|
Пётр вышел в сад. Утренний ветерок коснулся его груди, охлаждая еще горевшую после молитвы кожу. Садовые цветы, искрясь капельками росы, повернули к хозяину свои разноцветные головки. Некоторые из них совершали движения, похожие на поклоны, другие трепетали. Совершенная молитва, словно одухотворила цветы, настроила их на молчаливый разговор с человеком. И такой разговор продолжался, пока Пётр поливал цветочные клумбы. Это не был разговор в прямом смысле слова, скорее, его можно было назвать обменом тонкими энергиями любви, приносившими обеим сторонам дополнительное чувство радости.
В приподнятом настроении Пётр отправился на работу. Он почти физически чувствовал, как в груди его горит яркая свеча.
В приёмной министерства по делам миграции секретарь вручила Петру пакет командировочных документов и пригласила войти в кабинет:
— Министр вас ждёт.
Пётр вошел. Он не однажды бывал в этом кабинете, находился в дружеских отношениях с его хозяином, насколько позволяла такие отношения деловая дистанция между советником президента и министром. И теперь министр вышел из-за стола, обнял Петра.
— Садись. Командировка предстоит не из лёгких. Карантин у твоих новых подопечных скоро закончится, нужно думать, что с ними делать дальше. В пакете посмотришь характеристики на каждого, но предупреждаю — все они с нашими характеристиками вряд ли согласятся, их мнение о себе чрезвычайно преувеличено. Огонь в Авичи только раздул его. Кроме того, все чувствуют себя героями и рвутся стать нашими благодетелями, на меньшую роль они не согласны. Так что лечить придётся каждого из них долго. Особо обрати внимание на главного в их семействе, — на рыжеволосого, с чёлкой. Ему досталось больше, чем остальным, поэтому он клянётся, что раскаялся. Почувствуй, насколько это искренне.
Министр умолк.
Пока он заканчивал свою речь, солнечные лучи, падавшие в широко отрытое окно кабинета, свернулись в один сверкающий жгут. От жгута отделилось некое подобие шаровой молнии. Молния поплыла по ковру к кожаному дивану, стоявшему в стороне от стола министра, поднялась и повисла в воздухе. Пётр застыл в напряжении, боясь пошевелиться. Тихий треск — и шаровая молния превратилась в сидевшего на диване человека лет тридцати пяти в белом одеянии, какое Пётр видел на картинах старых мастеров. Взгляд человека, брошенный на Петра, был подобен электрическому разряду. Петра затрясло от него, в какую-то минуту он почувствовал, что теряет сознание от невозможности выдержать энергию, исходившую от этого появившегося из солнечного луча человека. Синеглазый человек поглядел на Петра, ободряюще улыбнулся, и волнение Петра улеглось. Но сидевший напротив него директор не выдержал пространственного огня, он уронил голову на грудь и заснул в своём кресле.
Что-то удивительно знакомое проступало во всём облике солнечного человека — в золотистых длинных волосах, падавших на плечи, в небольшой русой бородке, слегка раздвоенной в конце, в миндалевидных, задумчивых глазах цвета утреннего неба, в легкой полуулыбке.
— Ты узнаешь меня? — обратился человек к Петру. Синие глаза его, казалось, проникали в самую глубину души Петра. В ней возникли смутные образы, которые постепенно сложились в чёткую картину. Древний город, тесная улица, палящее солнце. И толпы чернобородых людей, потных, взволнованных, галдящих. Он, Пётр, вместе с группой солдат ведет на казнь этого человека, прокладывая дорогу в толпе угрожающими взмахами меча.
У лобного места синеглазый человек, повинуясь команде начальника конвоя, ложится на большой деревянный крест, закрывает глаза. Начальник конвоя протягивает Петру несколько больших кованых гвоздей:
— Бей! — приказывает он.
Пётр отрицательно качает головой.
— Ты не желаешь выполнить приказ наместника?
— Я не могу.
— Ты иудей? Тебе запрещает вера?
— Я римлянин.
— Ты веришь, что этот человек бог?
— Он — человек. Таким должен быть каждый из нас.
— Он смутьян, он смущает подданных цезаря лживыми проповедями. Возьми гвозди!
