Нуридди́н Абдурахма́н ибн Ахма́д Джами́ – крупнейший суфийский, теоретик , мистик, поэт, шейх, творчеством которого завершается классический период поэзии на языке фарси.
Он, как и Руми , родился в семье влиятельного богослова, получил прекрасное образование, открывшее ему перспективу продолжить придворную карьеру отца. Однако Джами увлёкся идеями суфийского ордена Накшбандия, проповедовавшего идеи дервишеского аскетизма, и отошёл от двора. Вступив в орден рядовым членом, Джами сумел стать его главой и приобрёл громадный авторитет на Востоке.
В 15 веке одним из наиболее могущественных, а главное просвещённых государств Ближнего Востока был Гератский султанат, где правил султан Хусейн Байкара, тоже писавший стихи. Своим визирём (премьер-министром) Хусейн назначил прославленного поэта и учёного Алишера Навои (о нём – далее в книге), который, в свою очередь, прошёл школу послушания у Джами. Сделавшись важной персоной, Навои покровительствовал своему учителю. Годы с 1468 по 1492 были самыми плодотворными в жизни Абдурахмана Джами. Из-под его пера выходит поэма «Золотая цепь» о принципах суфийского ордена Накшбандия, ряд трактатов о поэзии, трактат о музыке, несколько поэм, составивших впоследствии диван «Семь корон», (среди них наиболее известная «Лейли и Меджнун», отразившая особый восточный колорит и привлекшая внимание многих поэтов) .
В этой поэме и других своих сочинениях Джами разрабатывает историю любви Ромео и Джульетты, идеи суфийской любви к женщине как ступени любви к Богу. Для суфия любовь двух полов должна быть лишена плотской страсти; страсть правомерна лишь в устремлении к Всевышнему. Так выглядят отношения Лейли и Меджнуна у Джами – как платоническая любовь рыцаря и прекрасной дамы. Эта идея многое проясняет в жизни и творчестве поэтов-суфиев.
В последние годы жизни Джами создаёт «Бахаристан»(«весенний сад») – сочинение-отклик на «Гулистан» («сад роз, цветник») Саади. Книга Джами представляет собой сборник прозаических рассказов, разбавленных стихотворными вставками и являет морально-этический кодекс, т.е. описание того, каким должен быть человек, по представлению поэта. В контексте такого кодекса написана и поэма «Книга мудрости Искандера». В ней Джами продолжает традицию прославления личности Александра Македонского, начатую Фирдоуси, продолженную Низами, и другими восточными поэтами. Поход войска македонского полководца в Индию в изображении Джами был продиктован вовсе не завоевательными целями, а стремлением достичь «земли обетованной», «земли чистых нравов». В европейской средневековой традиции она названа «страной пресвитера Иоанна», в России Беловодьем, в Индии называется «Шамбалой».
* * *
Почему благосклонно внимаешь ничтожным речам
Мимолётных соперников? Я много лет не скрываю,
Что тебя лишь люблю, по твоим сокрушаюсь очам
И цветов наслаждений давно уж нигде не срываю.
Из других родников не пытаюсь напиться воды;
Наклонившись, целую твои дорогие следы.
Посылаю молитву короткую с облаком-птицей
О свидании долгом, где мы бы могли насладиться.
Отчего не исполнишь Джами сокровенной мечты?
И зачем так охотно другим улыбаешься ты?
* * *
Продай меня кому-нибудь, как своего раба,
Я всё равно вернусь к тебе – такая мне судьба.
Но только в соглядатаи предательств не зови:
Слугою быть приятнее и псом твоей любви.
Сдержать свои желанья уж не хватает сил,
Хотя об этом Господа я много раз просил.
Но Он не отвечает на все мои мольбы
И дымом застилает тропу моей судьбы.
Ты ветреной бываешь, несправедливой, злой,
Хотя я неизменный и верный сторож твой.
Будь недоступной, строгой, стрелой меня пронзи,
Да только расставаньем беднягу не дразни.
Нет приговора горестней, как слышать от тебя:
«Джами, ты утомил меня. Расстанемся, любя!»
* * *
Пьянит мне душу, как вино, твой каждый нежный взгляд.
Глаза же страстные сулят вслед за блаженством ад.
Нет, кроме тела и души, иных для любящих преград.
Но ты придумала в тиши немало разных трат.
Что краше солнце ли луна, не всё ли нам равно.
Места меняют свет и тьма, похмелье и вино.
Полны загадок для Джами твой стан, улыбка, рот,
Хотя достиг, как говорят, я в истине высот.
Спросите, где мне хорошо, здесь или в мире том?
Отвечу там, где ты живёшь, мой настоящий дом.
* * *
Когда из глины и воды Творец меня лепил,
Уже в ту пору снилась ты, тогда тебя любил.
Но не связалась, порвалась святая наша нить.
О, как мечтаю эту связь я вновь восстановить!
Плывут над нами и поврозь двух судеб облака.
Твоей любви не довелось почувствовать пока.
Когда к себе нас возвратит божественный Творец,
Быть может, смерть соединит разрозненность сердец.
О луноликая, прости за грустные слова.
