Испанская поэзия на кастильском языке появилась на свет сравнительно поздно. Пиренейский полуостров, населённый кельтиберами, был завоёван римлянами, что привело к смене языка: местные наречия были вытеснены народной латынью, принесённой завоевателями, и из неё постепенно развился испанский язык. Затем через Пиренейский полуостров прокатилась волна завоеваний – вестготы и арабы, против которых местное население вело мощную освободительную войну (Реконкисту), завершившуюся победой молодой испанской нации. В Испании в течение многих веков жили большие еврейские общины. Испанская поэзия развивалась под влиянием нескольких мощных сил – католической религии, культурного влияния Античности, арабской культуры, собственного народного творчества. Первые образцы народной лирической поэзии появились только в XI веке. Они назывались «харджа» и записывались арабским алфавитом на народном языке, с небольшими вкраплениями на арабском и древнееврейском языках. Такие небольшие поэмы и песни на разные случаи жизни исполнялись под народную музыку. Первое крупное произведение жанра героического эпоса, которое дошло до наших времён, – поэма XIII века «Песнь о моём Сиде». Главным её героем был реальный человек – деятель Реконкисты Родриго Диас де Бивар, которого звали ещё Кампеадор (исп. «боец») и Сид (араб. «господин»).

В течение ряда веков испанская литература набирала свою мощь и прошла через множество этапов: эпические поэмы об истории страны, произведения так называемого «учёного искусства», в котором были как религиозные, так и светские произведения, эпоха рыцарского, а потом и плутовского романа. Появился религиозный и светский театр, подвергавшийся гонениям со стороны клерикальных кругов, и религиозные пьесы, подразделяющиеся на мистерии (пьесы о жизни Спасителя) и моралите (нравственные аллегории). Эпические поэмы сменились романсом – коротким лирическим произведением, исполняемым под музыку. В эпоху Возрождения романсы объединяли в сборники, называемые «романсеро». В XX веке увлечению романсом отдал дань Федерико Гарсиа Лорка.

Ренессанс в Испании принято делить на три этапа: раннее Возрождение (до середины XVI в.), высокое Возрождение (до 30-х гг. XVII в.) и период барокко (до конца XVII в.). Это было время появления книгопечатания, светского гуманизма и университетов, в которых звучали идеи Эразма Роттердамского, в чём-то пересекающиеся с призывами к обновлению Католической Церкви. Именно в это время испанская поэзия разделяется на две большие школы: севильская, тяготеющая к любовной лирике светского характера, и саламанкская, тяготеющая к мистике. Самыми яркими представителями мистической поэзии были святая Тереза и святой Хуан де ла Крус.

На подлинную высоту лирическая поэзия была поднята величайшими гениями Испании – прозаиком Мигелем де Сервантесом Сааведра и драматургом Феликсом Лопе де Вега. Стихи не были главным жанром в их творчестве, но за счёт масштаба этих авторов их стихи получили популярность в Испании и стимулировали новых авторов на создание высоких образцов поэзии. Важной фигурой на испанском поэтическом небосклоне XVII столетия, к творчеству и эстетическим подходам которого не один раз обращались самые серьёзные поэты XX века, был Луис де Гонгора-и-Арготе. Каноник и королевский капеллан, живший при дворе короля Филиппа III, Гонгора был не просто лириком, но идеологом нового направления поэзии, которое назвали «культеранизмом» от слова culto («возделанный»). Стиль был рассчитан на изысканную, образованную аудиторию. Противником Гонгоры считался Лопе де Вега, но сторонником, ценившим поэта, был король испанской литературы – сам Сервантес. Автор переводов и переложений данной книги, как уже говорилось, не ставил перед собой невыполнимой для одного человека задачи – создать специальную антологию испанской поэзии от её истоков до сегодняшнего дня (хотя четыре таких поэтических антологии – индийскую, китайскую, суфийскую, французскую – он создал). Ю. М. Ключников сделал переложения поэзии конца XVI – начала XVII века – Сервантеса, Лопе де Вега и Луиса де Гонгоры, но в XVIII веке, веке Просвещения с его культом разума, таких созвучных себе поэтов не нашёл. Потому далее следуют уже стихи поэтов XIX века.

В конце XIX, и особенно в первой половине XX столетия взошла и долго светила звезда Мигеля де Унамуно. Она светила больше на философском небосклоне, хотя он, испанский экзистенциалист духовного толка, сосредоточенный на теме бессмертия, писал прекрасные стихи.

Но, конечно, испанская поэзия немыслима без таких фигур, как рано ушедший Федерико Гарсиа Лорка и проживший почти 100 лет поэт-социалист Рафаэль Альберти. Каждый из них искал и находил новые пути поэзии, касаясь и смыслов, и формы. И тот и другой тяготели к идеям социализма, однако прежде всего были выдающимися лириками и творцами поэтической реальности, живущей по своим собственным, а отнюдь не социальным законам.

Главные черты испанской поэзии – искренность, страстность поэтического чувства, готовность ставить предельные вопросы и решать их самым радикальным путём, порой даже ценой гибели героя. Исследователи испанской литературы отмечают, что внимание к смерти в ней всегда было серьёзным. В этой искренности и радикальности испанская поэзия чем-то близка русской поэтической традиции. Это поэзия чести, красоты и свободы, поэзия тоски по несбыточному идеалу, который невозможен в несовершенной и несправедливой жизни, окружающей поэта. И этим она очень близка нам, потому неудивительно, что Юрий Михайлович Ключников перевёл более 40 испанских стихотворений.

МИГЕЛЬ ДЕ СЕРВАНТЕС СААВЕДРА (1547–1616)

Знаменитый (наверное, самый знаменитый) испанский писатель. Главное его достижение – бессмертный роман всех времён и народов «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский», который многие великие писатели считают лучшей книгой, когда-либо существовавшей на земле. По количеству изданных экземпляров она находится на втором месте после Библии. Достоевский утверждал, что если человечеству предстоит когда-либо предстать перед Богом на Страшном Суде, ему за эту книгу простятся все грехи. Сам Сервантес считал книгу пародией на рыцарский роман, идеалы и образы которого, по его мнению, устарели. Создавая образ рыцаря, он сделал его главными качествами способность к самопожертвованию, стремление к справедливости и готовность защитить слабых, но, чтобы избежать насмешек, создал его наивным и немного безумным, не от мира сего. Но именно это сочетание качеств привлекало и продолжает привлекать к нему читателей со всего мира.

Сервантес родился в Кастилии в семье обедневших дворян, его отец был хирургом. Скорее всего, Сервантес не получил высшего образования, однако учился в иезуитской школе в Кордове или Севилье. Конфликт со сверстником обернулся угрозой тюремного заключения, и Сервантесу пришлось бежать в Италию, где он провёл несколько лет и пополнил своё образование. Вернувшись в Испанию, он оказался на военной службе в качестве морского пехотинца. Ему выпало держать оборону в знаменитой битве при Лепанто в Патрасском заливе, определившей судьбу Европы: галерный флот Священной лиги разгромил флотилию Османской империи. Тяжело больной лихорадкой Сервантес тем не менее принял личное участие в бою, в котором получил три пулевых ранения и фактически потерял левую руку. Но и после ранения он продолжил службу, побывав на Корфу, в Тунисе и Португалии.

Одним из самых драматических эпизодов жизни Сервантеса был, безусловно, алжирский плен. Во время его путешествия из Италии в Испанию судно «Солнце» было атаковано и захвачено алжирскими корсарами, часть команды перебита, а другая часть – и Сервантес в их числе – захвачена в плен и увезена в Алжир. Пять лет будущий создатель «Дон Кихота» провёл в плену, за это время совершил четыре неудачных побега, и наконец он был выкуплен на деньги королевства Валенсия (помогли хлопоты его родителей). Ряд страниц «Дон Кихота», посвящённых теме плена, написаны столь выразительно, что многим было ясно – их мог написать только человек, который сам это пережил.

