Художник и Поэт

Редко чьё имя в истории отечественной науки вызывало и вызывает до сих пор столь разнообразные толки, как имя Константина Эдуардовича Циолковского (1857-1935). Они начались ещё в 19 веке, когда, когда Циолковский свои первые научные работ по воздухоплаванию отправлял отцу русского самолётостроения Н.Е. Жуковскому, а тот регулярно то «терял» их, то «забывал» ответить автору. Они продолжаются и сегодня в многочисленных публикациях некоего кандидата наук Г. М. Салахутдинова., упорно доказывающего нулевую значимость наследия гениального калужанина. Как же! В отличие от остепенённого критика, Циолковский (Салахутдинов это неустанно подчёркивает) не имел даже высшего образования!

Но нельзя также не отметить что мало, у кого из великих людей науки было столько поклонников, защитников и помощников, как у КЭЦ. (Этой аббревиатурой Циолковского часто величали в советские времена. Воспользуемся ею и мы). И вот ведь парадокс: среди недоброжелателей Константина Эдуардовича нередко встречались не какие-нибудь Сальери, но люди весьма значительные, например, упомянутые выше Н.Е. Жуковский и Ф.А. Цандер.
Cреди же покровителей такие неожиданные сочетания, как Менделеев и Сталин. Враги К. Э. объясняют покровительство последнего тем, что учёный был типичным «совком». Но горячим поклонником Циолковского был отец Александр Мень, которого в «совковости» уж никак не упрекнёшь, а в недостатке учёности и религиозности - тем более. Его статья «Циолковский и атеизм», опубликованная в 90-е годы в семитомнике «Истории религии» - настоящий панегирик пророческой глубине и бесстрашию калужского отшельника от науки.

Ещё один парадокс. Одна из первых работ Циолковского, заявившая, а потом закрепившая приоритет учёного в области ракетостроения «Освоение межпланетных пространств с помощью реактивных приборов» подверглась жесткой цензуре именно в дореволюционные времена (1903 г.). Цензор попросту запретил её печатать в журнале «Научное обозрение» по причинам явного несоответствия идей автора тогдашним научным представлениям и догмам церкви. Потребовалось поддержка Д. И. Менделеева, который, ознакомившись с работой Константина Эдуардовича и выслушав жалобы редактора журнала на цензурный произвол, сказал: «Ну, конечно, цензор есть цензор. Он ведь получает жалованье не за разрешения, а за запрещения. Но я вам дам совет не как химик, а как дипломат. Сведите все ваши доводы в защиту полёта на реактивных приборах к пиротехнике. Докажите им, что, поскольку речь идет о ракетах, это очень важно для торжественных праздников в честь тезоименитства государя и “высочайших особ”. Вот пусть тогда вам запретят печатать статью!» Редактор воспользовался этим советом и, стараясь быть серьезным, изложил эти “соображения” цензору. Разрешение было получено.

Что же касается работ Циолковского, опубликованных в советское время, то их в четыре раза больше, чем в царское. И каких работ! Труды по ракетной технике занимают среди них весьма скромное место, главным же образом – это философские эссе ярко выраженного идеалистического направления с характерными названиями: «Воля Вселенной», «Нирвана», «Причина Космоса» и др. Причём Константин Эдуардович все их, по установленной им традиции до революции и после неё, издавал только за свой счёт. Поскольку не терпел малейшего постороннего вмешательства в рукописи, никакой редакторской правки и цензуры.
Как же могли в сталинскую пору появиться в нашей стране книжки, где без обиняков декларирован панпсихизм материи, а причиной Космоса объявлен Непознаваемый Разум? Тогда и более скромные уступки идеализму безжалостно карались как антимарксистская ересь. Но брошюры – налицо, автор умер в 78 лет своей смертью, не только обласканный советской властью, но и названный ею отцом космонавтики, хотя сам свои ракетные проекты ценил не высоко и не скрывал, что они лишь второстепенный инструмент к полётам в иные миры в телах из лучистой материи.

