|
(Бертран де Борн, Франсуа Вийон, Андре Шенье, Пьер Беранже, Виктор Гюго, Теофиль де Готье, Жерар де Нерваль, Леконт де Лиль, Шарль Бодлер, Жозе Мария де Эредиа, Стефан Малларме, Поль Верлен, Артюр Рембо, Поль Клодель, Поль Валери, Гийом Аполлинер, Поль Элюар, Робер Деснос)
БЕРТРАН де БОРН (1145—1215)
О ТЕХ, КОГО ЛЮБЛЮ
Люблю я дыханье лесов и полей
И яркие краски весны,
Люблю, когда в роще поет соловей
Под вечер среди тишины.
Приятен в саду мне звенящий ручей.
Милей же всего перезвоны мечей,
И песни сражений, и трубы войны,
Когда они всюду слышны.
Я весел, коль слышу вдруг топот коней,
То рыцарский едет отважный отряд,
Доспехи героев на солнце горят.
Я вижу, как бой начинается вдруг,
Мне кровь будоража и радуя взгляд.
Вот стадо бежит, и в смятенье пастух,
Вот замок в осаде. Вот стены трещат.
И крики, и стоны несутся вокруг.
И бьются вассалы, отваги полны,
Сражаются насмерть в проломе стены.
И вновь тишина, и задумчивый луг.
На нем погребальные плиты встают,
А рядом ромашки густые цветут,
И мчится табун одичалых коней
По травам подросшим военных полей.
Героем умрет, кто героем рожден,
Отмечен печатью Всевышнего он.
Достойны покоя, любви, тишины
Лишь мужества дети, лишь чести сыны.
Кто, пав, себя воинской славой покрыл.
Кто кровью своею цветы обагрил.
2013
ФРАНСУА ВИЙОН (1431 или 1432 — умер не раньше 1491)
БАЛЛАДА НА ПОЭТИЧЕСКОМ СОСТЯЗАНИИ В БЛУА
От жажды умираю над ручьем.
У вас, мой принц, мне тоже одиноко,
Дрожу в тепле, мороз мне нипочем,
Моя отчизна — журавлиный клекот.
Не полагаюсь ни на чьи глаза,
Своим — не верю, верю в чудеса.
А ночевать предпочитаю в сене.
Порой застанет в нем меня гроза.
Я принят Всем, за это изгнан всеми.
Богат, как царь, без дрожи над казной,
Которую усердно расточаю.
Для подданных я — государь смешной,
Лишь миражи им щедро обещаю.
Мне из людей всего понятен тот,
Кто коршуном голубку назовет,
Кто в очевидность лишь сомненья сеет,
А выдумке заглядывает в рот.
Я принят Всем, за это изгнан всеми.
Добра мешок по кочкам зла влачу,
Траву ищу под слоем павших листьев,
От правды ложь никак не отличу
Среди высокочтимых полуистин.
И правда где, в раю или в аду?
У тех, кто счастлив?
Кто попал в беду?
Рассудят лишь Создатель наш и Время.
Школяр, не знаю сам, куда бреду.
Я принят Всем, за это изгнан всеми.
От жажды умирая над ручьем,
Свои желанья ото всех скрываю.
Не потому, что чересчур учен.
Я знаю лишь, что ничего не знаю.
От вас же, принц, не смею скрыть того,
Что многого хочу, но жажду одного —
Понять всего единственное Семя,
И верю в Высшей Правды торжество.
Я принят Всем, за это изгнан всеми.
2013
БАЛЛАДА ИСТИН НАИЗНАНКУ
Куда приятней запах сена
Травы, которая растет.
Милей земные перемены,
Чем неподвижность всех высот.
Любая жизнь опасней тлена,
Клочок земли важней вселенной.
Нам глупость знания несет.
И лишь влюбленный знает все.
Венера рождена из пены.
Цветок сухой сулит нам плод.
Огонь выходит из полена.
В морозы тело солнца ждет.
У верности сестра — измена.
Свобода зреет в муках плена.
Несчастье радости пасет.
И лишь влюбленный знает все.
Хмельному море по колено.
Хромой свой дом скорей найдет.
Нахальный молится смиренно,
Когда увидит смертный вход.
Разрушит жизнь любые стены,
Фома уверует мгновенно,
Его сомнение спасет.
И лишь влюбленный знает все.
Кто путь земной прошел без крена?
Наверно, полный идиот.
Жизнь — неизменная арена
Для истины наоборот.
Вращают спицы колесо.
И лишь влюбленный знает все.
2013
АНДРЕ ШЕНЬЕ (1762—1794)
***
Живем. И что? Наверно, так и надо:
Поспать, покушать, крошки отряхнуть.