В 1584 году Сервантес женился на молодой женщине из дворянского рода Каталине Паласиос де Саласар. Чтобы содержать семью, приходилось много работать. Будущий создатель знаменитого романа был комиссаром по делам американского флота, который мотался по деревням Андалусии и Гранады для закупки продуктов. Это занятие не радовало Сервантеса, интересы которого в то время целиком были направлены на литературу, к которой он пришёл поздно. Он пишет пьесы (всего их было около тридцати), но публика не проявляет к ним интереса.

Но работа сборщика податей, с помощью которой он надеялся обеспечить семью и возможность заниматься писательским трудом, не слишком ему подходила. Он доверил казённые деньги банкиру, а тот сбежал с ними, и писатель оказался в тюрьме по обвинению в растратах. Но несмотря на все трудности писатель продолжает литературный труд, публикует роман «Галатея», а затем первую часть «Дон Кихота». Как и полагается апологету благородства и справедливости, Сервантесу не удалось заработать на этом денег. Но свою порцию вражды, зависти, насмешки, клеветы, интриг он получил сполна.

        В самом конце жизни он словно подтвердил свою неземную природу – постригся в монахи. Сервантес покинул этот мир 23 апреля 1616 года, причём точное место захоронения долгое время оставалось неизвестным. Только в 2015 году археологи обнаружили останки писателя, которые были позднее перезахоронены в мадридском Соборе Святой Троицы.

Сервантес был не только прозаиком, но и поэтом. Если его проза содержит в себе много комического, то стихи и поэмы трогательны, возвышенны и серьёзны, хотя сам Сервантес, похоже, не придавал большого значения стихам. Литераторы по-разному относятся к поэзии Сервантеса: кому-то она кажется гениальной, а кому-то представляется, что она значительно уступает его прозе. Ряд стихов был безвозвратно утерян. В этой книге приведены переводы семи стихотворений Сервантеса и несколько его афоризмов, переложенных стихами.

Чтобы понять творца, необходимо понимать его личность. Очень хорошо раскрыл благороднейший и совершенно непрактичный характер Сервантеса (а характер – это судьба) его биограф Шаль:

«Поэту, ветреному и мечтательному, недоставало житейского уменья, и он не извлёк пользы ни из своих военных кампаний, ни из своих произведений. Это была душа бескорыстная, неспособная добывать себе славу или рассчитывать на успех, поочерёдно очарованная или негодующая, неодолимо отдававшаяся всем своим порывам… Его видели наивно влюблённым во всё прекрасное, великодушное и благородное, предающимся романтическим грёзам или любовным мечтаниям, пылким на поле битвы, то погружённым в глубокое размышление, то беззаботно весёлым… Из анализа его жизни он выходит с честью, полным великодушной и благородной деятельности, удивительным и наивным пророком, героическим в своих бедствиях и добрым в своей гениальности».

Юрий Ключников многократно возвращался к образу Дон Кихота в своём творчестве. Он убеждён, что два образа, созданных Сервантесом, – сам Дон-Кихот и его верный оруженосец Санчо Панса – это на самом деле две половинки одного человека, которые в соединении дали бы абсолютное совершенство. Но поскольку так не бывает в жизни, Сервантес разделил их и в своём романе. Поэт попытался соединить эти два образа в небольшом цикле о Дон Кихоте.

ИТОГ ЖИЗНИ

I. Выводы Дон Кихота

Наша жизнь – лишь дурное подобие

Той, что к нам постучаться должна.

Чем святее и чище утопия,

Тем точней и реальней она.

II. Выводы Санчо Пансы

Хоть не все у хозяина дома,

Но чтоб в этой реальности жить,

Я обязан хозяйским фантомам

Поклоняться всю жизнь

И служить.

* * *

Он воспылал смешным пристрастьем к ней,

Она цветком дорожным, неприметным

Росла среди навоза и свиней.

Теперь же светят факелом бессмертным

Уже четыре века за строкой

Романа. Но зато каков роман-то!..

Заплачено за выдумку рукой,

Потерянной в сраженье при Лепанто.

Алжир, пираты, долгий рабский плен…

Пришлось на выкуп денег в письмах клянчить…

И завершить синодик перемен

Тюремными скитаньями в Ламанче,

Поскольку среди бед не поумнел,

Карман не отягчил эскудо лишним,

Налоги брать как надо не умел,

Слыл мытарем на службе никудышным.

Храни же, рыцарь всех времён и вех,

Хоть капельку подобного азарта!

Копьё мечты свершает путь наверх

На крыльях той же мельницы базарной.

А остальное – дело санчопанс,

Как захотят распорядиться томом:

Под грузом комментариев упасть

Или служить по-прежнему фантомам.

К ПЕРЕИЗДАНИЮ СЕРВАНТЕСА В РОССИИ

Испанский ангел твой не сразу хватится,

Что ты в Россию от него сбежал.

Тебе, переизданию Сервантеса,

Обогревает грудь российский жар.

В жилетку плакать незачем и некому,

Везде сверкают меч или копьё.

Мы – донкихоты с новой в сердце Меккою –

Повсюду атакуем вороньё

И защищаем ветряные мельницы,

Пусть попадаем часто не туда…

Нам верится: эпоха переменится.

Натянем росинантам повода –

И в новые далёкие ристания

Отправимся куда-то на Восток.

Что нам Ламанча, что нам вся Испания!

Настал черёд России. С нами Бог!

Собственная поэзия Сервантеса проста, пронзительна и очень светла:

Легчайшим парусом влекомый,

По морю жизни я блуждал,

Манил меня магнит знакомый –

Любви туманная нужда.

Она ведь неизвестна многим,

Нам ближе и доступней страсть.

Плыл по неведомым дорогам,

Дрожа от страха и храбрясь.

Одна звезда светила в небе,

И чувство грело грудь одно.

Но парус вдруг покинуло оно,

Исчез куда-то дивный жребий.

Вернись на место, мой маяк,

Храня и путь, и назначенье.

Всё это гавань, родина моя,

Хотя обыкновенью помраченье…

НА КАТАФАЛК КОРОЛЯ ФИЛИППА II В СЕВИЛЬЕ*

(Вольное переложение)

Клянусь, поэт в ту пору промолчал,

Дабы меня льстецом не обозвали.

Когда нам цезаря Всевышний назначал,

Не веря вздорным слухам на базаре.

Теперь Филипп ушёл в наш общий Дом

Севилье вслед и Риму не в угоду.

Дана возможность каждому народу

Себя явить на фоне мировом.

На том основан Мироздания порядок.

И Бог не высь – Он с человеком рядом,

Как вечный бой, как неизменный труд.

Когда-нибудь нас тоже призовут.

Сумеем ли явить Творцу достойно

Свои деянья, размышления и войны?..

СОНЕТ

Святые чувства, чтобы уцелеть,

Обязаны сменить первичный облик.

И золото порой блестит как медь,

И суть в делах таится неудобных.

Ох, оставалась бы нетронутой душа!

Её частица – это сам Создатель.

Но что сказать, коль и мечта нехороша,

А ей положено стремиться к Благодати?

Когда взлететь мечтаешь в эмпирей,

Здесь, на земле, и пот, и кровь пролей.

Подобьем Бога не останься вечным.

Стань Им самим, простым и человечным.

И Господу верни безгрешной Красоту,

Первоначальными Мечту и Чистоту.

РЕВНОСТЬ

Когда под снегом скроется трава

И ветви на деревьях обнажатся,

Сезоны перестанут в нас сражаться,

Тогда задействует Природа жернова…

У Книги жизни вечные повторы:

Меняются местами радость и беда.

Свой срок живут и бабочки, и горы.

И к божествам приходит череда.

Одна Любовь не ведает сражений.

Её огонь горит без пятен и без тени.

Тебя, жилец почтенный Инобытия*,

Телесная пусть не смущает бренность,

Всеобщая не жалит душу ревность –

Для смертных беспощадная змея.

СТИХИ ИЗ ПЕРВОГО тома романа «Дон КИХОТ»

Посвящение герою сочинения

Он на меня, на сочинителя похож

Характером, судьбой, обличьем даже.

Люблю правдивость, презираю ложь.

У Истины всегда стою на страже.

