|
С возрастом сокращаются контакты с внешним миром, старый человек почти нигде не бывает. Одно из мест, которое я регулярно посещаю каждый день, – это школьный стадион недалеко от моего дома, куда я утром хожу делать зарядку. Там я постоянно встречаюсь с разными людьми, и вообще это площадка, где рождаются стихи.
ФОТО 80. В Новосибирске около своего дома
Пятница, 14 октября 2016 года
Это стихотворение вначале продумывалось на школьном стадионе рядом с моим домом в пятницу, 14 октября, где обычно по утрам делаю прогулку и зарядку. Утро был глухо пасмурным, температура чуть выше нуля, на стадионе ни души. На металлическом решётчатом ограждении школьного стадиона висел фанерный плакат с крупной надписью Be happy.
В голове сложились первые два четверостишия, стал проговаривать в душе следующие – о солнце. И оно выглянуло из-за плотного слоя туч. Через пару минут скрылось, но потом снова появилось и уже не заходило, пока я не ушёл со стадиона, а потом весь день. Конечно, этот феномен следует отнести в первую очередь к факту, что 14 октября – День Покрова Богородицы, но совпадение поразило меня ещё и потому, что именно пятница – день моего рождения. Такой солнечный подарок случилось получить в этот день.
* * *
Хобби, хэппи, хаппи… – душу «словят»
Всюду эти звуки-двойники.
Захлебнуться в жадном многословье
Можно и на берегу реки.
Просим, что в Сибири, что в Давосе
Инвестиций в банки и в дома,
Проще – всевозможных удовольствий,
Чтобы съехать кой-кому с ума.
Только солнце ничего не просит,
Даром людям шлёт надежды свет
В эту нашу дьявольскую осень
Посреди неисчислимых бед.
Что тут скажешь? Прав, наверно, Тютчев:
Помолчи, от мира затаись.
Алчущих не образумишь.
Лучше
Солнцу молчаливо помолись.
Шалаш и Шекспир
Следующий сонет написан 16 октября под впечатлением такого случая. Утром, как обычно, я отправился на школьный стадион для прогулки и зарядки. Там лежал мокрый снег, пришлось делать зарядку на асфальте по соседству со зданием школы. Было воскресенье, тишина, но три мальчугана лет десяти-одиннадцати носились друг за другом, ныряя в шалаш из берёзовых веток, и с визгом выскакивали из него. Шалаш возник по такой причине. Несколько дней назад в Новосибирске прошёл тяжёлый мокрый снег, сильно пригнул ветки деревьев, многие поломал. Их отпилили, но вывезти не успели. Вездесущие мальчишки мгновенно соорудили из бурелома конструкцию для игры.
Я остановился.
– Пацаны! Почему через шалаш бегаете?
Они тоже остановились.
– А чё, нельзя?
– Не в том дело, что «нельзя», через шалаш не бегают, у него один вход и выход.
Они озадаченно посмотрели на меня.
– Так это не мы делали…
– Кто вам мешает сделать настоящий шалаш?
Мой довод показался ребятишкам вполне разумным. Через минуту они принялись таскать ветки, заделывать вторую дыру конструкции.
Когда, закончив зарядку, я отправился домой, усталые работяги уже отдыхали в полноценном сооружении.
Дома я сел за рабочий стол, вспомнил знаменитый 66-й сонет Шекспира, который перевёл несколько дней назад. Он начинается словами I tired… («Устал от жизни»). И взялся за перекличку с великим англосаксом…
Для отдыха душе немного надо –
Луч солнца среди туч, как «Отче наш».
…Подобно Данте среди кругов ада,
Я в городе наткнулся на шалаш.
Машин стада с их тихим гулом волчьим,
Подфарников и фар кошачий блеск…
Так хочется оттаять где-то молча.
А здесь хоть рукотворный – всё же это лес.
И можно пошуршать листвой берёзок
Опавшей, поваляться на траве,
Где спрятался опёнок-отморозок
С беретом ледяным на голове.
На миг увидеть запредельный мир,
Где в облаках летает сам Шекспир.
* * *
Под старость пишется легко.
Рука набита, ноги – тоже.
Иная жизнь недалеко,
Разлука с этой не тревожит.
Под старость слышится легко
Призыв знакомый и спокойный,
Когда с высоких облаков
Звенят безмолвно колокольни.
Под старость дышится легко.
Наполнена душа стихами
О том, что никогда никто
Прервать не сможет их дыханье.
Под старость светит звёздный свет,
Когда о нём грустит поэт.
ПОДРАЖАНИЯ ШЕКСПИРУ
* * *
Меня давно уж не пугает смерть –
Не стану плакать о разлуке с телом.
И только опасаюсь не успеть
Последние расчёты с жизнью сделать.
Простить обиды другу и врагу,
Поцеловать перед дорогой музу,
Вписать в сонет последнюю строку –
Хвалу богам и нашему союзу.
Я верю в перемену душ и тел,
В живучесть поэтических пристрастий.
Надеюсь, что в космическом пространстве
Продолжу то, что прежде не успел.
Лишь с нежностью расстаться не хочу,
Ни здесь, ни Там задуть её свечу.
* * *
Меня с актёром путают порой.
Но я другим явился человеком.
Он был премьером, звали Фрэнсис Бэкон,
И занят был совсем иной игрой.
Менял министров, собственные маски.
Печатал фунты вместо серебра…
О торжестве над этим всем добра
Придумывал возвышенные сказки.
Но затянулся жизненный театр,
Ушла из пьес сценическая память,
Актёры переехали в парламент,
Министры заигрались все подряд.
Краплёными повсюду стали карты.
В делах двойными сделались стандарты.
* * *
Летал когда-то в недоступном небе,
Как принц, как идеал для юных дам,
В голубизне далёкой белый лебедь,
Плыл чёрный – по озёрам и прудам.
Теперь вороны в Стэнфорде расселись
На сцене, среди зрителей –
Везде.
Нельзя пробиться ни одной звезде
Из плотных туч их.
Повсеместно серость.
Мужчины, женщины – все на лицо одно.
От тусклой скуки никуда не деться.
Где короли с горячим львиным сердцем,
Прекрасных дам манящее вино?
Всё в Англии теперь перемешалось:
Глаза, умы, сердца… Какая жалость!
* * *
Я умникам всезнающим оставил
Тьму ребусов, шарад, неясных мест.
Пусть головы потешат над «местами»,
Пока им это всё не надоест.
Когда-нибудь должны они заметить
Реальность, недоступную словам.
«Есть много, друг Горацио, на свете,
Что и не снилось нашим головам».
Днём Истина туманом скрыта мутным.
Зову её, когда ночами сплю,
В рассветных сновидениях ловлю,
Записываю после рано утром.
Когда Харон орудует шестом,
Я говорю в сонетах с Божеством.
Гутин и Путин
Утром 17 октября, в понедельник, я отправился, как всегда, на школьный стадион совершать ритуал зарядки. Перед этим глянул на градусник – минус один. Стадион подсох, остатки снега превратились в редкие корочки льда. Сделал быстрым шагом свои традиционные шесть кругов по беговой дорожке – это примерно километр и двести метров, – потом принялся за упражнения.