Дождаться часа своего и старости недужной,
Под музыку уплыть в последний путь.
Тот пьет, тот лжет, та мужу изменяет.
Поэт стишки строчит о красоте.
Иные речи спешно сочиняют,
Барер* о либерте с эгалите.
В Конвенте мельтешат одни и те же рожи:
Витии, краснобаи, болтуны, дельцы.
Но час пробьет — и вдруг возникнет, Боже,
Та, что начала сводит и концы.
Что всех нас без особого разбора
Стрижет и отправляет на тот свет.
И кто-то шепчет: «Не сегодня, нет...»
Глупец! Пусть не теперь, но скоро...
2013—2015
________________________________________
*Адвокат, член Конвента, сподвижник Робеспьера. Был одним из главных инициаторов казни А. Шенье.
ПЬЕР БЕРАНЖЕ (1780—1857)
БЕЗУМЦЫ
Мы привыкли вышагивать строем.
Если ж вырвется кто-то вперед,
Вслед ему оглушительно воем:
«Он безумец! Позорит народ».
Травят люди такого, как волка,
Пока до смерти зверь не устал.
После ставят на книжную полку,
А бывает — и на пьедестал.
Ждет Идея, подобно невесте,
Кто ее поведет под венец.
Редко слышит хорошие вести,
Ей повсюду пророчат конец.
Но безумец находится некий,
Слушать он не желает народ.
Не получится в нынешнем веке —
Выйдет в новом… За дело, вперед!
Сен-Симон родовое богатство
Посвятил сокровенной мечте —
Он задумал всеобщее братство
Учредить. И угас в нищете,
О всеобщем богатстве мечтая,
Где отсутствует хищник-злодей.
До сих пор та Идея святая
Будоражит сознанье людей.
Всех из грязи нас выбраться в князи
Призывал беспокойный Фурье.
«Сколько можно терпеть безобразье!
Почему вы живете в норе?»
Стройте сами жилье и заводы,
Создавайте фаланги труда.
Мысли эти не канули в воду,
Не прошли по земле без следа.
Был еще один. За равноправье
Двух полов он всю жизнь воевал.
Три безумца. Но люди не вправе
Осуждать их святой Идеал.
Луч неясный становится ясным.
Был безумцем открыт Новый Свет.
Слыл когда-то безумцем опасным
Подаривший нам Новый Завет.
Если завтра бы солнце забыло
В человеческий мир заглянуть,
Землю тотчас бы всю озарила
Мысль безумца какого-нибудь.
Сами мы не умеем найти
К ослепительной Правде дорогу,
Лишь безумцы, послушные Богу,
Открывают к ней наши пути.
2015
НАПОЛЕОН НА ОСТРОВЕ СВЯТОЙ ЕЛЕНЫ
Куда-то вдаль подобьем сувенира
На жалком бриге, где чужой штандарт,
Меня отправили. И вот, обломок мира,
Я вдалеке от мореходных карт
Мечтаю снова возвратиться в детство,
В края, где блещут солнце и слеза,
Где Франция закроет наконец-то
Мои в нее влюбленные глаза.
Передо мной клочок пустынной суши,
И полумира напряженный взгляд.
С какою злобой разные чинуши
Издалека за мною здесь следят!
А вдруг вернется к ним мое соседство!..
Не бойтесь, вижу я свой путь назад,
Где Франция закроет наконец-то
Мои в нее влюбленные глаза.
Я, для вельмож опасный чужестранец,
На трон каким-то образом пролез,
Не вписываюсь в королевский глянец,
Взорвал, как бомба, двадцать королевств.
Могильный холм — единственное место,
Где прятаться должна моя гроза.
О, Франция, закрой же наконец-то
Мои в тебя влюбленные глаза!
За мной следить победа утомилась,
Я тоже от забот ее устал.
Пошли, судьба, непрошеную милость,
Перемени мой жизненный устав.
От яда лавров никуда не деться,
Пускай насытят змеи свой азарт.
О, Франция, закрой же наконец-то
Мои в тебя влюбленные глаза.
Что на скале таинственной маячит?
О, боги, неужели черный флаг?
И голос мой услышан, это значит,
Что умер я, что плачет даже враг.
Что на планете есть святое средство
Прикончить затянувшийся базар.
О, Франция, закрой же наконец-то
Мои в тебя влюбленные глаза.
2014
ГОЛУБИ БИРЖИ
— Покоя нет почтовым птицам.
Куда летите? Где вас ждут?
— Разносим вести по столицам
О курсе акций и валют.
В ночной тиши звезда мерцает.
На поле нас влекут цветы.
Все нынче прибрано дельцами,
Надежды наши и мечты.
— Но человек, рожденный Богом,
Его подобьем должен стать,
Теперь в житье своем убогом
Сменил на деньги благодать.