Вот уж действительно - чудны дела твои, Господи! И как не подумаешь, что в наши дни всеобщего возвращения в лоно религии или модного спроса на НЛО, философская мысль Циолковского остаётся в тени. Не потому, что мало публикаций. Интернетский сайт отца русской космонавтики перенасыщен текстами диссертаций на темы его философии. Но в лучшем случае, это добросовестное изложение идей великого калужанина. Циолковского же раздражала околонаучная возня вокруг его имени. Не разговоры его интересовали – действие. Он мечтал своей философией обогреть человечество, подарить ему вечное чувство счастья. «Я хочу привести вас в восторг от созерцания Вселенной, от ожидающей всех вас судьбы, от чудесной истории прошедшего и будущего каждого атома. Это увеличит ваше здоровье, удлинит жизнь и даст силу терпеть превратности судьбы. Вы будете умирать с радостью в убеждении, что вас ожидает счастье, совершенство, беспредельность и субъективная непрерывность богатой органической жизни. Мои выводы более утешительны, чем обещания самых жизнерадостных религий. Ни один позитивист не может быть трезвее меня. Даже Спиноза в сравнении со мной мистик, Если и опьяняет моё вино, то всё же оно натурально».
Старая история! Люди не спешат принимать подарки пророков. А если принимают, то обычно лишь те, что сулят немедленную выгоду, которую можно пощупать руками. Обещание же Циолковского подарить человеку радостную идею вечного путешествия по Вселенной в форме живущего в каждом из нас духовного атома висит до сих пор загадкой в умах мужей науки, так же как слова Иисуса Христа, сказавшего, что Царство Небесное внутри человека меньше горчичного зерна. Не о том ли атоме речь?

Однажды в беседе со своим другом и соратником А.Л. Чижевским Константин Эдуардович сказал: «Неужели вы думаете, что я, допуская эволюцию человечества, оставляю ее в таком виде, в каком человек прибывает теперь: с двумя руками, с двумя ногами и т.д. Нет, это было бы глупо. Эволюция есть движение вперед. Человечество, как единый объект эволюции, тоже изменяется, и, наконец, через миллиарды лет превратится в вид лучистой энергии». Поистине cлова, достойные апостола Павла: « Не все умрём, но все изменимся».
Сейчас многие говорят о том, что Циолковский слишком опередил своё время. Но в чём и как? Об этом лучше всего рассказывает он сам.

ГРАНИ ЖИЗНЕННОГО ПУТИ

«Я всю жизнь жаловался на судьбу, на несчастья, на препятствия к плодотворной деятельности. Случайны ли они, или имеют какой-либо смысл? Не вели ли они меня по определенному пути с определенной высокой целью?
Я родился в 1857 году1. В 1867-1868 году, когда я был приблизительно 10-11 лет, последовал первый удар судьбы. У меня была скарлатина, результатом чего были: некоторое (умственное) отупение и глухота. До этого же я был счастливым и способным ребенком, меня очень любили, вечно целовали, дарили игрушки, сладкое, деньги2.
Что же было бы со мной, если бы я не оглох? Предвидеть этого точно, конечно, невозможно, но приблизительно было бы следующее: по моим природным способностям, здоровью, счастливой наружности, талантливости я пошел бы по проторенной дорожке. Кончал бы разные курсы, служил, делал карьеру, женился, имел много детей, приобрел бы состояние и умер в счастье ограниченный, довольный и окруженный многочисленным потомством и преданными людьми. Ум бы мой почти спал, успокоенный счастьем, удовлетворенный природой.

Я, может быть, сделал что-нибудь маленькое, написал какую-нибудь книжку, развил какую-нибудь философию, может быть, изобрел бы что-нибудь и осуществил, но все это было бы очень ничтожно и сомнительно, так как счастье и удовлетворенность погашают высшую деятельность. Но что же сделала со мной глухота? Она заставляла страдать меня каждую минуту моей жизни, проведенной с людьми. Я чувствовал себя с ними всегда изолированным, обиженным, изгоем. Это углубляло меня в самого себя, заставляло искать великих дел, чтобы заслужить одобрение людей и не быть столь презираемым. Мне всегда казалось, что за глухоту меня презирают. Да оно так и было, хотя принято скрывать презрение к больным и уродам.