Нет права у меня грустить, но ты всегда права.
* * *
Всё, о чём умоляю тебя, дорогая, внемли!
Всё, что в сердце моём наболело, прими!
Всё, чем мучаешь нежные чувства,пойми!
Ожиданьем любви мою душу, прошу, не томи!
Равнодушье ко мне в своём сердце уйми.
За упрёки и слёзы мои бедняка не клейми.
Пожелтел я от горя и высох. Взгляни на Джами.
Дух его, покидающий плоть, обними, подними.
* * *
Говорю себе нередко: «Не хочу писать стихи,
Не могу я дар Аллаха изводить на пустяки.
Где в сердечном покаянье проведу остаток дней?
Их растратил на потехи опостылевших людей.
Я вникал в дела земные, я в загадки неба вник,
Изучил людские судьбы, прочитал немало книг.
С ритмов, образов, созвучий снял безмолвия печать.
Пустота мне обнажилась, захотелось помолчать.
Я устал писать словами, обесценились слова.
От дурного их обилья тяжелеет голова».
И услышал Голос тихий: «Сожаленья прекрати!
Небом дар тебе вручённый песнопеньем возврати».
* * *
Любят верных красавиц, их хвалят, в супруги берут.
Я же верен таким, кто способен бывает на блуд.
Мне на встречи с подругами этими часто везло,
Без раздумий они и добро совершали, и зло.
Долго думал, зачем выбирал я и действовал так?
Ведь не шут, не смутьян и себе уж, конечно не враг.
Понял я: та подруга, что портит немало крови,
Лишь она-то и знает всю суть настоящей любви.
Завещал нам пророк ежедневный душевный джихад.
Посвящаю газели дарующим небо и ад.
* * *
Ты грудь мою терзаешь. Пожалей!
Твой райский лик бывает адской тенью.
Пронзает грудь мою без промедленья.
Нахмурившийся лук твоих бровей
Твоя ко мне улыбка – редкий гость,
Её встречаю как богоявленье.
Бросаешь взглядом ласковую кость –
Я словно пёс ловлю благословенье.
Печалишься – душа моя в смятенье.
Твои сомненья, смены настроенья
Понятны мне, и ты меня пойми:
Я чувствую: назначен Провиденьем
На вечное тебе повиновенье,
А это честь и счастье для Джами.
РАЗГОВОР С КРАСОТОЙ
«Воскрешаешь из мертвых. Ты, право, сильнее Христа».
«И не стою вниманья», – в ответ говорит Красота.
«Не могу , не хочу из капкана уйти твоего».
«Ты же знаешь, насильно давно не держу никого».
«Я стенаю от боли, от неразделённой любви».
« До меня не доходят стенанья и стоны твои».
«Моё сердце в крови. Прогони мою боль, исцели!»
«Невозможно без ран обходиться в пределах земли».
«Коль не можешь помочь, хоть печали о счастье лиши».
«Ты бы мог что скромнее и проще просить для души».
«Сокровеннее друга тебе, –говорю,– не найти.
-Ты – не друг мне, Джами, – отвечает, – скорей уходи.
* * *
Утёсы каменные стон мой сотрясает.
Цветок от слёз моих на глине расцветает.
Мерцают слёзы и в следах от твоего коня.
Зачем, любимая, покинула меня?
Что остаётся? Подчиниться горькой доле?
Ждать исцеленья от несносной боли?
Ты сердце рассекла, подобно острому мечу.
Шепнула второпях: «Я поцелуем заплачу».
Но это я во сне уста твои целую.
Вчера услышал похвальбу такую:
В саду расхвастался сиреневый бутон,
Что расцветёт и красотой поможет он.
Мне тяжко было слышать это рядом.
Боюсь, сирень побьёт сегодня градом.
О, сколько для меня ты совершила зла !
Что за полвека накопил, ты разом забрала.
* * *
Я пьян с утра, целую ручку у кувшина.
Причуду эту равнодушно терпит глина.
Не осуждай меня, умолкни, наконец!
Закуску принеси. Хотя бы леденец.
Я понимаю, мы живём в эпоху прозы.
Зачем ей свечи, мотыльки, певцы и розы?
Всё это позабытый веком бред.
Я не забыл тебя, иного счастья нет.
Юродивых похожих дети дразнят.
Ты вышла замуж, отмечаю праздник.
Вином в кувшине, выпитым до дна.
Была ты у меня одна, всегда одна.
Теперь с пустым кувшином стало двое.
Держись, Джами, не падай, грустный воин!
* * *
Не медли, виночерпий, разливай!
Ещё не пост, не время рамадана.
А ты, Джами, газели распевай,
Помалкивать певцу пока что рано.
Я счастья и покоя не ищу:
Ведь я влюблён, и мне совсем не странно,
Что в сердцу у меня зияет рана.
Любовь подобна острому мечу
В руках любимой. Горевать не стану,
О милости Создателя молить.
Куда милее рог вина налить,
Окутать чувства розовым туманом.
В любом несчастье счастье находить
И трезвым быть, когда бываю пьяным.
* * *
Клеймо на сердце у меня, огонь нерадостный горит.