— И мы от этого устали,
И скоро в небо улетим,
И людям Божьими устами
Любовь на землю возвратим.
2015
ВИКТОР ГЮГО (1802—1885)
СОН ЛЬВА
Лев на холме высоком дремлет,
По-царски важен львиный сон,
Слетелась мошкара на земли,
Где безраздельно правит он.
Живое все, конечно, знает,
Что лев не умер, не убит.
Позволил мелюзге хозяин
Потешиться, пока он спит.
Лев страшен всем, когда проснется,
А значит, сделается зряч.
Шакалий хохот раздается,
Напоминая детский плач.
Наш лев похрапывает сладко,
Неукротимый здоровяк,
В спокойных лапах дремлет хватка,
Решимость грозная в бровях.
Глухая ночь влачится слабо,
Комар хозяйничать привык,
Но лев взмахнет могучей лапой —
И мошкара исчезнет вмиг.
2013—2015
ДЕВЯНОСТО ТРЕТИЙ
Веками жил отчаянный народ
Под сапогом танцующих господ,
В сплошной тени Средневековья.
Терпеть свой гнет он наконец не стал,
Одумался, как вал морской, восстал.
И Францию залил, но не водой, а кровью.
И революции крестьянское сабо
Пустилось в пляску, отшвырнув сапог.
Вот так народ свою свободу встретил:
Кровавым безрассудным мятежом,
Лихими песнями, разбойничьим ножом
Отмечен девяносто третий.
2013—2015
ТЕОФИЛЬ де ГОТЬЕ (1811—1872)
ДРОЗД
Во фраке черном, в желтых брюках
Какой-то франт взахлеб поет,
Не зная, что такое скука,
Не прерывая свой полет.
То дрозд (наивная натура),
Не помня о календаре,
Апрельские фиоритуры
Выводит утром в январе.
Сухие ворошит листочки,
Хвоинки тормошит от сна,
Коснулся клювом спящей почки,
Чтобы скорей пришла весна.
И скачет, скачет по бурьяну…
Везде несет благую весть,
Назло снегам, дождям, туману,
О том, что солнце в мире есть.
Что никуда ему не деться…
Так простодушный пилигрим
Грядущее предвидит сердцем,
Зрит то, что не дано другим….
Вот и поэт, как дрозд, летает,
Хранит его волшебный труд.
И кто певца шутом считает,
Тот сам, конечно, жалкий шут.
2013
ЖЕРАР де НЕРВАЛЬ (1808—1855)
ФАНТАЗИЯ
Я музыку далеко слышу в небе,
Она меня преследует давно.
Ни Моцарт не сравнится с ней, ни Вебер,
Я пью ее, как старое вино.
Душа моя в аккордах чудных ловит
Волшебные страницы тех веков,
Когда царил тринадцатый Людовик
И доносился к людям глас богов.
Я вижу замок призрачный из камня,
Цветы, деревья, одинокий страж…
И окружающая это все река мне
Напоминает ангельский пейзаж.
И женщина, прекрасная, как песня,
В высоком появляется окне.
Та самая, что часто снится мне, —
Из жизней прожитых когда-то вместе…
2013
ЛЕКОНТ де ЛИЛЬ (1818—1894)
СЕВЕРНАЯ БОГИНЯ
Она по озеру Норвегии своей
Не то идет, не то в пространстве реет,
То хмурится недолго, то светлеет
В огне рассветных солнечных лучей.
Ее встречает розовых осин
Немая дрожь, воды спокойный глянец
И озера сверкающая синь,
И бабочек цветных воздушный танец.
Ей ветер гладит золото волос,
На плечи пепельный туман садится.
Полярной ночью серебрит мороз
Ее густые длинные ресницы.
Ни слез, ни тени страсти, ни надежд
На ясном ее лике не осталось.
А взор скользит поверх земных одежд,
В нем мудрая небесная усталость.
Небесный страж сияния и тьмы
Любуется ее игрою красок.
Ему с балкона облака видны,
Начала и концы всех этих сказок.
2013
ШАРЛЬ БОДЛЕР (1821—1867)
ПАДАЛЬ
Ты помнишь летний день, ласкающий, пригожий,
И то, что вдруг смутило нам обоим взгляд:
В траве зеленой разлагавшуюся лошадь?
То рядом жизнь и смерть творили свой обряд.
Труп к солнцу поднимал ужасные копыта,
В нем черви шевелились у неба на виду.
И ноги обнаженные раскинулись открыто,
Как у старухи, что не прячет наготу.
И солнце над останками сияло,
Стремилось поскорей все клетки разложить,
Вернуть Природе то, что некогда создало,
Что так стремилось людям послужить.