Познал укусы зла и боль Добра;

Победы торжество и муки плена;

Лишенье медных денег, серебра

И всевозможные иные перемены…*

Бессмертие вкусить должны мы оба

С той стороны назначенного гроба.

Так обещает златокудрый Феб,

Что покусились на небесный хлеб.

И долго ещё будем покушаться.

(Не знаю, радоваться или сокрушаться).

Посвящение Дульсинее Тобосской

О Дульсинея! Если б твой слуга

Вдруг оказался у тебя в Тобосе,

Душою бы взлетел за облака,

Хотя для тела наступила осень.

Дал право бы возлюбленный Господь

В душе Прекрасной Дамы воплотиться.

Пускай мужскою остаётся плоть,

И сердце бьётся, как отважный рыцарь.

Умножу смелые и славные дела,

Жду, чтобы ты невинность сберегла,

Ведь в прошлом были мужем и женою.

Пусть это вновь случится под луною:

Хотя изменится светил надземный ход,

Ты – дева из Тобоса; я – твой Дон Кихот.

Посвящение Санчо Пансе

И ты в долгоживущую историю попал,

Мой старый друг, мудрец, оруженосец.

Пусть как герой тяжёлых лат не носишь,

Но без тебя бы Дон Кихот пропал.

В тебе живёт особенное рвенье –

Удерживать хозяйские стремленья

В необходимой для грядущего узде,

Ведь мой роман прославится везде.

Ты, как осёл твой, и разумен, и упитан,

Зря у судьбы не сгинешь под копытом,

Фантазиям беспутного хозяина служа.

И у тебя, мой друг, бессмертная душа,

Пока в ней грёзы юношества живы

И основания душевные не лживы.

АФОРИЗМЫ

Всевышнего проси,

Но сам траву коси.

* * *

Лиха беда начало,

Да плох конец-мочало.

* * *

Коль счастье для тебя незримо,

Оно всегда проходит мимо.

* * *

Нам всем командовать желанно,

Хотя бы сборищем баранов.

* * *

Советы женщин для мужчин нередко полумрак,

Однако муж, отвергший их, – законченный дурак.

* * *

Кто любит сам себя хвалить,

Теряет ум и правды нить.

* * *

Не существует никакой причины,

Чтобы в раю или в аду не излечили.

ЛУИС ДЕ ГОНГОРА (1561–1627)

Луис де Гонгора-и-Арготе – крупный испанский поэт эпохи барокко. Считается создателем нового эстетического стиля «культеранизм» («культизм»), или «гонгоризм». Тонкий ценитель стиля, эстет, любитель жизненных радостей, он, однако, не был банальным бонвиваном. Он подходил к миру эстетически, как и полагается истинному ценителю Возрождения. При этом Гонгора очень много работал и был мастером противоречий. Взять хотя бы сферу веры: любовь к Ренессансу он сочетал с церковной службой, поскольку был каноником в кафедральном соборе в Кордове. Духовные искания он сочетал с любовью к корриде и азартным играм, а возвышенную поэзию – со склонностью к сильным выражениям (одна из граней того, что впоследствии было названо «гонгоризмом», состоит именно в этом).

Гонгора родился в Кордове в обедневшей дворянской семье, учился в Саламанкском университете, где получил хорошее теологическое и юридическое образование. Затем принял сан священника, жил очень бедно, пытался получить приход, дающий финансовые возможность, но потерпел фиаско. Недостаток денег сопровождал Гонгору всю жизнь. Ему так и не удалось при жизни опубликовать свою книгу стихов. Отчасти это могло быть вызвано эксцентричной манерой поведения Гонгоры во время церковных церемоний – слишком непосредственной и откровенной.

Гонгора длительное время был странником, причём не столько по духу, сколько по назначению: совет клириков при кафедре епископа постоянно посылал служителя культа в разные места Испании с разнообразными поручениями. Поездки давали возможность познакомиться с самыми разными людьми, а также заниматься сочинением стихов.

Увлечение поэзией сопровождало Гонгору всю жизнь. В своём следовании голосу Музы он прошёл ряд этапов. В поэзии Гонгоры выделяют два главных этапа – «ясный» и «тёмный», поздний, в котором он занимался шифровкой тайных смыслов и тщательной шлифовкой стиха. Не все принимали подобную поэзию, но многие оценили её, даже спустя века. В XX веке творчество Гонгоры было высоко оценено Гарсиа Лоркой и стало объединяющей силой для популярной тогда литературной группы «Поколение 27 года».

Обыкновенная история

Плачет девчушка, стирая бельё –

Парень с ребёнком бросил её.

Рано, выходит, познала беду.

Время и так приучает к труду.

Надо троим приготовить обед.

А ведь самой-то четырнадцать лет.

Мать утешает: «Родная, поплачь.

Время врачует, оно не палач».

Девушка спорит: «Ему не прощу,

Как уж получится, но отомщу.

Песня ушла из души как вода,

Голос мой милый унёс навсегда».

Мать повторяет: «Ты лучше поплачь,

Время врачует, оно не палач».

Так и случилось, всё улеглось,

Дочь обошлась без отца и без слёз.

ПАСТОРАЛЬ

Доверив тело лавру у его ствола,

Пастушка пышногрудая спала.

Сатир разглядывал малиновые губки,

А ветер шевелил ей розовые юбки.

Внезапно грозно загудевшая пчела

Нескромную картинку прервала.

Пастушка пробудилась то ли от укуса,

А может, сон пришёл иного вкуса.

Сатир, страшась повторных жал,

Без памяти куда-то быстро убежал.

Куда? Обширны поэтические дали…

И вот восстановились наши пасторали.*

Послание Лопе де Веге

Брат Лопе, не спеши писать стихи.

Они с огнём вынашивают копоть.

В руках твоих любые пустяки

Рождают у испанцев только похоть.

Зачем на переплёт библейски возложил

Свои ладони? Знаешь наставленья…

А если бы, как ты, на свете каждый жил,

Пропали поголовно бы от перенаселенья.

Опомнись, Лопе, и детишек не плоди,

Покуда Страшный Суд не огорошил.

Для простодушных он, наверное, хороший.

Но грешных нас своим примером пощади…

Последний выслушай мой праведный совет:

Пореже наводи на женщин пистолет.

СОНЕТ, НАПИСАННЫЙ ПОД РОЖДЕСТВО

Крест деревянный. Вскинутые руки.

Терновый нимб. Копьём пробитый бок.

Вот поученье жизненной науки,

Что человеку оставляет даже Бог.

Но и рожденье – вечное мученье.

И жизнь разнообразная сама –

Всё тот же крест и то же поученье.

Такое долго думать – сдвинешься с ума.

Неужто лишь Господь располагает

Ключами от священного замка,

А если его весть святая и благая

Находится в пределах только языка?

Мы под луною бесконечно зреем

И с каждым веком делаемся злее.

ФЕЛИКС ЛОПЕ ДЕ ВЕГА (1562–1635)

Знаменитый испанский драматург, поэт и прозаик, современник Шекспира, отличавшийся исключительным талантом и огромной творческой плодовитостью. За свою не самую долгую жизнь (73 года) он создал около 2000 пьес, которые принесли ему мировую славу, а также около 3000 сонетов и 20 поэм. Столь большое количество созданных пьес объясняется желанием драматурга, убеждённого, что пьеса интересна только в первый раз, доставить радость публике. Именно они и принесли ему мировую славу, и по известности на тот момент он обогнал даже гениального Сервантеса, его поэзия была очень популярна и в Испании, и во всём мире. Отличался разнообразием творческих интересов, писал романы, пьесы, стихи, был организатором театрализованных праздников, воином, добровольным слугой инквизиции, имевшим звание familiar del Santo oficio de la Inquisición. Учился в университете, но не закончил его. Несколько раз женился, но почти все эти браки завершались неудачами. Словом, был человеком, не вписывающимся ни в какие стандарты эпохи.