— Нет.
Начальник конвоя бьёт плашмя своим коротким мечом по щеке Петра.
Брызжет струйка крови.
— Ты выполнишь приказ?
— Нет!
— Хорошо. Свяжите ему руки и отведите в казарму, — отдаёт распоряжение начальник конвоя.
Солдаты заламывают Петру руки, скручивают их ремнем, уводят. Он успевает увидеть, как один из конвойных придавливает коленом руку осуждённого к кресту, вколачивает гвоздь в его руку…
Видение растаяло.
— Ты вспомнил? — мелодичный голос синеглазого человека возвратил Петра из прошлого в настоящее.
— Да, Господи.
— Почему называешь меня «господи»?
— По привычке.
— Такая привычка дорого обошлась мне и людям. Я не господин, я — Друг. Когда-то ты знал об этом.
— Знаю и теперь.
— Почему говоришь?
— Повторяю слова людей. Для них ты повелитель всего. Так истолкованы твои слова: «Я и Отец — одно».
Синеглазый человек кивнул головой:
— Да, людям слишком долго вбивали в голову эту мысль.
— Это была сознательная ложь?
— Многим трудно истолковать Мои слова иначе. Погляди на него, — синеглазый человек указал рукой на спящего министра.
— Он очень хороший человек, — неумело вступился за директора Пётр.
— Разве я сказал, что он плохой? Он не может смотреть мне в глаза. Между тем время для этого пришло всем.
— Смотреть на Тебя?
— Смотреть открытыми глазами на Солнце. Смотреть в глаза Истине.
— Ты когда-то сказал, что останешься на Земле, пока Твой огонь не возгорится. Ты по-прежнему руководишь Землёй?
— Землей руководят люди Солнца. Мы на Земле вместе с моим Братом помогаем им.
— Как зовут Брата?
— Мория.
— Тот, кто объявил эпоху Майтрейи?
— Да.
— Что значит эпоха Майтрейи?
— Эпоха Великой Матери. Применительно к Земле — эпоха Женщины.
— Кто из вас главный, Ты или Брат?
— Зачем тебе это знать?
— Людей очень интересует вопрос старшинства. К кому из Вас лучше обращаться за помощью?
— Можешь обращаться к тому, кто ближе сердцу твоему. Мы не соревнуемся в старшинстве. Для ваших лидеров власть есть предмет вожделения, для нас власть — жертва.
— Жертва? Почему жертва?
— Потому что руководить людьми — слишком тяжкий крест. Две тысячи лет этот крест нёс я, теперь его несёт Мой Брат.
— Я хочу разделить Вашу ношу и скорбь.
— Разве я завещал скорбь? Я заповедовал радость. Чем тяжелее ноша, тем больше радости даётся человеку.
— Я молюсь Тебе в радости.
— Я видел это, и поэтому здесь. Тебе предстоит поездка и встреча с теми, кто много лет назад распинал меня. С тех пор они мало изменились. Попробуй помочь им в последний раз, может быть, что-нибудь поймут…
— Помочь им?
— Да, помочь. Они прошли через ад. Теперь могут превратиться либо в прах, либо отправятся на Сатурн, если не прекратят упорствовать в заблуждениях. Об этом они и другие были достаточно предупреждены моим старшим Братом Моисеем и моим младшим Братом Магометом.
— Если они не услышали голос пророков, что могу сделать я?
— Скажи им, что тогда они продолжат тропу скорби. Бесконечную тропу тьмы и скорби, которая приведёт их в ту же самую точку, где они находятся сейчас.
— Но они сами выбрали тропу скорби. Хватит ли моих сил увести их с неё?
— Сделай все, чтобы помочь им. Помни обо Мне и действуй моей силой. Там, где не убеждают слова, действуй молчанием, действуй огнём своего сердца.
* * *
Огонь в груди,
Блаженный, чистый, тихий,
Какой восторг зажечь его в ночи
И бережно хранить всю жизнь от вихрей,
Колеблющих дыхание свечи!
Поддерживать его благой молитвой,
Делиться им с отечеством своим
И знать — пока в душе твоей горит он —
Оно живёт, и ты непобедим.
|