Но глухота одна не могла бы сделать из меня то, что вышло. Помимо благоприятной наследственности, последовал еще ряд толчков и жестоких ударов, которые довершили дело глухоты».
Прежде всего, таким толчком было, по словам Циолковского, увлечение Евангелием, «придание огромного значения» личности Иисуса Христа, хотя калужский затворник признавался, что «никогда не причислял его к сонму богов по причине материалистического взгляда на мир». « Вместе с тем материализм во мне уживался с верой в какие-то непостижимые силы, связанные с Христом и Первопричиной. Я жаждал этого таинственного. Я пожелал в доказательство видеть… Часто сиживал на крыльце… думал и смотрел на облака. Вдруг вижу, в южной стороне, не очень высоко над горизонтом, облако в виде очень правильного четырехконечного креста. Долго я следил за облаком, и форма его сохранялась. Затем это мне надоело, и я стал смотреть по сторонам или задумался, не помню. Только погодя немного опять взглянул в ту же сторону. Теперь был не менее удивлен, так как видел облако в форме человека. Фигура была отдаленная, некрупная, ясно были видны руки, ноги, туловище и голова. Фигура тоже правильная, безукоризненная, как бы вырезанная грубо из бумаги».

Как относится материалист к подобным видениям? В лучшем случае, как к случайному сочетанию облачных паров или к галлюцинации. А - верующий? Как к знаку Божию, зовущему к покаянию и молитве. Циолковского его видения и другие «толчки» позвали к научному осмыслению религиозного опыта. «Мы должны, - писал он, - признать за ней (религией) право на существование, ибо нельзя миллионы людей признавать полоумными или просто глупцами. Над этими общепринятыми во всех религиях символами («душа», «потусторонний мир», «рай», «ад») надо глубоко поработать, расшифровать их с космической точки зрения».
«Я всегда помнил, что есть что-то неразгаданное, что Галилейский учитель и сейчас живет, и имеет значение, и оказывает влияние до сих пор. Это придавало интерес тяжелой жизни, бодрило. Несмотря на то, что я был проникнут современными мне взглядами, чисто научным духом, материализмом, во мне одновременно уживалось и смутно шевелилось что-то непонятное. Это было сознание неполноты науки, возможность ошибки и человеческой ограниченности, весьма далекой от истинного положения вещей. Оно осталось и теперь и даже растет с годами».
Что имел в виду КЭЦ?

Циолковский сообщает о случае, происшедшем с ним 31 мая 1928 года. Наблюдая закат, он почти у самого горизонта увидел будто бы напечатанные в облаках, четко прорисованные буквы «RАУ» и долго размышлял, что они означают. Пока его не осенило – буквы-то латинские. И тут же выстроилось четкое - РАЙ. «Слово было довольно пошлым, - пишет он, - но что делать? Бери, что дают. Я понял все это так: после смерти конец всем нашим мукам, то есть то, что я и доказывал. Таким образом, само небо подтвердило мои предположения», - заключает он.

Вся жизнь Константина Эдуардовича. была подчинена задаче разгадки «истинного положения вещей» на земле и за её пределами. И упорство его расшифровать научно истины религии с годами возрастало. «Потусторонним миром» для КЭЦ стал огромный, населённый иными цивилизациями Космос, в существование которых он непреложно верил. Бессмертной душой, точнее, ядром человеческой индивидуальности, калужский мудрец полагал «дух-атом», который не только может - обязан завоевать космическое пространство и заселить его. «Раем» для Циолковского было постоянное чувство радости, связанное с выполнением такой задачи; «адом» - обыдённость нашей скорбной планеты, уникального в Мироздании питомника для выращивания наиболее сильных духов, способных покорять космическое пространство.
Циолковский понимал, что решить такие грандиозные научные задачи можно, лишь сосредоточив все мысли, чувства и действия на поставленной задаче. Точно так же, как религиозный подвижник сводит все мысли к молитве или к мантре, подвижник от науки, отрекаясь от любых мирских соблазнов, забывает себя ради проникновения в истину научную. Калужский затворник сформулировал свой метод достижения истины в брошюре «Нирвана», как полное обуздание психосферы на пути к Истине и Свободе. Одним из первых он возвратил буддизму научные первоосновы, завещанные Готамой-Буддой и превращённые последующими поколениями монахов в религию. Обывательский же подход к буддизму трактует Нирвану, как отрицание жизни и уход в небытие.