Лопе де Вега родился в простой семье. Его отец, ремесленник и золотошвей, купил патент на дворянское звание и постарался дать сыну максимально хорошее образование. Лопе де Вега проявил выдающиеся способности в обучении грамотности и наукам. Уже с 10 лет он начал переводить чужие пьесы, а в 13 лет сочинять собственные. Он обучался в колледже иезуитов, затем в Королевской академии и университете, который ему так и не удалось закончить. И дело не в сложности учебной программы или лени студиоза: Лопе де Вега был слишком смел в своих сатирах. Он высмеял в пьесе знатную семью, отвергнувшую его сватовство к их дочери, за что поплатился высылкой из Мадрида на целых 10 лет. Правда, пылкий и нетерпеливый юноша быстро возвращается в город за новой возлюбленной, на которой мечтал жениться тайно. В дальнейшем Лопе де Вега отразил всю ситуацию в романе «Доротея». После этого последовала череда бурных романов и расставаний с разными женщинами, участие в военном походе Непобедимой армады, работа секретарём у знатных особ – у легендарного герцога Альбы, маркиза Малвпика, герцога Лемосского. На какое-то время Лопе де Вега поселяется в Валенсии, где создаёт огромное число пьес на самые разные темы, есть даже пьеса, посвящённая России – «Великий князь Московский» о Лжедмитрии.

Последний период жизни поэта сопровождала череда катастрофических событий: умирает его последняя любимая женщина Марта, погибает сын, похищают дочь. Тем не менее Лопе де Вега пытается победить горечь утрат и продолжает работать каждый день. Этот период жизни Лопе де Веги был наполнен интенсивной духовной жизнью: осознавая множество грехов, которые творил в молодости, он, поэт, весельчак и бонвиван, глубоко погрузился в покаянную молитву.

СВОБОДА

(Отрывок поэмы «Аркадия»)

Пускай бушует непогода

Иль мирно спит на тёплом ложе,

Благословаенная свобода

Мне всех земных даров дороже.

Так было, есть и быть должно.

Что ей, благой, во мне мешает –

Нужда и голод, власть чужая,

Что быть в неволе суждено?

Когда мы собственную шею

Засунем в чей-нибудь хомут –

Всплакнём (лежачего не бьют).

Отдам уж лучше жизнь злодею –

Но в эту не ввяжусь затею.

Однажды мне рассвет забрезжил

Среди земного прозябанья.

И сну, что видел в детстве прежнем,

Сегодня бы не дал названья.

Огонь три маленькие Парки

Во сне безумцу мне зажгли*

На грани Неба и земли.

И вот пылает пламень жаркий.

Хочу – под звёздами ночую

От хижин и дворцов вдали.

Хочу – в краю морей кочую,

Кто знает мой свободный нрав,

Поймёт, насколько автор прав.

Я тот единственный владыка,

Кто не владеет постоянством

В любви ли к дамам или яствам –

Всё это кажется мне дико!

И славе не спешу предаться,

В душе не чувствую магнит.

Боюсь, простак, ни с чем остаться.

Во мне малыш вчерашний спит,

Который в лужах ищет броды,

В своих проказах – дух свободы.

На том ведь и земля стоит.

Её привычки, сны, законы

Всегда подвижно-непреклонны.

Нисходит ночь в плаще-громаде.

Я ночевать привык в палатке.

При звёздах и степной прохладе.

Ночёвки те волшебно сладки.

Звенят без устали цикады.

Вот насекомые-цыганы!

Нам чужд и тех, и тех уют,

Зато как весело поют,

Как немудрёны их заботы,

Как бесконечны переходы!

Живут под солнцем и в тумане,

Тысячелетия в обмане,

Хотя не сеют и не жнут.

На ветках груши зелееют.

Поспели сливы и темнеют.

Запахло розою, мускатом

(В селе вдыхаю каждый атом).

Созрел до срока виноград,

Чему порой не слишком рад.

Срываю гроздья терпеливо –

Подарок юга. Что за диво!

Ласкаю трепетной рукой

Природы праздничный покой,

А также веточку с айвой.

Эстио** солнца катит струи.

Восторг даруя, труд воруя…

Я не завидую чужому

Таланту, жизни и жилищу.

Бывает, бедные душою

В чужих карманах счастье ищут.

В краях заброшенных и древних

Свои порядки миром правят.

Дух, сушествующий в деревьях,

Не поразит, не обесславит.

И не внушит крестьянам ложь,

Что развращает дух вельмож

И тоже счастья не добавит.

В сердцах таится светлый луч,

И обретёшь счастливый ключ.

В хоромах и толпе дворцовой,

В желаньях мебели красивой,

Не будь настойчивым разиней,

Не мчись за модой образцовой.

Там не найдёшь покоя сердцу,

Лишь обретёшь сердечный яд,

Невыносимый страстотерпцу.

Он губит смертных, говорят.

И неплохих, на первый взгляд;

Людей простых, детей придворных;

Прошедших через глад и хлад;

Не оглянувшихся назад;

В богоотступничестве твёрдых.

И гордых, и совсем не гордых.

Не тщусь затмить певца-собрата,

Не обольщаю толстосума.

Я почитаю музу свято.

Я чту мечту свою и думу.

Меня же вспомнит простолюдин

Среди своих забот и буден.

За хлебом, за вином и чаем,

Каких и чем гостей встречаем.

По деньгам – стол, по нраву – гость

Уж так на свете повелось:

И провожая, привечаем,

Чтоб хорошо ему спалось –

По Сеньке – шапка, чину – трость.

Назидание любимцам

Басня

Чиновная, но в целом, общая рутина:

Не может самый преданный слуга

Умнее оказаться господина,

Иначе наживёт высокого врага.

Король однажды говорит любимцу –

Кому вы думаете? – сыну-принцу:

«Одно мне дело не даёт никак покоя –

Указ издал, твоей написанный рукою.

Ты пишешь, несомненно, лучше короля,

А ведь в моих руках испанская земля.

Умишком, скажут, главный тронут,

Пора снимать с властителя корону.

Увы, таков дурной толпы закон.

Не лезь, дружище, слишком высоко,

Поэтому моё такое повеленье:

Езжай-ка в глушь и прояви уменье».

ДРОВОСЕК И СМЕРТЬ

Басня

Послушайте: один афинский старец,

Которому и жить-то, может, месяцы остались,

Устал дровишки из лесу таскать,

Стал громко Смерть под соснами искать.

«Нет сил! Приди скорее. Сделай милость».

И та с косой незамедлительно явилась.

«Ты звал меня?» Старик со страху очумел

И просьбу перевёл на тему нужных дел:

«Прости, силёнок не хватило спозаранку.

Дров на спину мне пособи взвалить вязанку».

БИБЛЕЙСКИЙ МОТИВ

Верни ягнёнка мне, пастух,

Их у тебя и так довольно.

Ты чуешь, как он блеет вслух,

Как мучается дух невольно.

Ему ошейник тесен золотой,

Тяжёл. Куда роднее медный.

Тем более, ягнёнок этот – мой.

Его чистейшая, невинная улыбка

Оглядывает землю, мчащуюся зыбко,

Которой, кстати, негде отдохнуть,

Земной поскольку нескончаем путь.

Ты хочешь, чтоб я это доказал –

Изволь и посмотри внимательно приметы:

Шерсть в завитках, блестят его глаза,

Хозяин – я, легко проверить это.

Отпустишь, он придёт ко мне лишь одному.

Хочу, чтоб было так, другого не приму.

ДЫМ

Как в небе дым, рисующий узор,

И тут же, смотришь, вмиг растаял;

Как воробьёв стремительная стая

Промчалась, не задерживая взор;

Как пыль, что вьётся вдоль дорог,

Но дождь прошёл – и кашицею стала,

По голенище увязает в ней сапог

И лошадёнка движется устало...

Так громкие пассажи о любви святой

Сверлят мои испытанные уши.

Шепчу себе: «Спасите наши души!

За это уплачу последний золотой».

Девиз такой любви – непостоянство.

Поэтому не возмущай пространство.