Гармонией вокруг дышало все и пело,
Как будто жизнь и смерть связались в хоровод,
Как будто в чайнике Творца вода кипела,
На дно садилась накипь сточных вод.
И нам почудилось, что мерзкий и зловонный
Растаял труп, исчез, как черный сон.
Так мастера этюд, еще не завершенный,
Мазком последним вдруг бывает завершен.
Мы путь продолжили среди пейзажей кротких.
И пес голодный, нам глядевший вслед,
Мгновенно кинулся к оставленной находке,
Чтобы закончить пир и обглодать скелет.
Ну что ж, придет и мой черед неотвратимый
Закончить путь земной среди таких скорбей.
И ты, мой ангел, не вернешься в небо мимо
Распада форм своих и праздника червей.
Но скажем мы тогда без горестного вздоха:
— Червям достался прах, они вкушают дым.
Судьба двоих сердец не может быть жестокой,
Когда в ней лик любви торжественно храним.
2013
* * *
Откуда ты приходишь, Красота?
Ты дар небес иль вызов преисподней?
Влечешь к себе иссохшие уста
С беспамятных времен и до сегодня.
В тебе и утро наше, и закат,
И ясность, и дурное наважденье.
Тобою каждый насладиться рад,
Ты боль приносишь после наслажденья.
Вот мотылек летит на твой огонь
В надежде отыскать чертоги рая.
Находит их ценою дорогой,
В твоем коварном пламени сгорая.
Твой дух нам непонятен, облик прост.
Нуждается в тебе на свете каждый.
Ты нас сопровождаешь, словно пес,
Хранитель-ангел или ангел падший.
Любви дитя или творенье зла,
Святая правда под картоном маски.
Тебя несут к нам вечные крыла
Загадочной мечты и страшной сказки.
Так Бог иль Сатана, злодей или мечта,
Царица жизни, плена или тлена?
Не все ли нам равно, будь вечна, Красота,
И неизменна, и благословенна!
2013
ЖОЗЕ МАРИЯ де ЭРЕДИА (1842—1905)
СМЕРТЬ ОРЛА
Орел поднялся вверх, на снежные громады,
Туда, где небосвод прозрачен и широк,
Где тучи темные построились в армады
И молниями в них сверкает Бог.
Орел вдыхает огнь своей последней битвы,
Ликующий итог полетов и дорог.
Встречает наконец-то долгожданный срок
Произнести последние молитвы,
Когда он, молнией сраженный, упадет
В какое-нибудь мрачное ущелье,
Поставив точку в жизненном ученье
Мгновеньем дорогим. Да, счастлив тот,
Кто в битве умирает дерзновенно
Во славу неба, Бога и мгновенно.
2013
СТЕФАН МАЛЛАРМЕ (1842—1898)
* * *
Закрыл я древний том, полузакрыл глаза —
И грезы унесли меня к руинам храма
Уснувшей Афродиты. Обнажилась яма
Между мечтой и жизнью. И слеза
Скользнула по щеке моей упрямо.
Нет, в Греции не жизнь, я не хочу назад.
Мне дорог мой, пустой сегодня, сад,
И обнажилась дремлющая рана.
Чего ищу я, в этом мире нет.
Не встречу я своих фантазий след
Ни в этом мире, ни в ушедших, тонких,
Из памяти души (или из древних книг?)
Меня зовет великолепный лик
Отвергнувшей мужчину амазонки.
2015
Звонарь
Безлюдье. Утро. Холодно и сонно.
Ребенок сладко молится во сне.
Но вот поплыли колокола звоны
И аромат лаванды в тишине.
Звонарь один, один во всей пустыне.
Ему внимают лишь поля да лес.
Свои псалмы бормочет на латыни,
Но сам не слышит голоса Небес.
Однажды (так цыганка нагадала)
Я в поисках святого идеала,
В неуходящей боли и тоске
Развею эту утреннюю свежесть.
Отчаявшись найти себя, повешусь.
На чем?
На колокольном языке
ПОЛЬ ВЕРЛЕН (1844—1896)
ИСКУССТВО ПОЭЗИИ
Лишь музыка — первооснова муз,
В стихах заключена стихия звука,
Звенящих слов причудливый союз —
Завещанная издревле наука.
В науке той нередко голова
Вступает в спор с душою, приглашая
Поэта так соединять слова,
Чтоб несказанным все они дышали.
Бывает день и скучен, и тягуч,
Когда затянут облачною пеной.
Ночные звезды, избегая туч,
Мерцают сверху тайной неизменной.
Бесформенным пятном плывет луна,
В объятьях облаков едва приметна.
В стихе должны сиять полутона
Куда определеннее предмета.
Сильней земли нас манят небеса
И то, что скрыто за туманной далью.