Циолковский не только вернул понятию Нирваны его первоначальный смысл, но и всей жизнью с молодых лет жил полным сосредоточением на Истине. Отец посылал ему на содержание во время учёбы 7-8 рублей ежемесячно. По ценам 19-го века этого хватало на сносное существование. КЭЦ же обходился 90 копейками в месяц, тратя остальные деньги на книги и на материалы для научных опытов. Уже потом, женившись и «настрогав» полдюжины детишек, он основную часть зарплаты школьного учителя расходовал на те же цели. К счастью, женой учёного оказалась дочь священника, которая безропотно терпела полуголодное существование и самоотверженно помогала мужу, сняв с него по существу все бытовые заботы.
С воцарением советские власти житейская ситуация учёного изменилась к лучшему. Декретом В.И. Ленина в 1919 г. Циолковскому была назначена не плохая по тем временам пенсия, как выдающемуся деятелю науки. Поэтому с ним вынуждены были считаться все специалисты по воздухоплаванию. Усилил авторитет КЭЦ И.В. Сталин, приславший в канун 75-летия поздравительную телеграмму. Реверансы Константину Эдуардовичу вынуждены были отвешивать самые злобные недоброжелатели. Но, как поётся в романсе, «и тайно и страстно оружия ищет рука». Интриги вокруг Циолковского плелись всю жизнь, кровь ему портили до самой смерти. Увы, се - человек…

В 1932 году к Циолковскому приезжал писатель Л. Кассиль. Любопытен эпизод из его статьи, опубликованной в газете «Известия»:
Ну, Константин Эдуардович, как вы думаете, скоро я отправлюсь специальным корреспондентом «Известий» на Луну?
Циолковский хохочет. Он смеется удивительно вкусно, легко, заразительно…

- Ишь, прыткий... Не-ет, Это не так скоро. Сначала еще пусть стратосферу завоюют... Вот дирижабль мой - тот может хоть сейчас полететь, он вполне осуществим. А все тянут... Обещали начать давно, да всё комитеты, инстанции. Очень уж много... Ибсен вот зло сказал как-то,.. только вы не передавайте, а то еще обидятся: «Когда черт захочет, чтоб ничего не вышло, он внушает мысль учредить новый комитет». Иногда и решишь в сердцах, что Ибсен-то прав... Я человек смирный, но как же тут не сердиться... Ведь это нужно СССР... И человечеству нужно, значит...»
Чем ещё можно объяснить не только чиновничью мышиную возню «комитетов», но и завистливо-крысиную возню вокруг имени учёного, кроме процитированного выше библейского вздоха? Ответ очевиден.
Для академиков и докторов наук КЭЦ был странным школьным учителем из провинциального захолустья, который каким-то непонятным боком прикоснулся к величайшим проблемам науки и в то же время просто, здраво, убедительно стыковал их с древними постулатами религий. Да так, что ни священник, ни учёный ничего не могли возразить. Можно понять Н.Е. Жуковского, когда бы он увидел в присланном Циолковским письме только подтверждение своим летательным проектам. Но ведь там были проекты освоения Космоса в телах из света!

«Что путного может происходить из Назарета?» - спрашивали две тысячи лет назад в Иерусалиме законодатели мудрости того времени. Вот и тянул с ответом калужскому мечтателю столичный профессор, не зная, что сказать о мало понятных ему проектах. К чести Н.Е. Жуковского, он не только «молчал», однажды всё-таки обронил похвалу идеям Циолковского. Потом спохватился, отозвал свои хвалебные слова.
« Грустно и больно думать о том, что даже крупнейшие люди обладают такими жалкими слабостями, которые обычно присущи людям мелким и никчемным», - философски заметил Циолковский своему другу Чижевскому. А мелких специалистов в области техники провинциальные штудии КЭЦ только бесили. Он отвечал своим врагам не по-христиански, скорее, по-конфуциански: за добро – добром, за зло – по справедливости. Любил повторять изречение Козьмы Пруткова: «Специалист подобен флюсу: полнота его односторонняя». В своих письмах отзывался о специалистах ещё жестче: «Слепые и глухонемые дурни, вам бы в звериных шкурах ходить...».