Вдруг на стадионе появилась группа ребятишек со взрослой женщиной, судя по всему, физруком, потому что на ней были белые кеды, чёрные спортивные брюки с белыми лампасами, короткая светлая шубка. Дети тоже в тёплой одежде. Сыпала лёгкая снежная крупа, к физкультурным упражнениям обстановка и одежда не располагали. Учительница позволила заниматься детям чем хотят; сама разгуливала чуть в стороне с маленьким нотбуком, читала. Пацаны – кто прыгал по врытым стоймя в землю шинам, кто пытался подтянуться на турнике. Девчонки забирались по высокой лестнице на вершину висевшего шеста и с визгом, крутясь вокруг толстой деревянной палки, стремительно «летели вниз». Двое ребят рядом со мной принялись отжиматься от земли на руках. Один привлёк моё внимание очень маленьким ростом.
– Откуда ты, чебурашка? – спросил я.
Малыш, метнув в мою сторону короткий хмурый взгляд, ничего не сказал. Ответил за него другой, повыше ростом:
– Влад не чебурашка, он учится во втором классе. Просто иногда такие маленькие люди вырастают.
– Влад – это полностью как, Владимир, что ли? – снова спросил я маленького школьника.
Снова ответил второй:
– Он Владислав.
Я продолжил свои упражнения, обратив внимание, что Влад, закончив отжимания, стал стаскивать разбросанные всюду ветки в одну кучу. Уже уходя домой и видя, как он тащит чуть ли не маленькое бревно, я спросил в третий раз:
– Не тяжело?
И в третий раз малыш промолчал, мне ответил товарищ второклассника Влада:
– Вы не смотрите на его рост. У него чёрный пояс по карате.
– Врёшь!
– Не вру. Он сам мне сказал.
– Как его фамилия?
– Гутин.
– Я хотел спросить, почему не Путин и чёрный пояс не по дзюдо, но не стал. Школьники с учительницей ушли.
Размышляя о диалоге с мальчишками, я понял, что провёл его не очень правильно: в данном случае недооценил упорное молчание мальчика, не почувствовал, что Владислав Гутин – вполне зрелый дух, хотя пока находится в теле десятилетнего ребёнка, что я разговаривал с ним в неподобающей манере.
Думаю, такими «равнозаряженными» духами в детстве были Путин и Мухаммед Али при всей разнице их путей. Да, единство этих людей заключается отнюдь не в увлечении спортом. Один, став мастером спорта, резко поменял направление жизни, дорос до образцового руководителя страны – примера чуть ли не для всего мира. Другой, сделавшись гроссмейстером бокса, не меняя направления жизни, использовал свои способности для расширения воздействия на жизнь в иных аспектах: повлиял на прекращение войны во Вьетнаме, положение негров в США.
О чём хочу сказать? Что оба вышли далеко за пределы своих функциональных назначений, один – президента, другой – мирового спортивного чемпиона. Правда, в конце концов президентом Соединённых Штатов стал Обама, а чемпионом мира по боксу – Тайсон. Но весовые категории первых двух фамилий совершенно несопоставимы со вторыми.
Вспоминаю серьёзный недоумённый взгляд десятилетнего Влада Гутина, брошенный на меня, когда я назвал его чебурашкой. Такие же глаза я видел у одного шестимесячного младенца, с которым тетёшкался, протягивал ему игрушки и строил рожи. Младенец, только что пришедший Оттуда, смотрел на меня глазами маленького бога, словно хотел сказать: «Ты сам чебурашка!». И Влад, когда говорил, что обладает чёрным поясом по карате, не сочинял маниловские иллюзии, а делал собственное будущее, с детства отжимаясь и таская тяжести. Он сам себя творит по образу и подобию Божьему, бессознательно используя практики восточных мастеров.
Приближается 2 ноября, 110-летие со дня рождения Даниила Андреева, автора нашумевшей в своё время «Розы мира». Мы в этот день хотим провести заседание Русского клуба на эту тему ( уже провели!). О романе поговорили, да и забыли. Может, хоть к юбилею вспомним мудрый термин, который ввёл в обиход этот писатель-мистик, – слово «Метаистория». Действительно, поверх видимой истории есть незримая, главная, и она творится вовсе не самонадеянным вашингтонским обкомом, не с помощью станка, печатающего доллары. Она управляется лучами Бога с помощью людей. Опустится луч на неизвестного мальчика по фамилии Гутин – из него получится созвучный исторический деятель. Не опустится – останется ничего собой не представляющим кандидатом в президенты.
Главная задача, стоящая перед человеком во все века, – прислушиваться к посланиям Бога, сделаться его вечным и сознательным подданным. Инструмент для этого есть у каждого человека – тихая, ненавязчивая, постоянно присутствующая в нас со-весть.
Ох как многим это примелькавшееся слово надоело! Но без неё остановится жизнь.
Разговор о САМОМ важном . Беседа с сыном
СОНЕТ ГЛАВНЫЙ
Не говори о Главном никому.
Давно об этом сказано не нами.
Твои о Нём рассказы не поймут,
затопчут…Суть не выразить словами.
Горячему холодный взгляд пошли,
страдающему радостный и бодрый.
врагу ладонь враждебную пожми,
кто изнемог, облегчи ноши вёдра.
У Главного есть маленький секрет
улыбки молчаливой, взгляда, жеста,
есть тайна нерушимого блаженства,
в любых словах её в помине нет.
Но главная блаженная Основа
недостижима никому без слова.
С. К. – Думаю, ты согласишься со мной: человек сегодня много рассуждает о свободе, но на самом деле живёт в жесточайшем рабстве. Он зависит от денег, начальства, работодателя, государства, политики, телефона и телевизора, в последнее время – от гаджетов. Чтобы выжить, нужно соответствовать заданным стандартам, но даже на это не хватает сил. Тем более на что-то великое. Выступишь против системы – окажешься на улице. Что делать в новых условиях? Смириться с системой, пытаться её изменить, бороться с ней?
Ю. К. Гаджеты – штуки полезные, но корень этого слова в русской огласовке звучит нехорошо. Наверно, потому, что в Интернете наряду с массой полезной информации очень много всякой гадости.
Ты спрашиваешь: как ощутить себя свободным, что делать в новых условиях и стандартах? Но они мало изменились со времён Христа. Ты помнишь евангельскую притчу о молодом богатом человеке, который пришёл к Иисусу Христу с вопросом, как жить по образу и подобию Бога. Христос ответил: «Раздай всё своё богатство и следуй за мной». Молодой человек заплакал и пошёл в другую сторону.
С. К. – Эта жертвенная программа была усвоена русской традицией, и людьми, и государством.
Ю. К. – Конечно, любая великая традиция очень живуча и возобновляется независимо от того, что о ней говорят или кто ей противится. Вся человеческая история подтверждает этот факт, русская особенно. Приведу совсем не русский пример. Антуан де Сент-Экзюпери был очень небедным молодым человеком, получал за свою работу лётчика (он на самолёте возил почту из Европы в Америку) очень неплохие деньги. И знаешь, как поступал с ними? Разменивал бумажные банкноты на металлическую наличность, высыпал всё в широкую вазу. Потом с женой Консуэло черпал из вазы горстями на свои нужды и на помощь нуждающимся друзьям. Часто денег хватало только на полмесяца, приходилось залезать в долги. Это и вся деятельность французского лётчика-писателя – по существу, образцовый пример следования Христу в ХХ веке.