Неотразимы женские глаза,
Когда прикрыты темною вуалью.
Но пусть в твоем сонете светотень
Не будет сонной, вялой, худосочной.
Пошли рифмованную дребедень
Ко всем чертям, к похлебке их чесночной.
Красивость на бумаге изорви,
А пошлость молча обойди при встрече.
Гармонию настойчиво зови,
Сумей найти ее в противоречье.
Еще запомни навсегда: бурьян
Прекрасней, чем садовая культура.
И повторюсь: кто музыкою пьян,
Лишь тот Поэт! Иной — литература.
2013
ПОСВЯЩЕНИЕ ДОН КИХОТУ
О, Дон Кихот, прекрасных грез слуга!
Твоя кончина — горе для живущих
Под жерновами мельниц всемогущих.
Нам без тебя не одолеть врага.
Проснись, воскресни! Подтяни седло,
Надень доспехов призрачное бремя —
Вновь подними копье на мировое зло.
Вдохни надежду в нас и в наше время!
Мы за тобой пойдем, мечтатель и певец.
Она осуществится наконец
Когда-нибудь, мы свято в это верим,
Твоя великолепная мечта.
И мельницы исчезнут навсегда,
Бессмертие откроет людям двери.
2014
СОН, С КОТОРЫМ Я СРОДНИЛСЯ
Мне душу странный сон измучил,
Я вижу женщину, она
Подобна в небе светлой туче —
Легка, изменчива, нежна.
Ей все в душе моей понятно:
И жду чего, и чем томим.
Своим явлением одним
Во мне тоски смывает пятна.
Не знаю, как зовут ее,
Откуда родом, где жилье.
Но лик из хорошо знакомых.
Не помню только, встретил где
И наяву или в мечте?..
Ах, вспомнил: видел на иконах.
ОСЕНННЯ ПЕСНЯ
Последний звон, как всхлип, как стон,
Рождает лира.
Гляжу в окно, но там темно,
Темно и сыро.
В моей душе давно уже
Развеял ветер
Явь и мечты. Они почти
Душе не светят.
Я выхожу, в лесу брожу —
Ни троп, ни птицы…
Лес пуст и мглист. Последний лист
Куда-то мчится.
2013
АРТЮР РЕМБО (1854—1891)
МОЕ БРОДЯЖНИЧЕСТВО
(фантазия)
Я брел по полю, бормоча сонеты,
В карманы рваные засунув кулаки.
Смотрел на свои горе-башмаки
И рисовал роскошные сюжеты.
Подыскивал на берегу копну,
Чтоб где-то на ночлег остановиться.
Мне звезды открывали свои лица,
Я пристально разглядывал луну
И с головою зарывался в сено.
Шумела рядом Рона или Сена.
Я вслушивался в слабый гул веков.
И, вновь настроив пламенную лиру,
Рождал стихи пророческие миру,
Как струны, теребя шнурки от башмаков.
2013
РОМАН
1.
Чего не хочется, когда семнадцать лет!
Влекут вас звездный свет, и винные бокалы,
И шумное кафе, и лилий белый цвет!
И фонари души горят не вполнакала.
За городом вам дышится легко,
Прекрасна даже пыльная крапива!
Не раздражает, что Париж недалеко,
Смешался аромат травы, цветов и пива.
2.
Вы можете узреть звезду среди ветвей,
Цветущих лип на фоне неба темном.
И вдруг на вас повеет запахом морей
И чем-то неизведанным, огромным.
Июнь! Семнадцать лет! Цветами день пропах!
Коснутся ваших рук сиреневые ветки —
И вспыхнет жар внутри, а на сухих губах
Забьется поцелуй, как птица в душной клетке.
3.
И странствиями бредит наивная душа...
Но вот мадмуазель, что всех фантазий краше,
Под бледным фонарем проходит не спеша,
В тени воротника сурового папаши
Вас мельком оглядев, отводит взгляд тотчас,
Но чует вас спиной, вы знаете об этом.
И тает в полутьме. А на устах у вас
Бутон с нераспустившимся сонетом.
4
Вы в переписке. Август за окном.
Она сонетами вас просит не тревожить.
Друзья покинули. Вам грустно. А потом
Она своим письмом вас осчастливить может.
В тот вечер... вы в кафе идете, яркий свет.
Там вновь вас ждут друзья, и кружки, и бокалы...
Чего не хочется, когда семнадцать лет
И фонари души горят не вполнакала.
ПРОЩАНИЕ С ЕВРОПОЙ
О, сердце! Нам плевать на грозный камнепад,
На то, что мир в огне, что всюду боль и стоны.
Пусть на планете торжествует ад
И сытый рай дрожит от гибельной истомы.
Отмщенье? Спуск в ничто? Пусть будет так!
