Художник и Поэт: творчество Лилии Ивановны и Юрия Михайловича Ключниковых
Гийом Аполлинер (Guillaume Apollinaire) (1880-1818) Печать E-mail

Псевдоним поэта, поляка по происхождению, Вильгельма Аполлинария Костровицкого, переиначенный на французский лад из его двойного имени. Род Костровицких принадлежал к высшей польской аристократии, но в Польше будущий поэт не жил, детство провел в Италии, учился во Франции, писал в Париже и на передовой, в окопах Первой мировой войны.

Короткая жизнь Аполлинера насыщена многими бурными событиями, он сотрудничал с яркими и противоречивыми людьми, с такими же противоречивыми направлениями в искусстве. Был одно время адептом «автоматического письма», участвовал в сюрреалистических изданиях, а также в скандально известных акциях вместе с композитором Эриком Сати и художником Пабло Пикассо , теоретизируя и создавая «новое искусство», вся «новизна» которого сводилась к реанимации нравов поздних Древней Греции и Древнего Рима.

Все творческие зигзаги Аполлинера, а также испытанные им влияния, в том числе сильнейшее влияние поэзии Рембо, закончились благополучно. Он вырулил к самостоятельности, взял высокую планку поэзии, вошёл в десятку (может и меньше) крупнейших поэтов Франции. Но жизнь оборвалась рано, трагически. Поэт получил осколочное ранение в голову на войне, скончался после трепанации черепа..

Жизненный и творческий путь Аполлинера очень напоминает судьбу Николая Степановича Гумилёва, с которым они прошли по жизни почти синхронно.

МОСТ МИРАБО

Под мостом Мирабо тихо плещется Сена

всё уносит с собой

лишь одно неизменно

вслед за грустью

веселье идёт непременно.

Мы глядим в молчаливую даль,

с нами вместе безмолвна печаль.

Мы вложили друг другу ладони в ладони.

Это мост наш, и пусть

под мостом не утонем.

Может счастье когда-нибудь

где-то догоним,

А пока мы глядим в равнодушную даль

с нами вместе безмолвна печаль.

Уплывает любовь, как бегут эти воды

повинуясь извечным

законам природы.

Как томительны дни,

как медлительны годы.

Изучаем безвестную даль,

С нами вместе безмолвна печаль.

Под мостом Мирабо снова плещется Сена

вновь часов и недель

бесконечная смена

Лишь одно остаётся всегда неизменно

мы глядим в беспросветную даль

с нами вместе безмолвна печаль

* * *

Попрощаемся, молча, без звука.

Лето кончилось. Осень Пора.

Вряд ли завтра увидим друг друга.

Не забудем, что было вчера.

ОСЕНЬ

Сквозь туман проступают крестьянин и бык.

Дождь весь день моросит, и не видно в тумане,

как упрямится бык, как мурлычет крестьянин

песнь про степь, где в снегу умирает ямщик.

Осень лето убила, и что теперь станет

сообщать не торопится ветра язык.

В ТЮРЬМЕ САНТЕ (ЗДОРОВЬЕ)

Раздели, выдали одежду,

ввели поэта в новый дом,

который подарил надежду;

«Что ж, привыкай ко мне, Гийом.

Я не скажу тебе: воскресни,

я прикажу тебе: живи,

вздыхай, пиши в неволе песни,

о девушках и о любви».

* * *

Живу, пока ещё не помер.

А вот о воле позабыл.

Теперь я не Гийом, я - номер.

Когда-то странствовал, любил…

Взглянуло солнце сквозь решетку

на то, что я теперь пишу,

отбило у меня охотку

вздыхать о том, чем дорожу.

Поскольку я услышал гаммы,

что сотрясали потолок.

Под коваными сапогами

пришлось укрыться в уголок.

* * *

И Хронос нудно задремал

в моём неласковом жилище,

похожем то ли на кладбище,

то ль на картофельный подвал,

где я зевал, страдал, писал.

* * *

Шум городской отсюда слышен.

Но из окошка мой зрачок

узреть лишь может угол крыши

и неба крохотный клочок.