Скажи: печальный цвет огня тебе о чём-то говорит?
Вчера обмолвилась ты мне, что я любим тобою был.
Я и сегодня весь в огне. Не «был» – всегда тебя любил.
Мне говорят со всех сторон: «Любовь пройдёт, как и краса».
Но я тобой одной пленён. Одни влекут меня глаза.
Не помню, сколько лет в плену, какой любви назначен срок.
Свою не чувствую вину, что стал безумен, одинок.
* * *
Глаза закрою – ты передо мной.
Глаза открою – снова образ твой.
Во сне ли, наяву, и днём, и ночью.
Ты мнишься мне то солнцем, то луной.
* * *
Вы как свиньи в грязи утонули по уши,
С каждым веком становитесь хуже и хуже.
Мир повсюду простёрт в красоте, в чистоте.
Почему выбираете грязные лужи?!
* * *
Где истина, где ложь – не разберёшь.
Повсюду маски, скорлупа, делёж…
Но не позволь, чтобы тобою правило унынье.
Ищи ореха суть в ударах молотка.
* * *
Не принимай мирских даров беспечно,
Когда грязна дающая рука.
Дары растают, все они не вечны,
А имя опозоришь на века.
* * *
Не позволяй позорить бранью рот;
Он создан не для сброса нечистот.
* * *
Ешь так и столько, чтобы тело
Погибнуть от еды не захотело.
* * *
От зависти ослепнуть могут разом
И оба глаза, и душа, и разум.
* * *
Заблудший муж спеши не к той,
Что ум смущает красотой,
Но к той, кто мудрости научит
И станет вечною женой.
* * *
В смертный час я скажу голове: «До свиданья!
Час приходит идти под топор расставанья.
Ты не вечная искра Большого Огня,
Что горит у Вселенной в её основанье».
* * *
День и ночь я провёл в размышленьях о судьбах травы,
Что она зеленела, а к осени сделалась прахом, увы.
Что один только миг её жизни бездумной
Драгоценнее долгих сомнений и дум головы.
* * *
Джами, сей мир с его потоком мелких нужд
Был с юных лет твоей природе чужд.
Никто поэзии тебя не обучал,
Ты в лодке жизни сам нашёл её причал.
Добился почестей при помощи стихов,
Не дал себя зарыть под груды пустяков.
Богатству не служил, был даже рад,
Что пуст карман и неказист халат.
Под ураганом жизни в грязь не лёг,
Стал крепким деревом твой слабый стебелёк.
* * *
Не забывай, Джами, что правит в этом мире
Небесный круг через число четыре.
Творенье его звёздного ума:
Весна и лето, осень и зима,
За ночью утро, дальше – день и вечер,
Печаль и радость, расставанья – встречи…
Тобой же управляет цифру два.
Хозяйка тела – смерть; душа всегда жива.
* *
Каждый день приближает нас к таинству склепа.
Не считай себя телом упрямо и слепо.
Ты – душа. Дай свободу и ей, и себе.
Тело скроется в склеп, ты отправишься в небо.
* * *
Чем громче шум о чём-то и нарядней форма славы,
Тем суть предмета превращается в предмет забавы.
* * *
Не скрой от глаз небесного Владыки
Ни одного греха и повинись.
Грех скрытый, даже самый невеликий,
Потянет душу неизбежно вниз.
* * *
Стань облаком добра, ковшом дождей
И, жив пока, пролей их на людей.
* * *
Когда о подданных не хочет думать шах,
Престол и трон утонут в мятежах.
* * *
Чем выше лестница отличий и чинов,
Опаснее для ног кружение голов.
Муж мудрый не поставит ноги выше
Прикрывшей голову его небесной Крыши.
* * *
Пиши, Джами, пиши свои стихи;
Их совершенством искупи грехи.
* * *
Коль честен в жизни, что бы ни случилось,
Тебя найдёт в греховном мире Милость.
А если змеи сделались соседями,
Не надо говорить о милосердии,
* * *
Когда испортит дружескую жизнь
Твой лучший друг, от споров воздержись,
Тем более от мстительности зверя.
А с другом разойдись, не закрывая двери.
* * *
И жажду не запить солёною водой,
И дурь не поумнеет, сделавшись седой.
* * *
Когда стираешь в грязной луже платье,
Не жди от чистоты распахнутых объятий.
* * *
Кому весь мир – иллюзия одна,
Тому фантом и солнце, и луна.
Тот видит всюду плод воображенья,
А истина ему всегда темна.
* * *
Увидев, я сравнил тебя с луной,
Услышав, – с солнцем, с дивной тишиной.
Ты столь чиста, прекрасна, многолика,
Что стала вровень с истиной самой.
* * *
Лишь Истину способен я любить,
Как выбор в жизни: быть или не быть;
Но и зерна Её не купишь этой жизни,
Чтоб в Ту с собой в кармане захватить.
* * *
Ты к Солнцу тянешься всем существом своим.
Стань добрым, как Оно, – сам сделаешься Им.
Наш мир растёт на почве доброты.
Ты возразишь: везде следы беды.
Не стану спорить, но беда бесплодна,
Тогда как доброта даёт плоды.
|