Исчезните, цари, торговцы и юристы.
История, прими последний выстрел.
Сгинь, старый мир, в свинце крутых атак.
Мой разум, сделайся орудием судьбы,
Не слушай стонов, не внимай моленьям.
Республики, монархии, рабы —
Весь этот хлам долой без промедленья!
Европа, Азия, Америка — к чертям!
Романтики-друзья, навстречу всем смертям
Рванемся, отменив границы и законы,
Для творчества пределы не знакомы!
Решайтесь, осторожные друзья
Всех наций и любого цвета кожи.
Но горе! Чувствую, в смятении Земля:
— На старой мне мир новый невозможен.
Ну что ж! И я, и я с тобой, Земля моя…
2014
ПЬЯНЫЙ КОРАБЛЬ
поэма
1. Я плыл один без цели, без команды
По медленной тропической реке.
Мою команду расстреляли в Андах индейцы.
Мир покойным вдалеке.
2. Хоть, в общем-то, плевал я на матросов,
На хлопок в трюме, на мешки зерна.
Меня заботил главный из вопросов —
Куда речная вынесет волна?
3. И вынесла по лабиринтам устья,
Сквозь заводи, туманы и мороз
Из тихого речного захолустья
В открытый океан, в его хаос.
4. В игру стихий, и водных, и небесных!
Как пробка, я летал на гребнях волн
Над хлябями разверзнувшейся бездны,
Надежд, восторгов и смятенья полн.
5. Вода мою поверхность заливала
И подбиралась к трюму самому.
Но это все меня не занимало —
Я радовался этому всему.
6. Ведь нравится ребенку вкус зеленых,
Незрелых яблок. С палубы смывал
Остатки рвоты и клочки пеленок
Очередной неотвратимый вал.
7. Я зрел этюд: среди дубовой тары
Танцует никому не нужный плот.
А рядом с ним обломком мачты старой
Задумчивый утопленник плывет.
8. Чего поверх воды и ватерлиний
Не насмотрелся в корчах тошноты!
Я солнце видел в окнах неба синих
И волны, словно древние шуты,
9. Играли с ним. А я не знал покоя,
Пересекал картинки эти вплавь.
И для меня сильнее алкоголя
Была такая творческая явь.
10. Потом, в глубоких сумерках вечерних,
Я любовался в чарах полусна
Мерцаньем фосфорических свечений,
Виденьями невидимого дна.
11. А утром снова дьявольские ритмы
И пляска волн, Мальстрема круговерть
И быстрых молний огненные бритвы
Кромсали небо, ударяя в твердь.
12. Меня мое спокойствие спасало,
Глазастых чаек — палуба моя.
Они здесь обустроили базары,
Загадив все. И это вынес я.
13. Ведь я — корабль, для птиц плавучий остров.
Но сам-то прохожу Последний суд,
И мой расхристанный волнами бедный остов
Земные силы точно не спасут.
14. Я выслушал столетий отголоски
Из глубины и рифов голоса.
Я видел гадов алчные присоски,
Их жутко неподвижные глаза.
15. Несло меня к неведомым Флоридам,
Где хищно все, от радуг до зверей,
А берега напоминают видом
Изгибы злополучных якорей.
16. Там, в тростниках болотных, между лилий,
Мерцали вспышки газовых огней.
Останки там Левиафана гнили
От Сотворенья и до наших дней.
17. В местах тех диких верилось едва ли,
Что миром правит вечная любовь.
В лагунах там громадных змей съедали
Ватаги рыб, похожих на клопов.
18. Хотел бы очень показать их детям —
Тех рыбок золотых чумных морей,
Куда забрасывал порой безумный ветер
Мой парус без руля, без якорей.
19. А парус над водой своим пареньем
Дырявил небо остриями мачт.
И кровь закатную пускал, словно варенье,
И чистил солнце, как в коростах мяч.
20. Ну что еще? Мне напевала муза,
Что этот ужас и свирепый срам
Когда-то ляжет к Той, что Иисуса
Нам родила, к смиряющим ногам.
21. Но я еще блуждаю в одиночку,
Безумный рейс себе определив.
В какую попаду на карте точку?
Где мой причал? Куда швырнет прилив?
22. Какие новых звезд архипелаги
Еще открою в безнадежной мгле?
И сколько силы, воли и отваги,
Чтоб их найти, понадобится мне?
23. Довольно слез. Невыносимы зори,
Мне солнце шлет тоску, луна — беду.
Устал я и от суши, и от моря.
Ломайся, корпус! Я ко дну иду.
24. Европу представляю грустной лужей,
Клочком несостоявшейся земли.
И я над ней, мальчишка неуклюжий,
Бумажные пускаю корабли.