Теперь о стандартах. В этой книге рассказано о конфликте твоего отца с властями. Конфликтовал в те годы не я один. Стандартное окончание конфликта было такое: власть оставалась пребывать в Кремле, а конфликтующий либо уезжал за границу, либо устраивался на несложную работу сторожа, гардеробщика, что-то подобное, где платили весьма скромные деньги. Я пошёл работать грузчиком на хлебозавод, там платили в три-четыре раза больше, чем сторожу. Пришлось считаться с мамоной, чтобы прокормить семью из четырёх человек. Вы с Мариной ещё полностью не встали на ноги. Так что даже стандартные поступки бывают разными.
А насчёт сопротивления системе... Всему, что убивает душу, нужно сопротивляться. Но через испытания, даже если они созданы системой, нужно достойно проходить и не торопиться ломать систему. Придёт время – и она изменится. Главное – сохранить себя и страну, в которой живёшь. Когда мы выступали с Запиской, то, в отличие от большинства диссидентов, думали не о том, как поменять и тем более сломать систему, а как помочь стране.
С. К. – Как тебе удаётся быть оптимистом, когда объективные факторы не дают оснований для оптимизма? Где видишь ростки позитива в мире, в России? Назови и обоснуй их. Или ты считаешь, что обязан быть оптимистом, тебе так приятнее, что ли, удобнее? И ещё один вопрос: любой ли оптимизм полезен и нужен?
Ю. К. – Искусственное бодрячество никому не полезно и никого не греет. Если человек делает хорошую мину при плохой игре, как это принято в Америке, это может вызвать лишь улыбку сожаления. Но я не оптимист, точнее говоря, не только оптимист – я верующий. Помнишь, Чацкий у Грибоедова говорил: «Блажен, кто верует, тепло тому на свете». В этих словах – весь ответ на твой вопрос.
С. К. – Мы живём в мире абсолютной власти денег. Всё или почти всё покупается и продаётся на безжалостном и прагматичном рынке жизни. Можно по пальцам пересчитать ценности, которые не приобретёшь. Купить лекарство и медицинские услуги можно, но здоровье и молодость не приобретёшь даже за миллиарды. Любовь, если она продаётся за деньги, называется другим словом; дружба, которую можно купить, – банальный расчёт. Уйдут доллары или рубли – конец такой любви и дружбе. В этом смысле деньги – зло, разрушающее душу. Но если их не будет, человека ждут нищета и прозябание; ни искусство, ни наука не может развиваться, если нищета зашкаливает. Идёт жёсткое размежевание между аморальным богатством и «праведной» нищетой. Какой должна быть нынче разумная денежная философия?
Ю. К. – У меня нет ни желания, ни эрудиции, наконец, личных достоинств, чтобы, отвечая на твой вопрос, оперировать классовыми понятиями или походить собственным образом жизни на выдающихся основателей мировых религий.
Сошлюсь на известные примеры. Будда был сперва экстремистом аскезы, он изнурял себя постами, но озарение Свыше получил, когда плотно поел хлеба и напился молока. С тех пор заповедал срединный путь, то есть движение по жизни без крайностей. Но всё равно большую часть жизненного пути провёл в экстремальных условиях – с патрой, то есть с чашкой для милостыни в руке. А в юности и в молодые годы жил в царском дворце.
То же самое происходило пять веков спустя с Иисусом Христом. Он тоже, по евангельской легенде, из царской фамилии, хотя родился в хлеву. Как и Будда, жил вместе со своими учениками на подаяния. Но, в отличие от основателя буддизма, мог делать из воды вино, а из нескольких рыб – закуску для множества людей. Так что возвращение к модели раннего христианства или буддизма в чистом виде сегодня, видимо, невозможно. Другие времена.
Ты спрашиваешь, какую «денежную философию» могу рекомендовать молодым. Сегодня мне 86, жене, с которой живём вместе больше шестидесяти лет, – 82. Существуем на пенсии, которые положены в России людям нашего возраста. Мои книги, издающиеся на спонсорской основе, дополнительного дохода не приносят. Но пенсионных средств на первичные нужды всё-таки хватает, и побираться нет необходимости. Так что в силу возраста и профессии поэта, которая в государственном реестре не значится, какую-то свою «денежную философию» рекомендовать молодым не могу, не имею права.
А в молодые и зрелые годы исповедовал философию «Бог не выдаст, свинья не съест». Вообще для бизнесмена сегодня, на мой взгляд, главное – остаться человеком и сохранить силы для работы над душой. А в своей профессии, наверное, главное – это воплощать крупные идеи, приносящие пользу большому числу людей. Если у бизнесмена никогда нет денег, значит, его мелкий неудачный бизнес свидетельствует: у него нет больших идей либо у него нет способностей к предпринимательству, и он занимается не своим делом.
С. К. – Молодые люди в большинстве и при всём своём бунте смотрят на старших. Что бы ты сказал ищущему молодому человеку на его вопрос, «делать жизнь с кого»?
Ю. К. – Маяковский, сформулировавший данный вопрос, сам же на него и ответил, да ещё в рифму: «с товарища Дзержинского». После «железного Феликса» советская пропаганда советовали взять за образцы Николая Островского, Зою Космодемьянскую, Алексея Маресьева, Юрия Гагарина…
С. К. – Ты хочешь сказать, что время поменялось, и сегодня СМИ тиражируют имена Филиппа Киркорова и Романа Абрамовича?
Ю. К. – Нет, я хочу сказать о другом. И в советские, и в либеральные времена пропаганда носила массовый характер, была тотальной. Но коммунисты с помощью своей пропаганды выиграли беспримерную войну, создали мощную промышленность, великие науку и культуру, а либералы – ничего путного за 25 лет своего триумфа не сделали.
С. К. – Что же делать дальше?
Ю. К. – И дальше они ничего не создадут, потому что объявили общество потребления, а не созидания.
С. К. – Но всё-таки кого бы ты сегодня предложил в качестве образца?
Ю. К. – Александра Леонидовича Чижевского.
С. К. – Неожиданный, даже странный пример. Почему именно это имя?
Ю. К. – В силу большого сходства нашей нынешней ситуации с той, в какую попал великий русский учёный в советское время. Я был знаком с одним из хранителей архива Чижевского, Леонидом Головановым, и он рассказал мне любопытную историю. Родоначальник гелиологии за свои идеи о влиянии Солнца не только на материальные процессы, но и на духовную жизнь человечества значительную часть жизни провёл в сталинской «шарашке». Жил один в трёхкомнатной полногабаритной (других в ту пору не было) квартире в Караганде. Пользовался свободой передвижения в пределах города, получал необходимое довольствие и литературу из спецхранов всех советских библиотек, в копиях, разумеется.
Вновь назначенный начальник Карлага, которому понадобилась благоустроенная квартира, положил глаз на жильё Чижевского. Начальник не знал, что здесь, в Караганде, была создана люстра Чижевского, что ею обзавелись все члены Политбюро ВКП (б), принялся грубо теснить учёного-зэка. Тот недолго думая послал телеграмму на имя Сталина такого содержания: «Прошу оградить меня от притязаний такого-то, который вмешивается в мои личные и научные дела». Через день из Москвы за подписью генсека пришёл строгий приказ не мешать научной деятельности профессора Чижевского.
