Художник и Поэт: творчество Лилии Ивановны и Юрия Михайловича Ключниковых
Глава 29. ОТЕЦ НАУМ Печать E-mail

Встреча в Лавре

Я много о нём слышал как об одном из столпов современного православного старчества. Захотелось увидеть. И я отправился на самой ранней электричке из Москвы в Загорск. Кажется, это было в 1985-м или 1986-м. В ту пору Сергиев Посад носил ещё имя этого революционера.

И вот Троице-Сергиева Лавра. Асфальтированная дорожка, та, что слева от ведущей к храму с мощами Преподобного Сергия Радонежского, привела меня к монашеским кельям. У закрытых дверей одной из них толпился народ. Большей частью то были женщины, некоторые с детьми. В девять утра двери открылись, и люди вошли в просторную приёмную. Сели на длинные деревянные скамейки, устроенные вдоль стен комнаты. Я оказался по соседству с женщиной лет сорока. На лице её явно читались следы нелёгких жизненных передряг. Ей, как я понял, очень нужно было выговориться: «Прихожу сюда в четвёртый раз. Удивительный человек отец Наум, в его присутствии сразу становится легко и спокойно. Посмотрит на тебя, ты на него, и какая-то ниточка уверенности протягивается: всё будет хорошо».

Открылась внутренняя дверь, вошёл человек лет пятидесяти – пятидесяти пяти с виду, хотя, как я узнал потом, ему было много больше. Рослый, статный. Чёрное монашеское одеяние сидело на нём словно царская мантия. И движения царские. А глаза светлые, острые, всё видящие. Он принялся рассаживать посетителей по принципу: кто пришёл первый раз, должен сидеть с тем, кто бывал здесь раньше. Меня оставил с моей соседкой. И удалился со словами:

«Познакомьтесь, поговорите друг с дружкой».

Минут через пятнадцать отец Наум появился вновь. Моя соседка успела за это время сообщить мне, что она кандидат наук, преподаёт марксистско-ленинскую философию и научный коммунизм в каком-то московском вузе. В коммунизме разочаровалась, в своей работе – соответственно. Муж ушёл к другой. Пережила нервный срыв. Врачи оказались бессильны подлечить расшатавшиеся нервы, и она по совету подруги отправилась к отцу Науму принимать сеансы боготерапии. Одним словом, обычная для второй половины восьмидесятых годов история ищущих интеллигентов.

При появлении отца Наума многие пожилые женщины вставали с места, пробуя устроить нечто вроде очереди. В первый раз монах промолчал, но потом сделал громкое внушение:

Садитесь, садитесь, матушки, вы не в магазине. Я сам определю, с какой мне заниматься в первую очередь. Вот ты с чем пришла? – обратился он к сгорбленной старушке.

Ох, батюшка родной, шибко я больная.

Сколько лет?

Так уж восемьдесят второй.

Что болит?

Ноги болят, спина болит, желудок… запричитала бабушка.

– Время пришло болеть, прервал её жалобы отец Наум. – У меня тоже болит. Иной раз с койки утром еле встаёшь, а днём расходишься – и ничего…

Обнял старушку:

Сорок раз прочитай «Богородице дево, радуйся». Только читай, не отвлекаясь. Поняла? Бог помогает нам в молитве, когда никаких других мыслей нет, только – о Нём.

И обратился ко всем присутствующим:

Вы на меня сильно не возлагайтесь. Я не Никола-чудотворец, не Пантелеймон-целитель. Своей силы лечить у меня нет. Не я помогаю, Бог через меня. Будет вам от Него поддержка хорошо. Не будет – не обессудьте.

Он ходил по комнате, выделяя своими острыми глазами то одну, то другую женщину, расспрашивал о недугах, давал советы, иногда молился. Подолгу и беззвучно читал молитвы над детьми, прикрыв их полой монашеской одежды.

Временами я ловил его изучающие взгляды на себе.

Наконец он объявил:

Через полчаса я заканчиваю. У кого какие остались вопросы, подойдите ко мне.

И снова его вопросительный взгляд остановился на мне. Но я не подошёл к отцу Науму, продолжая сидеть, по многолетней привычке выпрямив спину. Тогда он внезапно направился ко мне.

А ты что пришёл?

Я поднялся с места:

Чтобы на вас посмотреть.

Он слегка опешил.

– Ну и что увидел?

Я что-то пробормотал.

– Так. Дай теперь мне на тебя поглядеть, он вонзил свои серые молодые глаза в мои.

– Новомодными учениями интересуешься?