ХОСЕ МАРТИ (1853–1895)

Хосе Хулиан Марти-и-Перес – поэт, писатель, публицист и революционер, жизнь которого разворачивалась на две страны – Испания, в которой он начал свой путь, и Куба, где он этот путь завершил. Большую часть жизни он провёл на Кубе, которую пытался освободить от владычества Испании. Тем менее в Испании он, родившийся в Гаване, какое-то время жил, учился в Мадридском университете, получил несколько учёных степеней в области истории, литературы и права, издавал публицистические работы. Потому его можно рассматривать и как испанского (или испано-кубинского) поэта.

Если взвешивать на весах, кем он всё-таки был – поэтом или революционером, революционные заслуги, наверное, перевешивают, но литератором он тоже был очень ярким. Поскольку на русский язык переведено далеко не всё, что им было создано, поэтическое наследие Хосе Марти явно недооценено. Он больше известен как идеолог кубинской революции, и его достижения на этом поприще сравнивают на Кубе с достижениями Ленина в России. Хотя ему не пришлось дожить до взятия революционерами власти в свои руки (через полвека после его смерти это сделал Фидель Кастро), он вошёл в историю кубинской революции, как один из самых ярких её провозвестников.

Жизнь Хосе Марти была очень бурной и разнообразной, какой и полагается быть жизни революционера. Он участвовал в восстаниях, сидел в тюрьмах, скрывался от преследований, подвергался депортациям, жил в разных странах (Франция, Мексика, Венесуэла, Гватемала, Панама, Коста-Рика, Гондурас, США) и общался со множеством людей, пытался вести какую-то легальную жизнь, работал в газетах, писал статьи и книги, преподавал, рождал партийные программы, в которых Куба обозначалась как свободное государство. Решающим моментом, который поставил точку в яркой судьбе этого бескорыстного романтика революции, была битва с испанскими войсками на Кубе. Незадолго перед битвой ему было присвоено звание генерал-майора. Наткнувшись на засаду, Хосе Марти пришпорил коня и с пистолетом в руке бросился в атаку...

Нужно сказать, что Хосе Марти был исключительно талантливым человеком. За несколько лет до полного погружения в революционную стихию он добился большой литературной славы на всём американском континенте. Помимо статей на общественно-политические темы он писал философские работы и эстетические трактаты, где развивал идеи единства природы и человека. По мнению Хосе Марти, природа обладает человеческими качествами:

«Каждый человек таит в себе весь животный мир, в нём может зарычать лёв, заворковать голубь, захрюкать свинья; и вся добродетель в том, чтобы голубь восторжествовал над свиньёй и львом».

В своей эстетике Хосе Марти опирался на импрессионистов и символистов: авторы, на которых он ориентировался, – Теофиль Готье, братья Гонкуры, Артюр Рембо, Поль Верлен. Он любил русскую культуру и прежде всего Пушкина. Как поэт он прошёл большой путь от модернизма и авангардизма до народной песенной поэзии и реализма. Постепенно его накрывают волны славы. Стоило ему написать какую-либо статью, его перепечатывали все самые крупные газеты американского континента. Людей интересовало всё, что шло от Хосе Марти, который к тому времени стал официально признанным представителем Латинской Америки в США и консулом Аргентины и Парагвая. Однако осенью 1891 года он отказывается от всех видов литературной деятельности и полностью посвящает себя революционной борьбе за свободу Кубы. Ему нужно было во что бы то ни стало освободить свою родину от испанского владычества.

ПРОСТЫЕ СТИХИ

Я спустился на землю Оттуда,

Где рождаются звёзды в тиши.

Верю также в повторное чудо –

Возвращенье на Небо души.

На душе непреклонное чувство

В подсознанье живёт до сих пор:

Где сонеты, я – тоже искусство,

Где вершины и я среди гор.

Убивал. Непонятая сила

В дом однажды пчелу занесла,

Та дочурку мою укусила.

Я прихлопнул. Такие дела.

Дел подобных синодик – несметный…

Вспоминаю, как выслушал я

Приговор себе собственный, смертный.

Произнёс на испанском судья.

Сын земли и заоблачный данник,

Страстный пыл и Любовь испытал.

Много выдержал гордых страданий.

Жажду паузу сделать. Устал.

* * *

Я зрел, как орёл был подстрелен,

Но в небо на родину взмыл;

Гадюка же в щели-постели

Пропала, лишённая крыл.

Отравлена собственным ядом.

…Коснувшись осколка звезды,

Со мною упавшего рядом,

Я вычислил мощь Высоты.

Почуял родимую почву.

Читаю небесную почту.

За годом так тянется год,

Враги моё сердце терзают.

Всё жду, что проснётся народ,

А он в лапах лжи погрязает

Но верую в Истины щит,

Что он, наконец, победит.

* * *

Да, я верю в Божественный Разум;

Он всесилен и жив меж людьми.

Можешь стать победителем разом,

Если служишь вселенской Любви.

Потерпи в ожидании сроков

И не личных – всеобщих плодов,

Сам поймёшь себя трезво и строго, –

Значит, ты для Служенья готов.

Знаю толпы почтенных безумцев.

Не стремись в их ряды ты попасть.

Ум и честь попирая, грызутся

За случайно вручённую власть.

Пусть такие тебя не заботят,

Ни теперь, ни в грядущей работе.

МИГЕЛЬ ДЕ УНАМУНО (1864–1936)

Мигель де Унамуно-и-Хуго родился в семье испанского торговца и получил традиционное католическое образование, которое трансформировалось у него в желание стать священнослужителем. Однако он выбрал в итоге не рясу священника, а кафедру университета. Унамуно был прежде всего философом, культурологом, публицистом и общественным деятелем Испании, страстно боровшимся против франкистской диктатуры. Хотя и литератором он тоже был очень крупным и писал крепкие романы и яркие стихи. По своим взглядам он относился к «Поколению 98 года», названного так в силу того, что эта группа писателей Испании болезненно пережила поражение в американо-испанской войне и потерю Кубы в 1898 году. В молодые годы проявил выдающиеся способности к обучению, уже к 20 годам знал 11 языков. Учился в Мадридском университете на факультете философии и гуманитарных наук, через какое-то время сам стал доктором философии и ректором Саламанкского университета. С юности отличался чёткой гражданской позицией, выступал против диктатуры Примо де Риверы, много лет провёл в изгнании. За своё дерзкое выступление против сподвижника Франко, фалангистского генерала Хосе Мильяна Астрая, был помещён под домашний арест и вскоре умер.

Как философа и духовного искателя истины Унамуно более всего интересовала проблема личного бессмертия человека. В поисках ответа на вопросы он, начинавший с социализма, переключился на мистику и духовную философию и серьёзно изучал тексты Блаженного Августина, испанских теологов, Блеза Паскаля, Сёрена Кьеркегора. Его главная идея – героическое безумие, для которого он, как испанец, почитающий героя Сервантеса, придумал специальный термин «кихотизм» – борьба личности за высокий идеал, даже если он трудно осуществим. Философия Унамуно в чём-то предвосхитила появление таких направлений западной мысли как экзистенциализм и персонализм.

Интересно, что стихи Унамуно стал публиковать поздно – ему было уже 43 года! Он касался в своей поэзии разных тем: природа и путешествия по родной стране, образ Христа в испанской традиции, собственные духовно-мистические видения, впечатления от своих путешествий по Европе, прежде всего по Италии и Франции, наполненные чувством горечи изгнанника (книга так и называлась – «Баллады изгнания»). В данном разделе предлагается перевод стихотворения «Кровь души», исполненного чувством пронзительной любви к родине. Эти стихи – лучшее свидетельство его философии, которая, по собственному признанию поэта, пронизана ощущением «трагического смысла жизни». Выход из этой трагической ситуации и любых кризисов бытия – следование за Благой вестью, данной через Дон Кихота. Это квинтэссенция наследия Мигеля де Унамуно.

КРОВЬ ДУШИ

Мне Родина повсюду, где Испании язык.

Где льётся кровь в сражениях родная.

Пусть повторяю только звонкие азы,

Евангельских глубин не понимая.

Пускай латынь Сенеки отцвела,

Пророчества вернее правды книжной,

Пришёл тем паче век молвы облыжной,

Что далеко людей от Бога увела.