25. Игру свою закончив битой картой,
Отныне не смогу я плыть в строю
И быть в тени казенного штандарта.
Куда-то рвусь… В какую даль свою?
2013—2015
ПОЛЬ КЛОДЕЛЬ (1868—1955)
БАЛЛАДА О МОРЕ
В путь их всех провожали, и чайки, и женщин платки.
Корабли были разные, нынче — посудины, раньше — судки.
Но торговцы из древнего Тира и нынешние бизнесмены
Как две капли похожи, желанья у них неизменны.
Мало золота здесь, но полно его где-то в тумане.
Надо плыть за богатством, добыть его в Нью-Орлеане.
Кто к деньгам прикоснулся, всегда этим зелием пьян.
Трудно в горло идет только первый стакан.
Экипажи пиратских судов, занесенные в черные списки,
И команды эсминцев, служившие ратным богам,
И подводные лодки, пройдя сквозь смертельные риски,
Дремлют все под водой, устремляя глаза к облакам.
Чем весь день были заняты пассажиры на мрачном «Титанике»
В те минуты, когда без помех уходили ко дну?
Танцевали свое аргентинское танго без паники.
В это время вода подходила бесшумно к окну.
А потом и воюющих всех, и танцующих тихо прибрал океан.
Трудно в горло идет только первый стакан.
Что живет на поверхности, ляжет на дно без сомненья.
Ерш, снующий в воде, все равно попадет на кукан.
Ничего нет на свете дешевле и лучше забвенья.
Но сначала придется помучиться бедным бокам.
Трудно в горло идет только первый стакан.
Посылка
Все на свете есть море. Оно нас выносит, качает и топит.
Счастлив, кто молодым с ним завел неразрывный роман.
Уцелеет счастливец такой даже в новом Потопе.
Трудно в горло идет только первый стакан.
2013
НЕУДОБНЫЙ ВЕРЛЕН
Это был знаменитый бродяга, буян, литератор.
Чем известен Парижу? Его называли — новатор.
Мэтр известный новаторству вынес вердикт: «Это вздор!
А запои его — для писателя просто позор!»
Мэтр был Франс Анатоль, осмеявший Верлена в новелле.
Ему что-то платили. Студенты хвалу ему пели.
Говорили, мол, он голодал. Ну а кто виноват,
Если все пропивал, добиваясь утрат — не наград?
Денег всем недостаточно, даже прославленным мэтрам.
Кто же тип этот странный, хмельным подгоняемый ветром?
Тот абсент, что иной за полгода не выпил бы, он
Без проблем выливал в себя сразу, едва не галлон.
И тогда в одуревшем мозгу возникало виденье,
Будто женщина-ангел его ожидает в Эдеме.
Нет, пусть лучше награды Сюлли получает Прюдом*,
Чем прямой кандидат в сумасшедший для «ангелов» дом.
И довольно насмешек. Давайте помянем Верлена.
Он ведь умер, чего не хватало ему несомненно.
Он ушел, чтобы мы в нем сумели хоть что-то понять,
Музыканты — мелодии к текстам его сочинять
И тэ дэ. А Верлен возвратился туда, где когда-то
Проложил в океане небесном знакомый фарватер.
Женский голос оттуда иль ангельский возглас в тумане
Прозвучал ему тихо: «Мы ждем тебя здесь, в океане».
--------------
*Речь идет об истории, когда Сюлли Прюдом, поэт среднего уровня, получил Нобелевскую премию.
ОТВЕТ МУДРОГО ЦИНЬ ЮАНЯ
Когда спросили Цинь Юаня об итоге лет и зим,
Он выразил итоги заключением таким:
Весной бросаю семя в землю, летом орошаю.
К зиме приходит время сбора урожая.
И зерна, что я наглухо в земле захоронил,
Наглядными плодами предстают по мере сил.
Похожи наши жизни на сады или на свитки.
Записаны свершенья в них, и думы, и попытки.
Все начатое здесь — любая мысль и проба —
Продолжится по мере прорастания из гроба.
Насколько ты искусный оказался садовод,
Тебе покажет твой последующий плод.
Итак, не вижу в смерти никакого пораженья.
Не назову концом, что жаждет продолженья!
2013
ПОЛЬ ВАЛЕРИ (1875—1945)
КЛАДБИЩЕ В МОРЕ
Мелькают в соснах призраки и птицы,
На ветки ветер медленно садится.
В седых бровях прозрачная вода
Таит неугасимое мерцанье
И глубины подводной созерцанье,
Где шум земной не слышен никогда.
О, вечная вечерняя прохлада!
О, тайная нерасхитимость клада!
Здесь не у дела расторопный вор.
Я здесь дышу своим подводным дымом,
Пою хвалу подводным серафимам
И славлю праздник перемены форм.
