши дроги:
Всему помеха — некий человек
По имени Обломов на дороге.
Век следующий так его трепал,
Что непонятно, как бедняга выжил.
Но выдержал характер, не пропал
И сделался, пожалуй, чем-то ближе.
Когда сегодня новый Штольц зовет,
Как на пожар, нас во всеобщий рынок,
Я очень понимаю свой народ,
Не выбросивший старые перины.
Могу в соломе даже спать, как пес,
С торговыми порядками не споря,
Пусть надо мной сияет море звезд
И пушкинское снится Лукоморье.
1999
* * *
Но все пройдет: жара и вьюга,
Твои страданья и страны,
Которая то сходит с круга,
То лезет в сети сатаны.
И нескончаемые распри,
Как предисловье новых бед,
И все иллюзии… И разве
В конце пути не вспыхнет Свет?
Он непременно в сумрак серый
Прольется щедро на народ.
Придет единым солнцем веры.
Когда? Не знаю. Но придет.
1990
* * *
Не жалей на женщину любви,
Даже если женщина обманет —
Птица перелетная в тумане
Возвратится на круги свои.
Не жалей на Родину любви,
Даже если Родина поранит,
Никогда родная не обманет
Ни дела, ни помыслы твои.
1997
КОНЕК-ГОРБУНОК И МЫ
Подкладывает нам за миной мину
Судьба на перекрестках всех дорог.
Но нас с коня не так-то просто скинуть:
Конек волшебный, чудо-горбунок.
И слишком не торопится как будто,
И не догонишь, хоть стремглав скачи.
Мы — странный сплав кнута, горба и бунта,
Свободы и Емели на печи.
Нам русский дух из генов наших вынуть
Советует Европа, но пока
Мы разминируем в пути за миной мину,
Пришпоривая чудо-горбунка.
2006—2015
ТРИЛИСТНИК
1.
Мой друг, мой присмиревший русский рыцарь,
Среди хамелеонов и ужей
Куда нам скрыться, где нам затвориться,
Как не в себе, не в собственной душе.
Там места не осталось для иллюзий,
Испепелилась с ними и печаль.
И светится на радость строгой музе
Надежды нержавеющая сталь.
О чем она? О том, что солнце всходит,
Что на исходе бесов торжество,
Что никогда, ни при какой погоде
Нет в мире, кроме правды, ничего.
Все остальное — тени, тени, тени.
За них цепляться — только множить грусть.
Опять увязла в тине заблуждений
Поверженная демонами Русь.
Что нужно ей и нам? Совсем немного
И вечность без имен, без дележа.
Воистину при жизни узрит Бога
Сама в себя ушедшая душа.
2.
Ушедшая в себя душа моя,
Ты вовсе не пугливая улитка,
Ты всем печалям собственным — улыбка,
Чужой беде — надежда и маяк.
Мы клетки одного большого Тела.
Служить бы да служить Ему, любя.
Но мы, как пауки, осатанело
Едим друг друга и самих себя.
И подмывает речка на излуках
Терпенье самых кряжистых берез,
И Бог, как человек, в великих муках
Больные клетки отторгает врозь.
Да, от Творца нам никуда не деться,
Мы - дети Его любящей Реки.
В ней омываем собственное сердце,
Вливаемся в Неё, как ручейки.
3.
Но коль грехи нам не простятся наши,
И вал шестой поднимет океан,
И ангелы прольют на землю чаши,
Как говорил апостол Иоанн,
Я верю: мой народ не сложит крылья
Среди еще неслыханных тревог.
Мы Божеские страсти проходили,
Нам преподали дьявольский урок.
Нас без конца мутило и штормило
И по своей, и по чужой вине.
Мы ношу, предназначенную миру,
Несли за всех, и сил у нас вдвойне.
Лукавые! Вам кажется, что плохи
Дела у нас, но взвесит Судный день
Всю трагедийность сталинской эпохи,
Все шутовство сегодняшних затей.
Засветятся рассветные одежды
Седьмого дня во мраке трех шести.
Терпения, смирения, надежды
И красоты, чтоб крест свой донести.
1996
ПИСЬМО ИЗ ТВЕРСКОЙ ГЛУБИНКИ
Над просторами шиферных крыш
Кольца дыма, как ангелы, тают.
Самолеты отсюда в Париж,
А тем более в Тверь не летают.
Словом, царство зеленой тоски,
По понятиям нынешним нашим.
И всего двести верст от Москвы
Чудо-город по имени Кашин.
Чем чудесен? Петлею реки,
В виде сердца закрученной странно.
Жизнью предков смертям вопреки,
Благоверной княгинею Анной,
Мудро правившей в этих местах
Среди вечных российских раздоров…
Весь в сугробах и в древних крестах.
Вот такой удивительный город.
Поседевший до самых бровей,
Словно кисти Васильева мистик,
Прячет лик среди хвойных ветвей…
А еще здесь заносы не чистят.
Город как из былины упал
Одна тысяча двести…
Не стану
Углубляться в былые туманы,
Сообщу, что с тоски не пропал.
По колено плутаю в снегу,
Размышляю, что город мне ближе
И Твери, и Москвы, и Парижа.
Почему?
Объяснить не могу.
2010
* * *
Погремело вверху и заклинило,
и опять безмятежная синь.
Только молний далёкая линия
продолжает громами грозить.
Это родина, это Россия,
это почерк её вековой.
Вечно движутся тени косые,
соревнуясь с её синевой.
Слышу птичек весёлое пенье
у последней метельной версты.
И твержу себе, что нетерпенье
не поможет приходу весны.
И звучит через явь нашу серую
голос музы в небесной тиши:
— Умирая, рождаясь и веруя,
Улыбайся, живи и пиши!
* * *
Какой в тебе ни вызревал бы план
Страну свою увидеть Феникс-птицей,
Воображенья розовый туман
В задуманную явь не воплотится.
Русь возродится Богом и судьбой
Прекрасней, чем задумано тобой.
РОССИЯ ГРЯДУЩАЯ
На всех просторах Родины огромных,
На каждом пятачке родной земли
Не уступи ни пяди силе темных,
Но перед ней молитвенно замри.
Ее неистребимы идеалы,
Она ликует, всех и все любя.
Она опасна тем,
Кто одеяло
Упрямо тащит только на себя.
Радушна к тем, кто в каждом видит брата,
В противнике — заблудшего глупца.
Ее ни ад, ни рай, ни тонны злата
Не отвратят от Замыслов Творца.
И если ужас войн и революций
Не вразумил затейников вражды,
Под новым солнцем в лужи разольются
Их ледяные души и следы...
2015
|