Зато Колумб удвоил мир подлунный,

Свет Старый зазвучал опять как юный.

Прославлен в нём Рисаля и Хуареса родник.*

Поскольку называю здесь немного славных книг,

Одну единственную вспомню для кого-то –

Испанией дана Благая весть от Дон Кихота!

ФЕДЕРИКО ГАРСИА ЛОРКА (1898–1936)

Крупнейший поэт, драматург, деятель культуры Испании XX столетия, Федерико Гарсиа Лорка оказал огромное влияние на литературу этой страны. Убитый в самом начале Гражданской войны режимом генерала Франко, он стал символом сопротивления фашистской хунте, хотя сам не успел взять в руки оружие, будучи мирным поэтом, далёким от военных занятий. Активный участник группы «Поколение 27 года», Гарсиа Лорка вместе с единомышленниками старался привить испанской литературе идеи новейших для того времени эстетических направлений символизма, сюрреализма и футуризма, но при этом оставался тончайшим лириком, который использовал лучшие реалистические подходы. Хотя главные достижения Гарсиа Лорки были связаны с миром литературы (поэзию XX века Испании невозможно представить без него), он был очень разносторонним человеком, проявившим себя в самых разных областях – театр и пьесы (ещё с детства поэт увлекался кукольным театром), музыка, живопись (прежде всего художественная графика).

Но наиболее блистательно ему удалось реализовать свои таланты в передаче эмоций и страстей с помощью ярких необычных образов. Особенно это проявилось в его любовной лирике: многие стихи Гарсиа Лорки полюбились русскому читателю именно за пронзительную искренность и страстность.

Федерико родился в провинции Гранада в семье зажиточного землевладельца и учительницы. Подобный союз денег и просвещения дал свои благоприятные плоды – молодой человек имел все возможности получить хорошее образование (при том, что особым усердием в учёбе не отличался). Он учился в университете Гранады, участвовал в различных литературных обществах и кружках, активно путешествовал по стране. Первые литературные опыты Гарсиа Лорки и его поэтические книги сделали его известным: публика не могла не обратить внимания на яркие образы неизвестного молодого человека, ворвавшегося в литературную жизнь Испании как метеор.

Но особенно помог Гарсиа Лорке продвинуться к славе его переезд в Мадрид, где он с головой окунулся в бурно кипящую литературную жизнь. Он обладал открытым позитивным характером, коммуникабельностью и обаянием, что позволяло ему легко сходиться с людьми. Его называли «солнечным юношей». Несколько забегая вперёд, отметим, что Гарсиа Лорка, человек левых взглядов, за которые и поплатился, дружил не только с людьми, поддерживавшими Республику, но и с теми деятелями искусств, кто был за Франко. Это были лидеры фалангистов Хосе Примо де Ривера и Онесимо Редондо Ортега. Тем нелепее и бессмысленнее выглядит убийство ярчайшего поэта XX столетия, который политически не представлял для режима Франко никакой опасности.

В Мадриде его друзьями становятся такие эксцентричные люди как Сальвадор Дали, Луис Бунюэль, Грегорио Мартинес Сьерра, Антонио Сегура, Мануэль де Фалья, Фернандо де лос Риос, Хорхе Гильен, Хуан Рамон Хименес (этот человек стал для молодого поэта своего рода идеологом и учителем). Он учится в Мадридском университете, выпускал книги, ставил пьесы. Гарсиа Лорка увлекается культурой цыган, которые были ему близки своей страстностью и философией свободы, и пробует освоить лирический образ поэта-цыгана, на самом деле являясь чистокровным испанцем. Увлечение цыганами у поэта было вызвано несколькими причинами: желанием поддержать тех, кто беднее других и чем-то угнетён; детскими впечатлениями – испанские цыгане составляют большую часть населения Гранады; детской психологической травмой, полученной от общения с мальчиком-цыганом, и любовью к культуре цыган. Объясняя название самой любимой собственной книги «Цыганское романсеро», он высказался следующим образом: «Цыгане – это самое благородное и глубокое на моей родине, это её аристократия, хранители огня, крови и речи».

Впоследствии критика пыталась превратить испанскую поэзию Гарсиа Лорки в чисто цыганскую, и это очень обижало его. Он осваивал новые художественные темы и методы, экспериментировал и разрабатывал иные подходы, в чём его помогали новые жизненные впечатления и поездки. В 1929 году он поехал в Нью-Йорк, позднее полгода провёл в Аргентине, встречался с рядом известных литераторов, в частности с Пабло Нерудой, и всё это превращалось в его новые стихи, книги и пьесы.

В 1936 году Гарсиа Лорка возвращается в Испанию, причём это совпадает с крушением режима Примо де Риверы и установлением Второй испанской республики, которой поэт с самого начала симпатизировал. Новая власть в ответ на выраженную симпатию назначает Гарсиа Лорку директором студенческого художественного театра «Балаган». Он создаёт и ставит две свои пьесы «Кровавая свадьба» и «Дом Бернарды Альбы». Он находится в рассвете творческих сил, но в это время происходит мятеж генерала Франко, в результате которого развязывается гражданская война. Гарсиа Лорка подписал письмо 300 испанских деятелей культуры в поддержку республиканской власти и тем самым навлёк на себя смертельную опасность. Поэт сам шёл навстречу гибели. Зная, что франкисты очень сильны на юге страны, он тем не менее едет в Гранаду, в своё родовое имение. Вместо того чтобы сидеть тихо, ведёт себя очень активно – читает лекции, участвует в самых разных литературных и общественных мероприятиях. Вскоре после приезда Гарсиа Лорку арестовывают и через два дня расстреливают. Не помогло то, что он укрывался в доме местного фалангиста, его нашли и там, пообещали, что ничего ему не сделают, но обманули и бросили в тюрьму. Причины, побудившие фалангистов на этот шаг, до сих пор неясны (есть мнение, что они подозревали поэта в нетрадиционной сексуальной ориентации). Официальные объяснения, зафиксированные в архивных материалах, сводятся к тому, что Гарсиа Лорка был опасным социалистом, которого заподозрили в связях с масонством. Следует сказать, что Гарсиа Лорка к тому времени имел если не мировую, то всеевропейскую известность, и его расстрел вызвал вспышку возмущения в художественной среде. Тысячи людей вопрошали власти, зачем было нужно это бессмысленное убийство замечательного поэта, о котором Пабло Неруда сказал следующие знаменательные слова:

«Я не встречал больше ни в ком такого сочетания блистательного остроумия и таланта, крылатого сердца и блеска под стать хрустальному водопаду. Он был подобен щедрому, доброму волшебнику, он впитывал и дарил людям радость мира, он был планетою счастья, радости жизни».

Версию о том, что поэт был членом масонской ложи «Альгамбра», в списках которой он якобы фигурировал под псевдонимом Гомер, франкистское правительство выдвинуло, чтобы хоть как-то оправдать свою бессмысленную жестокость. Сама идея принадлежности предельно открытого и сверхэмоционального поэта к закрытому и очень рационально выстроенному ордену выглядит крайне неубедительно. Но даже если предположить, что это так, молодой поэт мог попасть в такую организацию по причине своего любопытства и крайней наивности, как это в своё время было с Моцартом и Пушкиным.

Дочь брата поэта, до последних дней возглавлявшая в США его фонд, утверждала, что на самом деле Гарсиа Лорка был достаточно политизированным человеком, ненавидел несправедливость и хорошо отдавал себе отчёт в том, что его ждёт в случае окончательной победы фалангистов. Она видела причину расправы всё-таки в политических взглядах поэта, который показался малограмотным генералам намного более опасным, чем это было на самом деле.

До середины 50-х годов его книги находились под запретом, а их цензурирование продолжалось до смерти генерала Франко. Но потом плотину прорвало, и Гарсиа Лорку стал читать весь мир.

Творчество поэта очень музыкально. Здесь он напоминает Верлена с его призывом слушать Музыку. Музыкальность Гарсиа Лорки корнями уходит в напевы Андалузии и народную музыку, которой он настолько увлекался, что в 1922 году вместе с Мануэлем де Фалья организовал фестиваль народной андалусской песни канте хондо.