Перефразируя Есенина, можно задать вопрос, откуда вообще «закатился» в научную среду этот её «встревоживший мятежник»? Циолковский, веривший в восточную концепцию реинкарнаций, мог бы с полным правом заявить, что «закатился» из Древней Греции, как воплощение одного из великих греков-атомистов. Тем более, иные из них были аскетами и верили в переселение душ.
КЭЦ за всю жизнь не выпил ни рюмки вина или водки, был страстным поклонником женщин, но никогда не знал ни одной до женитьбы, а, женившись, ни разу не изменил жене. С простодушной откровенностью признался в этом сам. Также называл половой акт постыдным способом продолжения человеческого рода, однако сам увеличил его на семь единиц «презренным» способом. При том назвать себя хорошим семьянином отнюдь не спешил.
«Характер у меня вообще с самого детства скверный, горячий, несдержанный. А тут глухота, бедность, унижения, сердечная неудовлетворенность и вместе с тем пылкое, страстное до безумия стремление к истине, к науке, к благу человечества, стремление быть полезным, выбраться из застенка с тою же целью, полное ради этого пренебрежение средними человеческими обязанностями.

На последний план я ставил благо семьи и близких. Все для высокого. Я не пил, не курил, не тратил ни одной лишней копейки на себя, например, на одежду. Я был всегда почти впроголодь, плохо одет. Умерял себя во всем до последней степени. Терпела со мною и семья. Мы были, правда, довольно сыты, тепло одеты, имели теплую квартиру, не нуждались в простой пище, дровах и одежде. Но я часто раздражался и, может быть, делал жизнь окружающих тяжелой, нервной. Не было сердечной привязанности к семье, а было напускное, ненатуральное, теоретическое. И едва ли это было легко окружающим меня людям. Была жалость и правда, но не было простой, страстной человеческой любви».
Эти суровые самооценки дали повод недоброжелателям КЭЦ нарисовать образ угрюмого эгоиста и гордеца, хотя близко знавший и долго друживший с Циолковским А.Л. Чижевский признавался, что редко встречал человека более скромного и доброжелательного. Он был соткан из противоречий, но не такова ли природа каждого гения?

ЦИОЛКОВСКИЙ В ОЦЕНКАХ ДРУЗЕЙ И ВРАГОВ

Ничего не характеризует человека ярче, чем ярость его врагов. Уже упоминаемый нами Г, М. Салахутдинов написал и опубликовал в либерально- перестроечное время кучу «исследований», компрометирующих отца космонавтики. Однако добился результата совершенно противоположного. Всякого рода наговоры, «чернуха» лишь чётче оттеняют космический свет звезды КЭЦ. Процитируем несколько отрывков из «трудов» Салахутдинова.
«Неужели кого-то могли убедить, его (Циолковского) работы по астрономии, биологии, физике, сплошь основанные на «догадках» и фантазиях, или его философия-религия, сияющая фейерверком неправдоподобности, представляющая собой какую-то разновидность религиозного сектантства и откровенного мракобесия?
Ответить на все эти вопросы чрезвычайно трудно, поскольку сам К.Э.Циолковский был человеком не очень простым.

Итак, в бытовом отношении крайне скромный человек. Он никогда и никого ни о чем не просил для себя. Исключения составляли крайне скромные и вполне резонные просьбы о выделении средств на проведение опытов и на публикацию работ.
И в то же время, - продолжает критик КЭЦ, - существует и другой К.Э. Циолковский: жесткий, нетерпимый, высокомерный, поставивший сам себя выше не только любого из окружавших его людей, крупнейших ученых, но и выше самого Бога, которого он решил потеснить своей атомистической философией-религией. Он не только не сделал правильных выводов из отрицательных отзывов на его работы специалистов: Федорова, Рыкачева, Жуковского, Ветчинкина и др. (Запомним последнюю фамилию, мы к ней ещё вернёмся – Ю.К.), но и, более того, обозначив их всех словом «профессионалы», стал представлять их недалекими, завистливыми, косными.

