|
Псевдоним поэта, поляка по происхождению, Вильгельма Аполлинария Костровицкого, переиначенный на французский лад из его двойного имени. Род Костровицких принадлежал к высшей польской аристократии, но в Польше будущий поэт не жил, детство провел в Италии, учился во Франции, писал в Париже и на передовой, в окопах Первой мировой войны.
Короткая жизнь Аполлинера насыщена многими бурными событиями, он сотрудничал с яркими и противоречивыми людьми, с такими же противоречивыми направлениями в искусстве. Был одно время адептом «автоматического письма», участвовал в сюрреалистических изданиях, а также в скандально известных акциях вместе с композитором Эриком Сати и художником Пабло Пикассо , теоретизируя и создавая «новое искусство», вся «новизна» которого сводилась к реанимации нравов поздних Древней Греции и Древнего Рима.
Все творческие зигзаги Аполлинера, а также испытанные им влияния, в том числе сильнейшее влияние поэзии Рембо, закончились благополучно. Он вырулил к самостоятельности, взял высокую планку поэзии, вошёл в десятку (может и меньше) крупнейших поэтов Франции. Но жизнь оборвалась рано, трагически. Поэт получил осколочное ранение в голову на войне, скончался после трепанации черепа..
Жизненный и творческий путь Аполлинера очень напоминает судьбу Николая Степановича Гумилёва, с которым они прошли по жизни почти синхронно.
МОСТ МИРАБО
Под мостом Мирабо тихо плещется Сена
всё уносит с собой
лишь одно неизменно
вслед за грустью
веселье идёт непременно.
Мы глядим в молчаливую даль,
с нами вместе безмолвна печаль.
Мы вложили друг другу ладони в ладони.
Это мост наш, и пусть
под мостом не утонем.
Может счастье когда-нибудь
где-то догоним,
А пока мы глядим в равнодушную даль
с нами вместе безмолвна печаль.
Уплывает любовь, как бегут эти воды
повинуясь извечным
законам природы.
Как томительны дни,
как медлительны годы.
Изучаем безвестную даль,
С нами вместе безмолвна печаль.
Под мостом Мирабо снова плещется Сена
вновь часов и недель
бесконечная смена
Лишь одно остаётся всегда неизменно
мы глядим в беспросветную даль
с нами вместе безмолвна печаль
* * *
Попрощаемся, молча, без звука.
Лето кончилось. Осень Пора.
Вряд ли завтра увидим друг друга.
Не забудем, что было вчера.
ОСЕНЬ
Сквозь туман проступают крестьянин и бык.
Дождь весь день моросит, и не видно в тумане,
как упрямится бык, как мурлычет крестьянин
песнь про степь, где в снегу умирает ямщик.
Осень лето убила, и что теперь станет
сообщать не торопится ветра язык.
В ТЮРЬМЕ САНТЕ (ЗДОРОВЬЕ)
Раздели, выдали одежду,
ввели поэта в новый дом,
который подарил надежду;
«Что ж, привыкай ко мне, Гийом.
Я не скажу тебе: воскресни,
я прикажу тебе: живи,
вздыхай, пиши в неволе песни,
о девушках и о любви».
* * *
Живу, пока ещё не помер.
А вот о воле позабыл.
Теперь я не Гийом, я - номер.
Когда-то странствовал, любил…
Взглянуло солнце сквозь решетку
на то, что я теперь пишу,
отбило у меня охотку
вздыхать о том, чем дорожу.
Поскольку я услышал гаммы,
что сотрясали потолок.
Под коваными сапогами
пришлось укрыться в уголок.
* * *
И Хронос нудно задремал
в моём неласковом жилище,
похожем то ли на кладбище,
то ль на картофельный подвал,
где я зевал, страдал, писал.
* * *
Шум городской отсюда слышен.
Но из окошка мой зрачок
узреть лишь может угол крыши
и неба крохотный клочок.
Уходит день, приходит вечер.
Луна является в окне.
Мой разум чист, свободен, вечен.