Вскоре после смерти Сталина пришло ещё одно распоряжение за подписью Берии – освободить учёного и направить в Москву, на что Александр Леонидович ответил оригинальным рапортом: «Прошу продлить моё пребывание в Карлаге на шесть месяцев, необходимых мне для завершения научных работ. А. Л. Чижевский»…
Вот с такими копиями документов удалось познакомиться. Добавлю к сказанному: Александр Леонидович сочинял прекрасные философские стихи, живописал трогательные акварели.
С. К. – Но какое отношение имеет этот прекрасный пример великого советского учёного к сегодняшнему дню?
Ю. К. – Самое прямое. Нас не частично – всех сегодня загнали в клетку, в «шарашку» либеральную. С её стандартами, рекламой, необходимостью равняться на западные образцы, с её телевидением, начинкой Интернета и т. д., и т. п. Свободы, как говорят, – «от пуза», страна же с её олигархической экономикой топчется на месте, никак не выберется из западной кабалы. Раньше русского человека теснили, прессовали, терзали, в результате он становился только сильней. Сегодня пытаются превратить в «наполнитель колбасы». В каком-то смысле устоять в нынешних условиях ещё труднее. И Чижевский – прекрасный, как ты говоришь, пример «ненасильственного сопротивления».
С. К. – Вот-вот! Примеры катастрофически исчезают. А измельчание человека растёт. Многие пророки говорили и теперь говорят, что XXI век – век возрождения России. Между тем падает рождаемость, ухудшается здоровье людей, умножаются болезни, укореняются всевозможные пороки, падает профессионализм в любой сфере, резко ухудшается мораль общества. Кто будет возрождать страну?
Ю. К. – Такое с Россией случалось не однажды. Могу лишь повторить слова Тютчева: «В Россию можно только верить». Кстати, и американцы начинают с этой мыслью соглашаться, придумали такой афоризм: «Русский медведь никогда не умирает, он лишь впадает в спячку».
Ты спрашиваешь, кто будет возрождать Россию? Да те же молодые и немолодые люди, которые на всех социологических опросах и телешоу о нашем прошлом и будущем в разы превосходят либералов. Патриоты.
С. К. – Как ты думаешь, почему либералы на это не способны?
Ю. К. – Я уже отвечал на подобный вопрос, могу добавить строки Есенина:
Иных и нечего считать,
Они под хладным солнцем зреют,
Бумаги даже замарать
И то, как надо, не умеют.
С. К. – Зато крепко напакостить могут.
Ю. К. – Конечно. Но дело не в них, а в нас. В нашем слишком медленном созревании под «новым солнцем». В нашем безжалостном обращении с родиной и с собой, в нашем простодушии, в склонности поддаваться на разного рода приманки. Но есть и громадная устойчивость, несмотря на наше «хлябанье», в этом смысле Россия выглядит гораздо более защищённой страной, чем Запад.
С. К. – Ты родом с Украины, хотя уже более 70 лет живёшь в России. Что ты думаешь о своей исторической родине? Насколько тебе кажутся необратимыми настроения вражды и ненависти к России? И что делать сегодня нам всем с украинскими соседями?
Ю. К. – Ждать и работать в новых условиях. Наши связи с Украиной уходят в такую древность, что временной враждой их не разорвать. Хотя и она имеет свою многолетнюю историю. Я родился в маленьком украинском городке Лебедине, где Пётр Первый после Полтавской битвы устроил суд над казацкими старшинами, воевавшими вместе со шведами против общего русско-украинского сожительства. Всем казацким верховодам-изменникам царь поотрубал головы. Рядовых казаков не тронул. Другие исторические примеры подобного рода вспоминать не хочу, их в СМИ избыток. Лучше расскажу о родстве, содружестве и сотворчестве.
С 1960 г. живу в Новосибирске, где тысячи, если не десятки тысяч таких как я, этнических украинцев. Есть в Новосибирске огромное официальное украинское землячество, с которым Русский клуб (а мы с женой – его руководители) в прошедшие годы проводил не раз совместные творческие вечера. В Новосибирской области десятки деревень населены выходцами с Украины.
Я уже подробно рассказывал, как в 2004 г. нас женой пригласили в Киев: меня – с вечерами поэзии, её – с выставкой картин. Через годы после выступления в Центральном доме литераторов в Москве я вспомнил Киев и написал такой сонет.
ТРИПОЛЬСКИЙ АРХЕТИП
Занёс меня однажды странствий ветер
На сцену ЦДЛа, в Малый зал.
Там стихотворца Аннинский приметил,
«Спасёнышем» военных лет назвал
И «запорожцем не майданной пробы».
Был прав не только потому, что Лев.
Как мамонт из мерзлот «нецэевропы»,
Я в Азии сибирской уцелел.
Играю на классической кифаре,
Пишу об СССР и Че Геваре.
Храню, хотя уж драться не берусь,
От новых ветров прежние иконы,
Стихи – от постмодерна и мамоны.
И от безумцев – Киевскую Русь.
С. К. – Религии и духовные учения говорят, что мы живём в последние времена. Наука пишет о завершении очередного цикла цивилизации. Экологи – что климат необратимо меняется и скоро жить на планете станет невозможно из-за чересчур высокой температуры. Ученые допускают, что растают обе полярные шапки, а повысившийся уровень Мирового океана затопит обширные территории с мегаполисами. Произойдёт извержение Йеллоустонского вулкана, сдвинутся тектонические плиты, сдерживающие подземный огонь планеты. Отдельные специалисты полагают, что нужно остановить технический прогресс, отказаться от алчности, сократить добычу нефти и газа, другие сетуют: поздно это делать, мы слишком глубоко увязли в экологических проблемах. Но вопрос задам тебе не об этом: как вести себя отдельному человеку в этой концептуальной неразберихе и реальном хаосе?
Ю. К. – На концепции: реагировать, но и самому не плошать. Прежде всего, не впадать в страх и не терять здравого смысла, когда сталкиваешься с событиями или смотришь телевизор с его страшилками. Катастрофы, о которых ты говоришь, весьма реальны в будущем хотя бы потому, что ими наполнено прошлое. Предшествующий ХХ век – более чем яркое тому свидетельство. Я прожил в том веке основную часть своей жизни – 70 лет. Прошёл через два голода: в 1932-м на Украине и в 1942-м в Сибири. Через бомбёжки и обстрелы в начале войны, в её середине работал мальчишкой на заводе. В общем, на плечи моего поколения легло много такого, чего я не желал бы молодым. Но мы пережили все катастрофы прошлого. Думаю, что переживём и те, что предстоят. Россия нынешняя вооружена, кроме прочего, генным арсеналом прошлого, и есть основания надеяться, что мы выдержим ещё более трудные испытания. Но ХХ век, эту репетицию Апокалипсиса, вспоминаю с благодарностью.
С. К. – Ты уже говорил, что Александр Блок, перед которым ты преклоняешься, сказал о двадцатом веке другие слова и накрыл его начало Люциферовой тенью.
Ю. К. – Как всякий большой поэт, Блок неоднозначен и противоречив. На твой вопрос, как относиться молодому поколению к тяжёлым вызовам нынешней и будущей жизни, отвечу такими его прекрасными, зовущими в будущее строками:
О, весна без конца и без краю –
Без конца и без краю мечта!
Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!
И приветствую звоном щита!
С. К. – Думаю, что сегодня актуальнее бы звучало «звоном меча», а не «звоном щита». Хватит России отступать и обороняться, это было ясно ещё в эпоху Блока. При таком звучании вроде бы и рифма сохраняется?