Он писал:
“Мне бы только хотелось избежать предварительного суда специалистов, которые забракуют мои работы, так как они опередили время; также и по общечеловеческой слабости: не признавать ничего оригинального, что так несогласно с воспринятыми и окаменевшими уже мыслями”. А вот еще одно признание: “Отсылать рукописи на суд средних людей я никогда не соглашусь. Мне нужен суд народа. Труды мои попадут к профессионалам и будут отвергнуты или просто затеряются. Заурядные люди, хотя бы и ученые, как показывает история, не могут быть судьями творческих работ”.
«Практические работы по ракетной технике в СССР, - продолжает свои рассуждения Г.М. Салахутдинов, - начались под влиянием не столько непосредственных идей К.Э.Циолковского, сколько в результате воздействия информации, поступавшей по этому вопросу с Запада. Роль К.Э.Циолковского здесь представляется только пропагандистской.
Он был настолько неизвестен за рубежом, что А.Л.Чижевскому пришла мысль издать специальную книгу для зарубежных ученых. Сам А.Л.Чижевский сделал к этой книге, названной, как и у Г.Оберта, «Ракета в космическое пространство», предисловие на немецком языке и около 250 экземпляров были отправлены почти в 10 стран и по 10 экз. Г.Оберту и Р.Годдарду. Были посланы различные материалы Ф.Оппелю, А.Форрейгеру, А.И.Шершевскому, в ряд магазинов, издательств, редакций, а также в Прусскую Академию наук».

После этого Г.Оберт, крупнейший западный авторитет в области ракетостроения 18 сентября 1929 года написал К.Э.Циолковскому известное ответное письмо, в котором, в частности, писал: «Я только сожалею, что не раньше 1925 года услышал о Вас. Я был бы, наверное, в моих собственных работах сегодня гораздо дальше и обошелся бы без тех многих напрасных трудов, зная Ваши превосходные работы... Надеюсь, что Вы дождетесь исполнения Ваших высоких целей. Вы зажгли огонь, и мы не дадим ему погаснуть, но приложим все усилия, чтобы исполнилась величайшая мечта человечества».
«Г.Оберт, - продолжает Гелий Салахутдинов, - прислал К.Э. Циолковскому свою книгу и остается только сожалеть, что наш соотечественник, не зная немецкого языка, с ней не познакомился поближе, поскольку в ней содержались идеи и двухступенчатой ракеты, и внутреннего охлаждения ЖРД, самостоятельная разработка которых была ему не по силам». Конец цитатам из cочинений Салахутдинова. Согласимся, в них больше вынужденной хвалы, нежели хулы.
А вот оценки друзей и людей сочувствующих.

А. Космодемьянский: «Полеты ракет наблюдали многие и до Циолковского. Первые фейерверочные ракеты были построены в Китае более 3000 лет назад. И, однако, никто из строителей ракет, никто из многих миллионов людей, наблюдавших фейерверки и иллюминации, не пришел к созданию новой науки - теории полета ракет… . Все величие таланта Циолковского, вся его творческая самобытность и оригинальность, проявились во всем блеске, именно в теории движения ракет, где многие и многие из ученых не видели ничего достойного внимания…Расширить границы познания объективных законов природы, проложить новые пути исследований в неизвестной области и дать результаты классической ясности и простоты мог только человек выдающегося дарования и гениальной проницательности».