Священный дом, где души отдыхают.
Вверху над ними ангелы порхают.
Дом этот отвоеван у земли.
Он среди рыб, среди морской капусты,
В нем не бывает грустно или пусто.
И бесы овладеть им не смогли.
О, море неисполненных пророчеств,
Оно нам всем оказывает почесть
Сияньем отраженным вечных звезд,
Чередованьем тишины и бури
И тем, что в неразгаданной лазури
Змий вечности закусывает хвост.
Попутный ветер — значит, жить придется.
Но в Книге жизни лист перевернется —
И мы плывем неведомо куда.
Где шелестят нам новые страницы.
Мелькают светотени, люди, птицы,
Плывут иные судьбы и суда.
2013—2015
ВИНО ПОЭЗИИ
Когда я пролил в океан
Своей поэзии вино,
Лилось случайно ли оно
И испарялось, как туман?
Или таинственная Сила
Моею двигала рукой,
Строку рождая за строкой,
Душой моей руководила?
Понять пытаюсь я, трезвея,
Покуда ветер не развеял
Клочки моих нетрезвых снов.
За роем розовых видений,
За пляской разноцветных теней
Узреть гранит святых Основ.
2013
ГИЙОМ АПОЛЛИНЕР (1880—1918)
МОСТ МИРАБО
Под мостом Мирабо тихо плещется Сена,
Ее чувства одеты в гранитные стены,
Никому не уйти от житейского плена.
Мы глядим в молчаливую даль,
С нами вместе безмолвна печаль.
Мы вложили друг другу ладони в ладони.
Верим в мост наших чувств,
Что на нем не утонем.
Может счастье когда-нибудь
Где-то догоним,
А пока изучаем туманную даль
С нами вместе безмолвна печаль.
Наши страсти, как эти бегущие воды,
Повинуются вечным законам природы.
Как медлительны дни, как стремительны годы.
Как бывает обманчива светлая даль,
С нами вместе безмолвна печаль.
Повторяется мост Мирабо и его одинокая Сена.
Повторяется смена часов и недель перемена.
Повторяется то, что всегда неизменно, —
Мы глядим в бесконечно манящую даль,
С нами вместе надежда, любовь и печаль.
2015
ЕСЛИ Я ТАМ ПОГИБНУ
Если я упаду в неудачной атаке,
Ты представь себе поле, июньские маки.
Быстро высохнут слезы, и дай только срок,
Где упал я, поднимется красный цветок.
Растворит мою память малиновый воздух,
На закате окрасятся кровью моря,
И рубинами вспыхнут далекие звезды,
И наполнится алою силой заря.
Я приду к тебе утром, живой, невесомый,
Обниму, поцелую уста и чело.
Сразу, Лу, дорогая, ты станешь веселой,
Даже если тебе не скажу ничего.
Это кровь моя брызжет и мир обновляет,
Словно солнце, свершает свой огненный круг.
О творениях новых своих объявляет.
Я тебя не забуду, мой ласковый друг.
Но и ты вспоминай, ну хотя на мгновенье,
Драгоценные паузы тихих речей...
Моя кровь превратилась в прозрачный ручей.
Ты о том не горюй, благотворно забвенье,
Если только в бреду родилось вдохновенья.
2013—2015
ПОЛЬ ЭЛЮАР (1895—1952)
СВОБОДА
фрагменты
В учебниках школьных, на партах,
Во всех декабрях и мартах,
В песке, на снегу, где брожу,
Я имя твое пишу.
На всех отзвеневших лирах,
На королевских турнирах,
Где место мечу и ножу,
Я имя твое пишу.
На небе ночном и древнем,
На хлебе своем ежедневном,
Который ножом крошу,
Я имя твое пишу.
В полетах жизни крылатых,
В больничных бледных палатах,
Где в смертном бреду лежу,
Я имя твое пишу.
И властью этого слова
Я жить начинаю снова,
Чтоб снова встретить тебя,
Ликуя, храня, любя!
2013
РОБЕР ДЕСНОС (1900—1945)
ЭПИТАФИЯ
Мой век недолгим был, я так же быстро умер.
Вино свободы пил, живя среди рабов.
И кто-то меня мудрый надоумил
Чтить более любых даров любовь.
Она дарила мне часы и годы счастья.
Не вырву ни одной из жизненных страниц.
Менялись дни, сезоны, моды, власти —
Я пил нектар любви и слушал пенье птиц.
Живые! Все, чем я владел, — отныне ваше.
Храните же его, как я его хранил,
Бесценный мир. Он был мне часто страшен
Своим бездушием, но неизменно мил.
А по костям ходите как хотите,
Там нет ни чувств, ни разума, ни прыти.
2013
|