– Интересуюсь.

Его глаза потемнели, веки сузились.

– Что же ты, русский офицер, по чужим окопам шастаешь?

– В чужие окопы заглядываю, чтобы лучше понять, где рыть свои…

Взгляд отца Наума смягчился:

– Тебе православия мало?

– Мало.

– Зачем же ко мне пришёл?

И, не дожидаясь ответа, задал новый вопрос:

– В церкви бываешь?

– Мало.

– Так, – он разглядывал меня, словно редкостного зверька, но в глубине его зорких глаз наряду со строгим интересом продолжало таиться тепло. Во время нашей беседы некоторые из паломниц встали со своих мест, обступив нас и прислушиваясь к непривычному для них разговору.

– Крещёный? – спросил он, направив взгляд куда-то поверх моей головы, и сам себе ответил: – Вижу, что крещёный. Жена и дети тоже крещёные?

– Да.

– А в церковь-то не ходишь, – показал рукой на обступивших нас женщин. – Они все в церкви, а ты, получается, вне церкви. Видишь, люди от тебя, как от чёрта, шарахаются!

При этих словах отца Наума женщины в самом деле отшатнулись от меня. Я не мог сдержать улыбки.

– Что смешного нашёл?

– Вы мне нравитесь. Вот и улыбаюсь.

В глубине его глаз тоже мелькнула улыбка.

– Я что, девка, что ли?

Женщины же продолжали меня разглядывать глазами партработников на том собрании.

Ещё воспоминание

Эти глаза запомнились мне надолго. В 1990-х годах один из тех, кто исключал меня из партии, встретив на улице, спросил:

Вы по-прежнему Рерихом увлекаетесь?

Увлекаюсь.

Почему не православием? в глазах моего собеседника блеснула знакомая партийно-ортодоксальная сталь.

Вы уже православный?

Он перевёл суровый взгляд с меня куда-то вдаль.

Пришло время делать выбор. Я выбрал родные корни.

По поводу родных корней. Вернувшись из Сергиева Посада в Новосибирск, я обратился к батюшкам нашей Вознесенской церкви с вопросом, есть ли в церковной библиотеке пятитомник «Добротолюбие». Мне ответили: этих книг в библиотеке нет. «Добротолюбие» я нашёл в другом месте. И с наслаждением окунулся в мир Григория Паламы, Максима Исповедника, Григория Синаита… Мысли святых отцов были куда ближе к мудрецам Востока, нежели к речам партийных неофитов, которые, уверен, немедленно достанут из кармана партбилеты, приди завтра снова коммунисты.

* * *

Поздно ночью под настольной лампой

Над «Добротолюбием» сижу

И вдвоём с Григорием Паламой

В сердце ум из головы свожу.

Свет любви сияет синий-синий…

Отступает яростная тьма.

Свет очей и дум моих, Россия,

Если бы и ты сошла с ума…

* * *

О, дай мне Бог сойти с ума,

Как с поезда, в угоду сердцу.

В селенье тихом обогреться,

Покуда леденит зима.

В снегу тропинку проторить

К избе, снаружи незаметной,

Зажечь свечу, поговорить

Без слов с огнём её заветным.

В тиши услышать звон цикад,

Почувствовать, как солнце всходит,

Полюбоваться на закат

В сердечном тёплом половодье.

И тонкий выключить экстаз,

Чтоб к людям всё-таки вернуться.

И мудрым старцам улыбнуться

В селе с названьем «Исихазм».

Милое и родное православие! Ты хранишь в себе непревзойдённые высоты и глубины умного делания. «Чужие окопы» только помогли мне оценить всю красоту и мудрость твою. Никогда я от тебя не отрекался и не отрекусь. Разве можно отречься от Истины?!

Когда мы расставались с отцом Наумом, я испросил разрешения прийти к нему ещё раз.

– Приходи, – был ответ.

Но встретиться лично нам больше не пришлось. Зато, когда несколько лет спустя мы проводили в Новосибирске общероссийскую конференцию, взяв для неё девизом слова Сергия Радонежского «Помоги России!», я попросил одного своего товарища съездить к отцу Науму за благословением.

Товарищ, вернувшись из лавры, рассказал о своей встрече с отцом Наумом. Всё повторилось по образу и подобию моего визита, за исключением богословских споров. Знаменитый монах, врачуя пришедших к нему людей, молча проходил мимо моего товарища и только перед уходом в келью обратился к нему со словами: «У вас всё будет хорошо».

Конференция действительно прошла замечательно.

 

 
Последние статьи