Ю. К. – Блок – глубоко русский поэт, он очень точен в выражении своей русскости. Мы по своей природе не агрессивны и никогда не обнажаем меч первыми. Но, выставив щит, потом достаём и меч и всегда побеждаем.
С. К. – На одной телевизионной политической дискуссии, где речь шла о необходимости общественного идеала, известный священник Смирнов заметил, что идеал этот сложился много веков назад – это Иисус Христос. Что ты скажешь о духовном взаимодействии нынешнего человека с основателем христианства ?
Ю. К. –Убеждён: образ Богочеловека светил русским людям тысячу лет и будет разгораться всё ярче. К словам Нагорной проповеди тоже будут прислушиваться всё внимательней. Славяне пришли из неисчислимой глубины веков, и нам предстоит долгое будущее.
С. К. – Все народы вышли из неисчислимой глубины.
Ю. К. – Не скажи. Народ, создавший Библию, считает, что ему пять с половиной тысяч лет. Данную цифру он называет «сотворением мира».
С. К. – Ты веришь в этот библейский миф?
Ю. К. – Под понятием «миф» понимают разное. Многие патриоты критикуют библейский миф, считая его глубоким искажением истории. Что касается меня, я верю в реальность, из которой возникают предания. Они никогда не создаются на пустом месте. Верю другому мифу – что возраст славян гораздо старше. Верю также пророчеству Серафима Саровского, что два народа – славяне и евреи – смогут в будущем ликвидировать исторические противоречия, существовавшие между ними, и создадут царство, краше которого в мире не было. Об этом даже написал стихотворение.
* * *
Не поддавайся злому зуду
Винить во всех грехах народ,
Что дал Христа, потом Иуду.
Покроют язвы злобный рот.
Обоих ниспослал Всевышний
На испытание Любви.
И третий между ними лишний,
На помощь злобу не зови.
С. К. – Стихи хороши и примирительный пафос правилен, но в них примирить народы и идеи легче, чем в реальности. Каким всё-таки ты видишь примирение Бога и мамоны? Библия считает такое невозможным.
Ю. К. – Так же как и то, что Ветхий и Новый Заветы сосуществуют под одной обложкой, что гегелевские тезис и антитезис рождают синтез.
С. К. – Найдутся те, кто зададут тебе вопрос: не окажется ли такой синтез ложкой дёгтя в бочке мёда?
Ю. К. – Форматы несопоставимы. Океан растворит любое количество дёгтя и превратит его в полезный донный осадок.
С. К. – Что ты думаешь о смысле мировой и русской истории, он есть или история – набор случайностей, результат деятельности гениев, просто умных людей и амбициозных «умников»?
Ю. К. – Конечно, он есть и состоит в приближении человека, наций и человечества к совершенству. В высших своих ипостасях эта цель недостижима, но стремиться к ней нужно. Говорят, что горькие уроки истории слишком часто повторяются и большинство людей на них не учится. И всё-таки, медленно усваивая уроки, к кое-каким полезным выводам мы в конце концов приходим. Например, к необходимости гуманизма (хотя бы на словах). В древней Спарте нормой считалось сбрасывать слабых детей и стариков в пропасть. Теперь их лечим, хотя в этом отношении ещё далеки от нормы.
Механизм обучения – закон причинно-следственной связи, через который проходит каждое действие человека или народа. Сделал что-то достойное – пожни взошедшие плоды. Ошибся – ответь за свою недальновидность, познай природу страдания. Не только в виде длительной боли как историческое возмездие, но и в смысле страды – долгого и напряжённого труда. В этом значении самые великие примеры тружеников для меня – Христос и русские святые, старцы.
Смысл же русской истории особый. Он – в жертве, которую наша страна принесла на алтарь человечества, осваивая самую большую и тяжёлую по климатическим условиям территорию планеты и создав уникальное государство, основанное на идеях справедливости. Мы защищали и Восток, и Запад от взаимного истребления, поглощая завоевателей на своих необозримых просторах, об этом писал Пушкин. Мы показали миру примеры братского общежития народов и русской святости, создали величайшие литературу, искусство, культуру, которыми восхищается человечество.
Убеждён, что евангельская идея жертвы была усвоена Россией на практике как никакой другой страной в мире.
С. К. – Что ты думаешь о соотношении традиции и инакомыслия? Нужно ли последнее России или оно вредит?
Ваша история с Запиской и обращение к властям с предложением о необходимости перемен на основе идей Рериха вызвала партийные споры в Новосибирске и Москве. После чего возникли публикации о вашей истории, вышли даже две книги: «Инакомыслие в Академгородке» и «Под небом Уймона. История строительства музея Рериха на Алтае». К инакомыслию власть и люди всегда относились по-разному. Тогда вас восприняли как врагов, по крайней мере, как заблудших, возникло партийное дело. Советская власть считала, что в обществе должно быть только единомыслие. Хотя бы формальное. Потом наступила перестройка, из столицы инициировали плюрализм мнений. Но быстро выяснилось, что определённые силы вне страны и внутри неё превратили публичную множественность в разрушение… Возникло народное сопротивление либерализму, хитроумному по форме, но глупому и бездарному по сути. В какой мере, по-твоему, России нужно инакомыслие, а в какой нужны монолитная власть и главная идея?
Ю. К. – Наше инакомыслие в Записке было в рамках коммунистического проекта, а не формулы «Советы или либерализм». Идея коммунизма прошла через все общественные формации: первобытный и рабовладельческий строи, феодализм, капитализм. И через все религии.
Точно так же самодержавная власть сопровождает всю человеческую историю. Даже демократический Древний Рим начал с царей и кончил цезарями. Краткий период двоевластия – консульской демократии – делал частые исключения для военных кризисов. Тогда все бразды правления вручались диктатору. Погубила античный Рим демократия. Это случилось, когда цезарей путём демократических дебатов стала выбирать солдатня.
В микро- и макрокосме похожая картина: электроны вращаются вокруг атомных ядер, планеты – вокруг Солнца, галактики – вокруг своих центров… Что случается, когда элементарные частицы раскалываются, а планеты сходят с орбит, лучше меня скажут физики и астрономы. Продолжу в том смысле, что соотношение традиции и инакомыслия регулируется не властным верхом или народным низом,а Свыше. На Востоке это называют Тэнгри – Божественным Небом. Если такой термин кажется неприемлемым, скажу: Бог, Иисус Христос, Инобытие, Абсолют, то есть Сила, превышающая человеческую. И прав всегда оказывается не тот, кто много о Ней говорит, а тот, кто молча в своей душе на неё опирается.
С. К. – Когда ты садишься за письменный стол, ты обычно имеешь план, что напишешь, или действуешь спонтанно?
Ю. К. – И то, и другое. Конечно, как все, планирую. Например, книгу воспоминаний, которую делаю теперь, или переводы поэтов Франции, поэтов-суфиев, которые уже сделал и издал… Но порой приходит жажда писать собственные стихи – уступаю желанию.