Ю. М. Ключников посвятил Гарсиа Лорке отдельное стихотворение:

19 АВГУСТА

Памяти Гарсиа Лорки

Был в этот день убит Гарсиа Лорка.

Поэт не дотянул до сорока.

Его звала арена – не галёрка.

И не клинок тореро –

Боль быка.

Когда тупая пуля фалангиста

Остановила сердце навсегда,

На небесах его Гренады мглистой

В ту ночь зажглась ещё одна звезда.

Поэт теряет голову охотно

На самой главной линии огня.

Зато не умирает канте хондо,

Душою Андалузии звеня.

Нас, разделённых временем-пространством,

Живущих друг от друга вдалеке,

Невидимое связывает Братство.

Надеемся когда-то долететь

До дальних звёзд,

Где Сердце Мира бьётся,

И там, в лучах немеркнущей зари,

Нас встретят Леонардо, Пушкин, Моцарт,

Гарсиа Лорка, Сент-Экзюпери.

Склонимся вместе над священной чашей

Грааля заповедного –

И в путь,

В обратный путь к Земле заблудшей нашей,

Ей радость и достоинство вернуть.

Объём этой книги не позволил автору переводить Гарсиа Лорку в большом объёме, пришлось ограничиться шестью лучшими стихотворениями. Об одном из них, знаменитом романсе «Неверная жена», имеет смысл поговорить отдельно. Сам Гарсиа Лорка в какой-то момент возненавидел это стихотворение, получившее огромную известность. Об истории создания шедевра рассказал родной брат поэта. Они вместе услышали бродячий сюжет от цыгана-извозчика, и рассказ так запал в душу Федерико, что через несколько лет он вернулся к этому эпизоду и превратил его в факт искусства. Стихотворение рассказывает о фейерверке страсти, охватившей молодого цыгана, который влюбился в прекрасную женщину и провёл с ней ночь на природе, но потом выяснилось, что она замужем, а отнюдь не невинная девушка. Для него это приключение стало оскорблением, ведь подобным обманом была задета цыганская честь. Несмотря на любовь и сильное влечение, лирический герой прекращает роман. Согласно испанским обычаям, настоящий мужчина влюбляется только в девушку или в свободную женщину, но чужая жена, скрывшая на ложе свой брак, роняет честь мужчины.

Перевод данного стихотворения сделан с учётом открытия переводчика П. Грушко. Согласно ему, наши советские переводчики не знали, что слово «девчушка» на самом деле означает в Андалузии «свободная», «холостая». В самом деле, трудно поверить, что молодой цыган мог всерьёз полагать, что невинная девушка легко пойдёт на рискованный ночной поход с мужчиной к реке.

Стихотворение ярко демонстрирует внутреннюю чистоту поэта, которого порой упрекают в проповеди разнузданности и слепой страсти. Гарсиа Лорка чист и высок во всём, о чём бы он ни писал.

РОМАНС О НЕВЕРНОЙ ЖЕНЕ

Романс цыганский напишу я:

В Сантьяго, ночью беззаботной,

Я как-то раз жену чужую

Увёл, поверив, что – свободна.

С утра возник наш грешный сговор.

Мы ночью прилегли у склона

Вдали от шума городского,

Когда рукой коснулся лона.

Там шевельнулся пламень хрупкий,

Невидимый ночной порою.

В песке – разбросанные юбки

И портупея с кобурою.

И сдёрнув с шеи лишний галстук,

С неё – последние резинки,

Отправился в дальнейший наступ,

Упав на груди-апельсинки.

Листва дерев шумела глухо,

Реки ворчал усталый демон,

То падал, то вздымался духом.

Я наслаждался древней темой,

Но приступ чувствовал тревоги

На пограничье ада-рая.

Обворожительные ноги

Метались, плача ли, играя,

Как пойманные две форели

Иль два соцветия жасмина…

Мы оба стыли и горели.

Обоим разум страсть затмила.

По самым лучшим в мире тропам

До первых предрассветных бликов

Меня в ту ночь несла галопом

В огне безумья кобылица.

Тому, кто чтит в себе мужчину,

Хвалиться не пристало силой,

И повторять мне нет причины

Её слова и шёпот милый.

Мы расставались на рассвете,

В порядок приводя одежды.

Раскрыл обман, проснувшись, ветер –

Шепнул: «Надеждами не тешь ты

Себя на повторенье сказки,

Допустим, даже и любовной…»

Не хочется. Примешан к ласке

Во рту песок и скрип зубовный.

Я до сих пор слыву цыганом,

Хотя себя поэтом чую,

Поскольку с жизненным туманом

Кочую вместе и ночую.

Я поступил как должно было,

Ей преподнёс ларец в подарок.

Смотрел, как вдаль она уплыла,

Как воздух был от страсти жарок.

Себя сужу светло и строго

За встречу ту, за пыл ненужный,

Что привела меня дорога

В ловушку женщины замужней.

БАЛЛАДА МОРСКОЙ ВОДЫ

Море мятётся

У самой лагуны,

Как и придётся –

У смертной лакуны…

Девушка с грудью

Из розовой бронзы,

Не позабудь меня –

Движутся грозы.

– Не позабуду

Юноша милый,

Радовать буду

До самой могилы.

Я ведь морскою

Торгую водою…

Ты же мирскою

Живёшь красотою.

Мать, слёзы тратишь

Над чьею бедою?

Горько ты плачешь

Морскою водою.

– Что за секреты

У влаги зелёной?

– Страстью согреты

Горько-солёной.

– Девушка, мне бы

Душой обогреться.

– Жду, чтобы Небо

Открыло мне сердце.

Море мятётся

У самой лагуны,

Как и придётся –

У смертной лакуны…

ПОМНИ

Когда умру,

С гитарой схороните

В песке речном.

И нити сердца

В небо протяните

В краю ночном.

Когда умру,

Свернусь во флюгер

В краю родном.

Спою к утру

Навстречу вьюге

Всё об одном.

С родимой крыши

И перед сном:

«Теплей и тише!..»

ТОПОЛЬ

Он постепенно сходит в тень,

Забыв про все шторма и ветер.

Но ветер стих, возник затем,

А тополь неизменно светел.

Мне вечер золотит ещё

Плечо и жизненные скрепы.

Но ощущаю горячо,

Что сам ношу венок из крепа.

Что скоро треснет старый ствол?

Потухнет слабенькая свечка.

Что положу судьбе на стол –

Своё пасхальное сердечко.

НЕМОЙ МАЛЬЧИК

Мальчик собственный голос

Нащупывал в юных травах,

То есть сердца осколок

Видел слева и справа.

Я из этого голоса

Сделал бы нечто странное.

Чтобы не дыбились волосы

Меж веками и странами,

Чтобы, тоску прогоняя,

Вдаль уходило отчаянье,

Чтобы своими корнями

В нас прорастало молчание.

Необъяснимо светлое

Вместе с новыми ветрами.

* * *

Хочу на миг вернуться к детству своему,

Потом себя надолго завернуть во тьму.

И наконец хранить в себе пока

Невыразимость краткую цветка.

РАФАЭЛЬ АЛЬБЕРТИ (1902–1999)

Крупнейший поэт и драматург Испании XX века, получивший огромное признание и у себя в стране, и в мире, даже в СССР. Он был награждён самыми престижными литературными премиями в ряде стран, а в нашей стране, страстным поклонником которой он был, отмечен Международной Ленинской премией «За укрепление мира между народами». Однако его ни в коем случае нельзя считать конъюнктурным, недостаточно талантливым поэтом, которого награждают по политическим мотивам. Альберти действительно был выдающимся литературным явлением. Он родился в порту Санта-Мария, и близость к морю стала силой, повлиявшей на его мироощущение и темы творчества. Уже первая книга «Моряк на суше» обозначала творческие приоритеты поэта, поскольку множество стихотворений было посвящено этой теме. Альберти начал свой творческий путь как художник, имел большой успех и какое-то время не мог определиться с выбором главного направления в искусстве. Но после переезда в Мадрид и вхождения в круг молодых авангардистов, он проникается ощущением, что поэзия отныне – главное дело его жизни. Он начинает печататься, получает известность, участвует в различных политических акциях, и когда к власти приходит генерал Франко, активно выступает против его диктатуры. Вынужден был бежать от репрессий Франко в Париж, а оттуда в Аргентину. Жил в Чили, Аргентине, Италии и только через год после смерти диктатора вернулся на родину.