А. Мень: «В своих сочинениях философского характера ученый развивал учение «панпсихизма» («монизма»), согласно которому космос представляет собой живое и одушевленное существо. Атомы образуют во Вселенной бесконечное разнообразие форм жизни, в том числе, человека (об этом шла речь в работах 1898–1914: «Научные основания религии», «Этика или Естественные основы нравственности», «Нирвана» и др). В позднем творчестве Циолковского центральное место занимает грандиозная планетарная и космическая утопия. В создании идеального общества Циолковский решающую роль отводил науке, ее новым, поистине фантастическим возможностям (социальному проектированию посвящены его работы: «Горе и гений», 1916; «Идеальный строй жизни», 1917; «Общественный строй», 1917; «Социология (фантазия)», 1918; «Приключения атома», 1918). С разочарованием ученого в цивилизации и возможностях научного познания связаны его религиозно-мистические искания последнего периода жизни и опыт построения новой этической системы («Живая Вселенная», 1923; «Воля Вселенной», 1928», «Будущее земли и человечества», 1928; «Научная этика», 1930; «Космическая философия», 1935.

С.Королёв : «Он не воспользовался своим избранием членом Русского физико-химического общества для установления связей с научным миром. Когда в Боровск приехал известный электротехник П. М. Голубицкий, чтобы везти Циолковского для знакомства с русским математиком, профессором Стокгольмского университета Софьей Ковалевской, то Константин Эдуардович не поехал, как он сам объясняет, из-за своей дикости и застенчивости. Вот как Голубицкий описывает это посещение: «Я познакомился с Циолковским в Боровске, где крайне заинтересовался рассказами о сумасшедшем изобретателе, который утверждает, что наступит время, когда корабли понесутся по воздушному океану со страшной скоростью, куда захотят. Беседы с Циолковским поразили меня. С одной стороны, поражала крайняя простота его приемов, простое и дешевое устройство его моделей, а с другой стороны, важность выводов. Невольно припомнилось, что великие ученые Ньютон и многие другие часто из ничего не стоящего опыта приходили к научным выводам неоценимой важности. Поражало и то, что сам изобретатель, отец многочисленного семейства, отдавал все силы и последние свои средства науке, в то время как из каждой щели этого дома видна ужасающая нищета».
А вот как отвечал Константин Эдуардович не только своим критикам, но и поклонникам:

«Многие думают, что я хлопочу о ракете и беспокоюсь о её судьбе из-за самой ракеты. Это было бы глубочайшей ошибкой. Ракеты для меня только способ, только метод проникновения в глубину космоса, но отнюдь не самоцель. Не доросшие до такого понимания вещей люди говорят о том, чего не существует, что делает меня каким-то однобоким техником, а не мыслителем. Так думают, к сожалению, многие, кто говорит или пишет о ракетном корабле. Не спорю, очень важно иметь ракетные корабли, ибо они помогут человечеству расселиться по мировому пространству. И ради этого расселения я-то и хлопочу. Будет иной способ передвижения в космосе — приму и его. Вся суть — в переселении с Земли и в заселении Космоса. Надо идти навстречу, так сказать, космической философии! К сожалению, наши философы об этом совсем не думают. А уж кому-кому как не философам следовало бы заниматься этим вопросом. Но они либо не хотят, либо не понимают великого значения вопроса, либо просто боятся… Представьте себе философа, который боится! Демокрита, который трусит! Невозможно!»
Сказано так, словно КЭЦ убеждён в поведении Демокрита, в какую бы эпоху тот ни жил.

НОВОСИБИРСКИЙ АПОКРИФ

Так назвал главу своей книги «На берегу Вселенной» А.Л. Чижевский, ближайший, даже, может быть, единственный великий прижизненный друг Циолковского. Одна из глав его книги посвящена человеку, сыгравшему странную роль в судьбе Циолковского. Его нельзя считать врагом КЭЦ, поскольку он относился к Константину Эдуардовичем с искренним пиететом, соратником – тоже, потому что ни о каком соратничестве речь идти не может. Речь идёт о Юрии Кондратюке, которого средства массовой информации в 60-х годах прошлого века вначале как бы заново открыли, а потом сделали фигурой, равновеликой КЭЦ. Писать о Ю.В.Кондратюке (настоящее его имя А.М. Шаргей) нелегко, тем более мне, новосибирцу. Ибо, что бы ни говорили об этом человеке, он был, несомненно, талантлив, честен, прожил нелёгкую жизнь, но принёс Циолковскому немало огорчений. Из песни, как говорится, слова не выкинешь.