С. К. – В психологии есть такое понятие «10 000 часов» – волшебное число, ведущее к мастерству. Чтобы расшифровать его, приведу цитату. Невролог Даниель Левитин пишет:
«Из многочисленных исследований вырисовывается следующая картина: о какой бы области ни шла речь, для достижения уровня мастерства, соразмерного со статусом эксперта мирового класса, требуется 10 000 часов практики. Кого ни возьми: композиторов, баскетболистов, писателей, конькобежцев, пианистов, шахматистов, отпетых уголовников и так далее, – это число встречается с удивительной регулярностью. Десять тысяч часов – примерно три часа практики в день, или двадцать часов в неделю, на протяжении десяти лет. Это, разумеется, не объясняет, почему одним людям занятия идут на пользу больше, чем другим. Но пока ещё никому не встретился случай, когда высочайший уровень мастерства достигался бы за меньшее время».
Что получается применительно к поэзии? Если ты не сидишь за письменным столом по три часа каждый день лет 20 или по восемь часов каждый день несколько лет подряд, ты большого мастерства не обретёшь. Как ты знаешь, я занимаюсь китайским цигуном, и нам мастер говорит, что мастерство цигуна и любого вида боевого искусства – это прежде всего количество повторений каждого упражнения, которое, если его сознательно повторять, постепенно переходит в качество. Из этой закономерности становится понятно, почему достигали большого мастерства русские поэты дореволюционной эпохи или крепкие советские профессионалы. Они были относительно состоятельны, имели возможность сидеть за столом сколько нужно, не заботясь о том, что нужно будет завтра есть. Конечно, были исключения: Гаршин, Достоевский, – но они побеждали нищету яростным усилием. В одном случае оно закончилось самоубийством, в другом – смертью в не самом пожилом возрасте. Сейчас литератор, тем более поэт – это человек бедный, а если он пытается прокормиться литературным трудом, то и нищий. Для выживания он должен где-то работать, а потом по вечерам, ночам и выходным торопливо навёрстывать потерянное время и пытаться создать шедевры.
Чтобы набрать желанные 10 000 часов, он должен работать по три часа каждый день после работы в течение двадцати лет. Но чтобы реализоваться в литературе, мало писать на высоком уровне, нужно ещё потратить время на пробивание написанного. Предположим, на это потребуются ещё час-другой в день. Серьёзные журналы имеют маленькие тиражи, значит, нужно пробиться в массовые издания, которые резко снижают планку текстов. Но предположим, что поэт пробьётся в журналы и опубликуется там. Кто будет его читать, ведь у людей резко снизился интерес к поэзии. Можно, конечно, бесплатно публиковаться в Интернете, но это, пожалуй, и всё, что остаётся. Что же делать поэту, тем более в эпоху всеобщего спада интереса к поэзии?
Ю. К. – В этом одном вопросе их слишком много. Соответственно, требуется несколько ответов. Начну с последнего.
А). Насчёт снижения интереса, хотя я сам писал об этом, – это как сказать. Тиражи сборников поэзии, конечно, существенно уменьшились, но число изданных книг стихов возросло в разы. И пишущих стихи меньше не стало. Причём пишут люди самого разного калибра, скажем, такие как Е. М. Примаков, и фигурантка судебного дела о краже в «Оборонсервисе». В данном случае речь идёт о людях зрелых. В юном же возрасте стихи и теперь пишет едва ли не каждый второй.
Так что константа интереса к поэзии стабильна со времён «Вьясы» и «Махабхараты». Другое дело – отношение власти к культуре вообще и к литературе и поэзии в частности. В России, например, пик государственного внимания к поэзии приходится на годы советской власти, упадка – на время после 1990-х годов.
Б). Что касается цитаты Левитина, то он, в принципе, прав: чтобы стать мастером самого высокого класса, нужны тысячи часов творческой практики. Сколько тысяч, не знаю. Но мне точно известно, что одним тренингом больших высот не добьёшься. В большой поэзии, как говорил Борис Пастернак, «кончается искусство и дышат почва и судьба». Не хочу пугать читателя объяснением Фёдора Тютчева, что большой поэт живёт на границе «двойного бытия», то есть рукой касается бумаги, а душой – Инобытия. Кстати, даже Тютчеву стихотворение Пушкина «Пророк» показалось кощунственным: поэт входит в контакт с самим Богом, тогда как, по Тютчеву, «мысль изречённая есть ложь». Продолжение нашего разговора на эту тему лишено смысла: поэтов уровня Тютчева, тем более Пушкина сегодня в поэзии не вижу.
В). О фундаменте мастерства «крепких советских поэтов-профессионалов» судить не могу, хотя с некоторыми из них был знаком (В. Солоухин, В. Сидоров, С. Золотцев). Также нахожусь в знакомстве и творческом взаимодействии с ныне живущим Станиславом Куняевым, которого считаю не просто «крепким профессионалом», но и большим поэтом и крупнейшим организатором литературного процесса России второй половины ХХ века.
Сам я как человек сложился в советское время, но как писатель, которого регулярно печатают, – в эпоху «либерализма».
Г). Что делать молодому поэту, чтобы наработать необходимые для успеха 10 000 часов, ответить не могу. Наверное, кроме напряжённой работы, согретой любовью к поэзии, других рецептов нет.
Себя успешным не считаю, хотя меня называют «известным писателем», членом творческого союза и автором двух десятков изданных книг.
С. К. – Продолжим тему повторений. Повторы, как мы уже говорили, – основа любого состоявшегося дела. Ты сам об этом не раз пишешь: «Повторы, повторы, повторы...». В другом стихотворении ты просишь читателя не судить тебя за повторы некоторых тем, поскольку этим хочешь укрепить в читателе надежду. В то же время у тебя есть строки о неповторимости мгновений: «И всё, конечно, повторится, и ничего не повторить». В очерке о Есенине ты вспоминаешь его стихотворение «Цветы», где он сам себя сравнивает с «цветком неповторимым», но тут ты говоришь о «неповторимо-повторимом» Есенине. Вот если эту мысль рассмотреть на понятии творческого труда поэта, то что получается? Повторы – это труд, ежедневные усилия, а что не повторяется? Вдохновение, творчество, тайна – что?
Ю. К. – Само слово «вдохновение» говорит о том, что Нечто высокое Кем-то вдыхается в нас. Я не хочу, не могу и не имею права после того, как наш поэтический апостол А. С. Пушкин в стихотворении «Пророк» приоткрыл тайну своего творчества, пускаться в объяснения на эту тему. Скажу лишь, что я человек верующий. Верю, что всё в мире этом находится под пристальным приглядом Инобытия, Мира Того. Иисус Христос называл Тот Мир Отцом, о Себе говорил, что послан на Землю Отцом, а также «кто видел Меня, тот видел Отца». Большего откровения никто людям никогда не говорил. Для меня Иисус Христос, при всём моём преклонении перед Пушкиным, – наивысший авторитет. Наполниться лучом Христа – высшая цель.
Что касается «повторов», то да, это основа творчества. Всё в мире подчинено ритму повторов: четыре времени суток, четыре сезона в году, четыре времени жизни человека. Я верю, как и все древние и некоторые современные народы, что каждый человек живёт не одну жизнь, а повторяет множество их, что память о прошлых и предвидение будущих воплощений от подавляющего большинства людей сокрыта. Не стану делать исключения для себя. Потому что психика человека не в состоянии выдержать груз всего прошлого знания о себе. Но в изменённых состояниях сознания, например, в снах, прорывы в прошлую и будущую жизнь возможны. И скоро такие прорывы станут возможны для многих людей.