Альберти с молодых лет тяготел к левым идеям, и его вступление в Коммунистическую партию не кажется странным. В Испании коммунисты и социалисты традиционно сильны, и потому решение Альберти было ожидаемым. Он три раза приезжал в СССР – в 1932, 1934 и 1964 годах. В своём творчестве Альберти был скорее авангардистом и сюрреалистом, нежели представителем традиционных жанров. Это проявлялось даже в характере его дружеских пристрастий – среди его ближайших друзей были Гарсиа Лорка, Бунюэль, Пикассо. Они вместе основали знаменитое общество «Поколение 27 года». В него входила группа испанских деятелей искусства, пытавшихся соединить в своих эстетических взглядах народные традиции испанской лирики, учёность и лучшие достижения европейского авангарда (сюрреализм, кубизм, футуризм). Группа поддерживала Республику, но после гибели Гарсиа Лорки распалась. Альберти немалое время жил в Париже, где общался с Арагоном, Шагалом, Сюпервьелем.

Особое место в поэзии Альберти занимает естественная для испанца тема корриды, ей посвящён целый ряд стихотворений. Ю. М. Ключников перевёл одно из них. Он сам написал целый цикл стихотворений об Испании и корриде, причём его взгляд на неё критичен по причине жестокости этого мероприятия. Но он использует корриду как метафору внутренней битвы человека со своим низшим я: в восточных духовных текстах бык символизирует низшую духовную природу человека.

БЕСЕДЫ О КОРРИДЕ

C быком

Несётся на арену он,

Над ним

Простор небес весёлый и широкий.

Судьба быку отсчитывает сроки…

Не соглашайся с ней, бычок,

Бодни

Погонщика, что движется поодаль!

Не всё ль равно, где смерти остриё?

Для жизни же потеха и свобода –

Два разных измерения её.

Всё повторится:

Шпага занесётся,

Ты рухнешь,

А на ферме где-нибудь

Телёнок подрастёт под жарким солнцем,

Чтоб вновь проделать твой последний путь.

Такая сказка никогда не кончится.

И бык ревёт

В слепую темень дня.

И он бодает…

Только не погонщика,

Бодает он досадливо

Меня.

С матадором

Дон Хуан, нынче день как парильня,

Третий бык предстоит вам без смен.

Задержались в пути бандерильи,

Задержитесь и вы на момент.

Пышет яростью потная туша,

Ждут забавы и гранды, и чернь.

Но подумайте,

Может, не нужен

Смертный иней бычиных очей?

Месмерическим пассом надёжно

Укрощает быка ваш платок.

Вы – артист,

Так не стоит, возможно,

Прятать в складках коварный клинок?

Удивлённо приподняты брови.

Что за шутки!

Да вы не спьяна?!

Эти зрители требуют крови.

– Что ж, кто жаждет,

Получит сполна.

С самим собой

Я матадор. Я много лет в бою.

И много лет быком почти прикончен.

Корриду неприметную мою

И главную едва ли кто захочет

Увидеть.

А мой враг, рога склоня,

Всё ждёт, что оступлюсь я или струшу.

Прыжок – и в сантиметре от меня

Проносится нацеленная туша.

Одно желанье в мире у него –

Меня увидеть павшим и добитым.

Но плащ пурпурный сердца моего –

И вызов, и надежда, и защита.

Одно желанье в мире у меня –

Чтоб донимать желанья перестали,

Ведь этот бык и есть другое «я»:

Рога вражды и поле для ристаний.

Схватились мы в бою, как два клинка,

В неистовом, почти любовном жженье.

И кто-то из двоих наверняка

Не выдержит, падёт в изнеможенье.

С пространством

Всё «я» да «я». На белом свете

Мне эти двое застят свет,

Который есть Великий Третий

И Главный Я, когда их нет.

Он не натуга, не неволя,

Он возвращает нас вовне

К улыбке пахаря на поле,

К его упорству на войне.

Сочетание левых взглядов, искреннее желание поддержать устремления народных масс и в то же время поиск новых художественных форм, готовность к экспериментам – вот что составляло сердцевину творчества Рафаэля Альберти, талантливейшего поэта Испании, который создал множество прекрасных книг и пьес. Альберти был одним из немногих литературных модернистов, стихи которого взялся переводить Юрий Ключников, всегда ориентированный на поэзию в её классических формах.

РАНЕНЫЙ

Положи на раненье платок

И мой лоб поцелуй, санитарка.

На прощание ласки глоток

Мне дороже любого подарка.

Кровью залиты плечи и грудь…

Попрощаемся… Дышится тесно…

Каплю сердца вложить не забудь.

Может быть, ненароком воскресну.

ЧЁРНОЕ МОРЕ

Ты действительно тёмное, Чёрное море,

В глубине твоей ярой вспухает мятеж.

Набухает прилив всенародного горя.

Наступает эпоха всеобщих надежд.

За хребтом Пиренеев мечты твои святы,

Как свою принимаем чужую судьбу.

Век двадцатый встаёт, год идёт его пятый,

Начинают матросы Одессы борьбу.

Чьи-то руки бунтарства могучее семя

Переносят легко в Андалузии грунт,

И теперь затевает своё новоселье

На испанской земле новоявленный бунт.

Нет, не Ленин принёс революции нравы –

Нам их Сид подарил на кастильской заре.*

Мы способны не только на бычьи забавы,

Но готовы к тяжёлой военной игре.

Я молюсь об одном. Те молитвы негромки:

Пусть в Испании бросит свои якоря,

Проплывая везде, броненосец «Потёмкин»,

Алым вымпелом грозно маня и горя.

ЯШМОВЫЙ КОНЬ

Лихие ветры поднимают пыль,

Взрывают тихое латинское пространство,

И конь из яшмы вновь копыта страстно

Вздымает, поднимая историческую быль.

Чуть яшмовый скакун встал на дыбы,

Как задымили злые фурии судьбы,

На горизонте европейском заблистали

Зигзаги частых молний и военной стали.

Ревут тритоны, эхо вторит тварям.

Морские волны горы трупов дарят.

А не отпетых душ хорал живой

Качается над нашей головой.

А по волнам несётся солнца шарик,

Вода по бухтам злобным вихрем шарит,

Рвёт удила свирепо море-конь,

И рвётся в небо яшмовый огонь.

Вода морская винным суслом бродит.

Забытый Бог, как гидроплан, приходит.

КОРРИДА

Висят бандерильи на шкуре быка.

Он землю копытами роет.

Драчливых страстей закипает река.

Арена болельщиков воет.

Последний даётся торжественный знак

Притихшей толпе и квадрилье.*

Бык в ярости смотрит на толпы зевак,

Предчувствуя гибели крылья.

Закончены игры плащей и мулет.**

Назад уже нет больше шагу.

И гаснет в очах побеждённого свет –

Тореро вонзил свою шпагу.

Бык стоя со смертью встречаться привык –

Коррида не вышла из моды.

Кто пал на арену? Понятно, что бык

Животной и нашей породы.

Но можно поспорить, чья пала душа?

И видится ясно, чья нехороша…

ФЕДЕРИКО ГАРСИА ЛОРКЕ, ПОЭТУ ГРАНАДЫ

Минуя в спуске города и сёла,

Мы, как олени горные с высот,

На солнцепёк Испании весёлой

Сошли, по-рыбьи разевая рот.

Мы заждались внизу небесной манны,

Нас манит пища северных широт.

Из высей гор и горного тумана

Приди же в мой земной водоворот.

Ты для меня всегда был тем желанным

Глотком свободы, светом осиянным,

Несущим радость, волю и покой.

Позволь мне своим именем ответить,

Его поставить на воде, что ветер

Назвал со смыслом жизненной рекой.