Уходит день, приходит вечер.

Луна является в окне.

Мой разум чист, свободен, вечен.

Мы с ним теперь наедине.

ИЗ ПИСЕМ ЛУ

* * *

Дым над столовой сливается с тьмой,

струи вина – с нарастающим гулом.

Завтра мы вместе отправимся в бой

с теми, кто пьёт а этом зале сутулом.

Вместе мы будем скакать под дождём,

слушать приказы и трубы горнистов.

Вместе, быть может, и смерть здесь найдем,

в местности этой, раскисшей и мглистой.

Но не торопимся мы умереть

и, повинуясь законам немногим,

жадно на женщин спешим поглядеть,

если вдруг встретятся нам на дороге.

Ты извини уж… Добавить могу,

что с молодой нерастраченной силой

все мы сегодня в великом долгу

перед судьбой нашей Франции милой.

ЕСЛИ Я ТАМ ПОГИБНУ

Если я упаду у переднего края,

ты недолго поплачь обо мне, дорогая.

Быстро высохнут слёзы, и дай только срок,

где упал я, поднимется красный цветок.

Растворит мою память малиновый воздух,

на закате окрасятся кровью моря,

и рубинами вспыхнут далёкие звёзды,

и наполнится алою силой заря.

Я приду к тебе утром, живой, невесомый,

обниму и прижмусь, зацелую уста.

Ты со мной не состаришься, станешь весёлой,

да, останешься вечно юна и чиста.

Это кровь моя брызжет и мир обновляет,

словно солнце, свершает свой огненный круг.

О творениях новых своих объявляет.

Я тебя не забуду, мой ласковый друг.

Но и ты вспоминай, ну, хотя на мгновенье,

тот волшебный огонь наших долгих ночей…

Моя кровь превратилась в прозрачный ручей.

Ты о том не горюй, благотворно забвенье,

если только в бреду родилось вдохновенья.

* * *

Пишу тебе, закончу или нет…

Зовёт труба готовиться к атаке.

Смотрю на фотографию – в ответ

она мне улыбается во мраке.

Давно вестей твоих не получал.

Жива ли, беззаботна, как когда-то?

Тобой была любовь обещана солдату.

Близка ль тебе подобная печаль?

О Лу, сокровище моё, моё страданье!

Теряется твой голос вдалеке,

глаза твои скрываются в тумане,

мой карандаш ломается в руке.

Целую прядь волос – любви твоей залог,

что мною так заботливо хранится.

Твой милый голос вот уже замолк,

и моего письма закончена страница.

Прощай, о Лу, глаза мне слёзы застят,

тебя быть может, не увижу никогда.

Между тобой и мной военное ненастье,

меж прошлым и грядущим ни следа…

Трубит труба в честь нашего труда.

* * *

Сержанты со смехом сражаются в шашки,

над ними девчонки склонили кудряшки.

Солдаты из гильз мастерят себе фляжки.

Два холмика рядом, на них две фуражки.

Зато в офицерской столовой стрельба

Бутылок с вином из Шампани. Судьба

сегодня повисла у нас на цепочке,

что ты подарила. Последние строчки

пишу тебе, Лу. А туманы редеют.

В снегу виноградники. Небо седеет.

ПИСЬМО ТРИСТАНУ ДЕРЕМУ*, ВОСКРЕСШИЙ

Пишу вам с похмелья и между боями.

Напрасно Париж восхищается нами,

едва из нас боши не сделали труп,

И вот напились после боя в отруб.

Служу ездовым в орудийном расчёте,

здесь легче, чем ноги мозолить в пехоте.

Спасает щиток при ответном огне,

и пяткам удобней верхом на коне.

Мне ваши стихи передали сегодня.

Давно не читал ничего благородней.

Их вслух огласил – прослезился расчёт,

такой вы нам всем оказали почёт.

Пишите, какие события дома.

пока я живой, вспоминайте Гийома.

*Тристан Дерем- (наст. имя Филипп Юк; 1889–1941) – французский поэт, принадлежавший к литературной группе» поэтов-фантазистов».

 
Последние статьи