Вообще, согласно пророкам и моим собственным ощущениям, мы не накануне новой мировой войны, нас ожидает прекрасная эпоха возрождения золотого века человечества. По заключениям учёных, наша Галактика совершила так называемый сидеральный оборот вокруг своего галактического Солнца… Такое случается один раз в 25 000 с лишним лет. На языке привычных сезонных изменений – нас ожидает весна человечества. Зимняя пора Земли закончилась.
Ты просишь меня расшифровать понятие «повтор» в моих стихах. Но я поэт, не учёный, мыслю верой и образами. Вера и образы – это другой способ познания мира. Есть даже такой религиозный термин «верознание» – качество, свойственное большим учёным. Например, Гераклит говорил: «Нельзя войти в один и тот же поток дважды». Потому что вода в потоке будет каждую секунду иной. Также и смены ночей и дней, времён года, циклов развития человечества при всей похожести имеют отличия. А главное – никогда не заканчиваются.
Ты спрашиваешь: на что настроиться? Я себя настраиваю на вечное движение жизни, на вечные «повторы», а это настраивает на постоянный труд и неиссякаемый оптимизм. Если всё делаешь старательно и с мыслью о совершенстве, каждый повтор в творчестве начинает превосходить предыдущий и становится неповторимым.
С. К. – Давай ещё раз кратко пройдёмся по самым главным темам твоей жизни. Что, в твоём понимании, есть жизненный путь человека, смысл жизни, предназначение – как для всех людей в целом, так и для самого себя? Дай формулу.
Ю. К. – Подъём души вверх. Не позволяй обстоятельствам, невидимым бесам и видимым тёмным людям заставить тебя упасть. Если всё-таки это произошло, если упал, поднимай душу до прежнего уровня, потом обязательно выше.
С. К. – Что на протяжении всей своей жизни искал ты?
Ю. К. – То, что намного выше меня, что называют «Богом».
С. К. – Какова логика и линия твоего развития: прямая, кривая, изломанная, спиральная? Можно ли выстроить чёткую траекторию твоей жизни?
Ю. К. – Любая жизнь не может иметь чёткую траекторию. В ней непременно бывают прорывы вперёд, отступления назад, кривые, изломы и т. д. Важно, чтобы сумма шагов или рывков вперёд и вверх превышала провалы вниз.
С. К. – Как бы ты определил сценарий собственной жизни: победителя, жертвы – или обозначил бы другим словом?
Ю. К. – «Но пораженья от победы ты сам не можешь отличать» – сказал Пастернак. Сам не можешь, даже не имеешь права дать название «сценарию жизни», пока она не окончена. Иногда можно самым последним неверным шагом испортить всю жизнь.
С. К. – Самое первое твоё жизненное мироощущение: с чем ты родился, как ты ощущал себя – это не столько воспоминания, сколько именно мироощущение.
Ю. К. – Первое воспоминание, которое помню, получил в три года, а первое ощущение, часто приходящее во сне: мать читает мне, младенцу, «Руслана и Людмилу».
С. К. – Если бы тебя попросили подвести итог собственной жизни, каковы твои основные достижения, чего ты добился, какими результатами гордишься?
Ю. К. – Что пока даю возможность душе выжить, не скурвиться, хотя соблазнов и падений было немало.
С. К. – Каковы твои главные ошибки, что ты упустил, сделал не так, что тебя не устраивает?
Ю. К. – Ошибок и упущений было много. Если говорить о главных, то – поздно начал писать «путёвые» стихи. И лишь после пятидесяти лет они стали полностью «сливаться» с жизнью. Это ошибка или упущение? Лермонтов говорил: «Я раньше начал, кончу ране». В восемнадцать лет написал «Маскарад». Я в восемнадцать лет был балбесом. Поэтому о себе могу лишь сказать: начал поздно и на 86-м году жизни заканчиваю.
С. К. – Почему опоздание?
Ю. К. – Поэт, как и любой человек, всегда управляем. К счастью, Тем, кто больше него, но, к несчастью, бывает, и теми, кто меньше, – бесами. Всё это, разумеется, относительно. Потому что в жизнь даже великих людей и в преклонном возрасте могут вмешиваться черти.
С. К. – Приведи пример.
Ю. К. – Толстой, после того как женился в 30 лет, записал в дневнике, что никогда не изменял жене, хотя в молодости, по собственному признанию, вёл распутную жизнь. А в возрасте далеко после шестидесяти, когда перешёл на праведный образ жизни, признавался, что «грешил» с законной женой и очень об этом сожалел. Судя по его «Дневнику» Льву Николаевичу очень хотелось стать, как Конфуций и Лао-цзы, безгрешным мудрецом.
С. К. – На фоне откровений наших «звёзд» и западных однополых браков толстовские признания выглядят как грехи агнца. Ты пережил Льва Николаевича на четыре года. Сожалеешь ли о чём-либо, как он?
Ю. К. – Прозаические дневники никогда не вёл. Вся моя жизнь – в стихах. Толстого превзошёл только по числу прожитых лет, но никак не по величию. Поэтому покаянных признаний делать не стану. Чтобы не сглазить остаток жизни, этой и будущей.
С. К. – Твоё пожелание, завещание людям и стране, может быть, выраженное в стихах в виде формулы. Что всё-таки самое главное сейчас? Что нужно делать каждому?
Ю. К. –Ну, это не в моём характере, делать какие-то велеречивые пожелания и напутствия. Повторю, что я уже сделал в сборнике «Душа моя, поднимем паруса!», стихами.
* * *
Я всё сказал себе и веку,
Ветрам и пням, траве и снегу,
Времён грядущих человеку,
Быть может, кое-что сказал.
И суть не в том, что будет позже,
Кто скажет меньше или больше.
Мне важно, чтобы русский поршень,
Когда уйду, не отказал.
И ещё:
ЗАКЛИНАНИЕ
Живу ожиданием нового взлёта
Усталого лебедя – нашей Руси.
Живу возрожденьем её из болота,
Живу возвращеньем законной оси.
За тысячелетье такая трясина
Связала впервые страну по рукам.
Не сдайся, Россия! Воскресни, Россия!
Не дай затоптать себя в землю врагам!
Синодик благодарностей
Обо всех, кто оставил в моей душе глубокий след и тёплые впечатления в одной книге не скажешь.
Тем более о Том, кто всю жизнь с самого рождения незримо стоит за моими плечами? Кто поддерживал, охранял, а иногда бережно подставлял недоросля, под удары жизни. Да, Берёг и Подставлял одновременно, потому что без понимания необходимости таких ударов нет взрослого человека.
У Сергея Есенина есть изумительные по красоте строки:
Несказанное, синее, нежное…
Тих мой край после бурь, после гроз,
И душа моё - поле безбрежное -
Дышит запахом мёда и роз.
Я утих. Годы сделали дело,
Но того, что прошло, не кляну.
Словно тройка коней оголтелая
Прокатилась сквозь всю страну.
…Разберемся во всем, что видели,
Что случилось, что сталось в стране,
И простим, где нас горько обидели
По чужой и по нашей вине.
Несказанный подарил мне годы жизни почти в три раза, длиннее, чем у Сергея Александровича. Правда, таланта такого не дал. Зато дважды позволил увидеть и почувствовать «оголтелую тройку», трижды разобраться в горечи обид «по чужой» и «по нашей «вине». Также убедиться, что «напылившие» и «накопытившие» вовсе не «пропали под дьявольский свист», но продолжают свою линию, главным образом «по нашей вине», потому что мы поумнели недостаточно, остались по-прежнему чересчур простодушными…
За это их стоит не только простить, но и благодарить, что учат уму-разуму.