Мы с ним теперь наедине.
ИЗ ПИСЕМ ЛУ
* * *
Дым над столовой сливается с тьмой,
струи вина – с нарастающим гулом.
Завтра мы вместе отправимся в бой
с теми, кто пьёт а этом зале сутулом.
Вместе мы будем скакать под дождём,
слушать приказы и трубы горнистов.
Вместе, быть может, и смерть здесь найдем,
в местности этой, раскисшей и мглистой.
Но не торопимся мы умереть
и, повинуясь законам немногим,
жадно на женщин спешим поглядеть,
если вдруг встретятся нам на дороге.
Ты извини уж… Добавить могу,
что с молодой нерастраченной силой
все мы сегодня в великом долгу
перед судьбой нашей Франции милой.
ЕСЛИ Я ТАМ ПОГИБНУ
Если я упаду у переднего края,
ты недолго поплачь обо мне, дорогая.
Быстро высохнут слёзы, и дай только срок,
где упал я, поднимется красный цветок.
Растворит мою память малиновый воздух,
на закате окрасятся кровью моря,
и рубинами вспыхнут далёкие звёзды,
и наполнится алою силой заря.
Я приду к тебе утром, живой, невесомый,
обниму и прижмусь, зацелую уста.
Ты со мной не состаришься, станешь весёлой,
да, останешься вечно юна и чиста.
Это кровь моя брызжет и мир обновляет,
словно солнце, свершает свой огненный круг.
О творениях новых своих объявляет.
Я тебя не забуду, мой ласковый друг.
Но и ты вспоминай, ну, хотя на мгновенье,
тот волшебный огонь наших долгих ночей…
Моя кровь превратилась в прозрачный ручей.
Ты о том не горюй, благотворно забвенье,
если только в бреду родилось вдохновенья.
* * *
Пишу тебе, закончу или нет…
Зовёт труба готовиться к атаке.
Смотрю на фотографию – в ответ
она мне улыбается во мраке.
Давно вестей твоих не получал.
Жива ли, беззаботна, как когда-то?
Тобой была любовь обещана солдату.
Близка ль тебе подобная печаль?
О Лу, сокровище моё, моё страданье!
Теряется твой голос вдалеке,
глаза твои скрываются в тумане,
мой карандаш ломается в руке.
Целую прядь волос – любви твоей залог,
что мною так заботливо хранится.
Твой милый голос вот уже замолк,
и моего письма закончена страница.
Прощай, о Лу, глаза мне слёзы застят,
тебя быть может, не увижу никогда.
Между тобой и мной военное ненастье,
меж прошлым и грядущим ни следа…
Трубит труба в честь нашего труда.
* * *
Сержанты со смехом сражаются в шашки,
над ними девчонки склонили кудряшки.
Солдаты из гильз мастерят себе фляжки.
Два холмика рядом, на них две фуражки.
Зато в офицерской столовой стрельба
Бутылок с вином из Шампани. Судьба
сегодня повисла у нас на цепочке,
что ты подарила. Последние строчки
пишу тебе, Лу. А туманы редеют.
В снегу виноградники. Небо седеет.
ПИСЬМО ТРИСТАНУ ДЕРЕМУ*, ВОСКРЕСШИЙ
Пишу вам с похмелья и между боями.
Напрасно Париж восхищается нами,
едва из нас боши не сделали труп,
И вот напились после боя в отруб.
Служу ездовым в орудийном расчёте,
здесь легче, чем ноги мозолить в пехоте.
Спасает щиток при ответном огне,
и пяткам удобней верхом на коне.
Мне ваши стихи передали сегодня.
Давно не читал ничего благородней.
Их вслух огласил – прослезился расчёт,
такой вы нам всем оказали почёт.
Пишите, какие события дома.
пока я живой, вспоминайте Гийома.
*Тристан Дерем- (наст. имя Филипп Юк; 1889–1941) – французский поэт, принадлежавший к литературной группе» поэтов-фантазистов».
|