Несказанный же воспитывает нас через людей и обстоятельства. При этом соотношение благоприятного, малоприятного и совсем неприятного в жизни каждого зависит от личной точки зрения. Про себя скажу так: в моей жизни первого было всегда меньше остальных двух, зато в конечном счёте оно торжествовало, потому что второе и третье исправно служили первому.
Хочу поблагодарить самых разных людей, кто был значимым в моей жизни и о ком я не успел сказать в воспоминаниях.
Итак, первое и особое благодарение за «Предчувствие Весны» - Ему.
Вторая благодарность Максиму Голишеву, который финансировал издание почти всех моих книг. Этот человек для меня - пример служения Духу через материю. Если бы такие люди, как он, руководили экономикой нашей страны, она быстро встала бы на ноги. Максим Голишев принадлежит к новому типу предпринимателей, которому, считаю, принадлежит будущее.
Спасибо Инессе Константиновне Осиповой за многолетний подвижнический труд в издательстве «Беловодье». Подавляющее большинство моих книг вышло именно в этом издательстве, многолетним организатором и душой является она, трудясь с утра до вечера. Спасибо и работникам издательства «Беловодья» Галине Петровне Бокарёвой, Маргарите Юхимовой, Ирине Константиновне Дергуновой. Благодаря усилиям этих людей небольшое издательство проделало огромную работу по выпуску содержательной духовно-философской литературы и на хорошем профессиональном уровне. Ничуть не хуже очень солидных книгоиздательских фирм.
Спасибо Тамаре Дмитриевне Струк за гигантскую работу по расшифровке наших бесед с сыном, записанных на магнитофон. Она почти год бескорыстно занималась этим делом.
Моя благодарность Татьяне Викторовне Смирновой за подбор фотографий героев книги и за её собственные снимки, украсившие многие мои издания, в том числе «Предчувствие Весны» и за огромную помощь в работе «Русского клуба», теплоту и участие .
Книги важно не только выпустить, но и распространить. Моим повезло. Их распространяли и пропагандировали в разной форме такие незаурядные и очень скромные люди, как новосибирцы и мои друзья - Евгений Фёдорович Мартышев, члены «Русского клуба» Раиса Кузьминична Вязаницына, Борис Егорович Юдин, Надежда и Юрий Ащепковы, Юрий Михайлович Милов, Раиса Емельяновна Иванова, Лидия Михайловна Ливнева, Татьяна Трофимова-Воронцова, Раиса Никитична Арабей, Валентина Петровна и Александр Гребневы, Игорь Александрович Ушаков, Елизавета Панфилова, Наталья Ивановна Серебрянникова, Елена Дедова. Благодарю за помощь в организации моих вечеров директора Новосибирской областной библиотеки Светлану Анатольевну Тарасову и библиотекаря Татьяну Николаевну Красникову.
Благодарю за разнообразную помощь, поддержку, сотрудничество и дружеское отношение таких людей как журналисты Амир Борисович Нагуманов, Вячеслав Васильевич Тяботин, Андрей Геннадьевич Челноков, литераторы, деятели искусства, культуры, духовные искатели и просто хорошие люди:, Надежда Григорьевна и Ангелина Басалаевы, Ирина и Светозар Дарневы, Вячелав Николаевич Изразцов, Сергей Михайлович Васильев, Иван Семенович Зайцев,Любовь Валерьевна Сокольская, Любовь Чучалина, Виктор Григорьевич Зникин, Олег Минченко, Екатерина Пурим, Игорь Калинин. Благодарю моих красноярских друзей - Владимира Николаевича Кочнева,Татьяну Кузьменко, Евгения Кузему, супругов Ольгу и Владимира Лалетиных, Вячеслава Тихонова, Анастасию Сорокову, Анастасию Пушкину. Благодарю моих собратьев по духовным исканиям – Алексея Николаевича Дмитриева, Евгения Николаевича Киселёва, Игоря Калинина, Шалву Александровича Амонашвили, Геннадия Ивановича Шипова, Наталью Александровну Тоотс и Владимира Васильевича Надёжина, Сергея Михайловича Зорина, Юрия Ивановича Болденкова, Вилли Августата, Дмитрия Попова, Леонида Калошина, отца Александра Кузина. Благодарю членов центра «Беловодье» Татьяну Молодову, Татьяну Мельникову, Светлану Писанову, Градиславу Алексеевну Боброву.
Благодарю самых разных литераторов, писавших обо мне статьи - Владимира Григорьевича Бондаренко, Льва Александровича Аннинского, Геннадия Викторовича Иванова, Валентина Яковлевича Курбатова, Сергея Станиславовича Куняева, Ксению Григорьевну Мяло, Владимира Михайловича Костина, Леонида Васильевича Ханбекова, Юрия Владимировича Линника, Владимира Николаевича Яранцева, Юрия Горбачёва, Николая Валентиновича Серебренникова, Александра Петровича Казаркина, Владимира Павловича Смирнова, Ивана Семеновича Кузнецова, Ольгу Евгеньевну Аникину, Владимира Николаевича Яранцева. Я благодарен всем литераторам и деятелям культуры, помогавшим публикации моих работ и одобрительно отзывавшихся о моем творчестве – литераторам Станиславу Юрьевичу Куняеву, Александру Андреевичу Проханову, Виктору Ивановичу Лихоносову, Александру Ивановичу Казинцеву, Анатолию Анатольевичу Парпаре, Эдуарду Владимировичу Балашову, Геннадию Николаевичу Красникову, Льву Александровичу Аннинскому, Владимиру Григорьевичу Бондаренко, Валентине Григорьевне Ерофеевой Сейдахмету Куттыкадаму, Сергею Александровичу Маркусу, Аиде Сергеевне Соболевой, Ольге Тимофеевне Брушлинской, народным артистам Николаю Петровичу Бурляеву, Александру Яковлевичу Михайлову, Аристарху Евгеньевичу Ливанову, художнице Юлии Виктороне Бугуевой, искусствоведу Юрию Петровичу Маркину, профессору философии Валерию Дмитриевичу Диденко. Спасибо музыкантам, написавшим музыку к моим стихам и исполнявших мои песни – Сергею Старостину, Вячеславу Асанову, Владимиру Иванову, Юрию Назарову, Игорю Гельману, Евгении Чижиковой.
Некоторых из писателей уже нет в живых - Виктора Петровича Астафьева, Вадима Валерьяновича Кожинова, Владимира Алексеевича Солоухина, Юрия Ивановича Селезнёва, Валентина Митрофановича Сидорова, Станислава Александровича Золотцева, Станислава Бемовича Джимбинова, но я помню их добрые устные и письменные отзывы и статьи обо мне.
Благодарю своих родственников за поддержку и внимание – мою родную сестру Людмилу Дулякову, журналистку и сестру моей жены Татьяну Ивановну Иванову, ученых-биологов из Севастополя Ларису и Виталия Рябушко, внука Александра, жену моего сына Ольгу Ключникову.
И, конечно, моя великая благодарность самым родным и близким людям, друзьям, единомышленникам, помощникам, без которых появление этой книги было бы невозможно – жене Лиле и сыну Сергею.
2012-2017 гг.
|