Сегодня принято считать, что Кондратюк независимо от Циолковского пришёл к тем же космическим идеям, расчётам и формулам, которые впервые обнародовал Константин Эдуардович. Американские учёные, поверившие на слово нашим СМИ, заявили, что их проект высадки человека на Луну основан на вычислениях Кондратюка. На этом основании имя Кондратюка носит один из лунных кратеров, а также открытая в 1977 году малая планета-астероид. В Новосибирске есть площадь имени Кондратюка, его именем назван Аэрокосмический лицей и Научно-мемориальный центр, расположенный в здании-памятнике, где работал некогда Юрий Васильевич. Основанием для всех этих почестей, а также для вывода о самостоятельном приходе Кондратюка к космическим идеям и расчётам служат его книга «Завоевание межпланетных пространств». Главную же роль в пропаганде «автономности» ракетных расчётов Кондратюка сыграл известный советский учёный В.П. Ветчинкин. Резко отрицательную оценку обоим дал А.Л. Чижевский считая Кондратюка фигурой, полностью «надутой» Ветчинкиным, а потом средствами массовой информации специально для того, чтобы дискредитировать Циолковского. Вот отрывки из книги «На берегу Вселенной»: «Познакомившись с содержанием книжки Кондратюка, Циолковский сказал: «Ветчинкин силен своим нахальством, своей наглостью, умением сухим выходить из воды… С ним не так просто будет справиться». «Цандера и так далее. Не могу я поехать в Новосибирск и надрать уши новоявленному Я не хочу сейчас поднимать скандал из-за неосторожных, необдуманных и злых поступков проф. Ветчинкина. У меня нет времени и сил поднимать борьбу с ним или подавать на него в суд за явное оскорбление меня, будто я украл мысли звездоплавателю. Я сейчас занят более важным делом (в этот период времени он разрабатывал систему многоступенчатых ракет - прим. А.Л. Чижевского). Но пройдут годы, улягутся страсти, и тогда Вы, дорогой Александр Леонидович, - обратился он ко мне, - очевидец всех этих дел - должны будете восстановить мой приоритет, если это понадобится, или рассказать об этих делах в назидание будущим поколениям... Пусть эта просьба будет моим завещанием». (Выделено мною – Ю.К.).

Дело будущих учёных выполнить завещание Циолковского, разобраться во всех перипетиях и профессиональных тонкостях спора вокруг его имени, также имени Кондратюка и нашумевшей книги последнего. Речь идёт не о научном споре, Не о выяснении истины, а об отсутствии таковой, когда дело касается «приоритетов» Ю.В Кондратюка. Ограничимся некоторыми фактами, которые проверены, хорошо известны сегодня и не отрицаются ни одним серьёзным исследователем.

Согласно опубликованным датам биографии Ю.В. Кондратюка, его взаимодействие с работами Циолковского выглядит в хронологическом порядке следующим образом:
Май — июнь 1919 г. — пребывание А.И.Шаргея (Кондратюка) в Полтаве. Первое знакомство со статьей о ракете К.Э.Циолковского. Первые наброски будущей книги. Июнь 1919 г. — ноябрь 1919 г. — А.И.Шаргей живет и работает в Киеве. Работает над вторым вариантом рукописи о межпланетных путешествиях, которую назвал: «Тем, кто будет читать, чтобы строить». Меняет фамилию «Шаргей» на «Кондратюк» Ноябрь 1922 г. — август 1925 г. — Юрий Кондратюк работает в местечке Малая Виска на сахарном заводе на разных технических должностях. В этот период он продолжал трудиться над третьим вариантом своей рукописи «О межпланетных путешествиях». В июне 1925 г. пишет первое предисловие к этой работе и после этого направляет рукопись в Москву, в Главнауку, на предмет рецензирования и издания. Там она попадает в руки Л. Троцкого 12 апреля 1926 г. — Ю.В.Кондратюк получает высокий отзыв о своей работе «О межпланетных путешествиях» (рукопись-вариант № 3) от инженера-механика В.П.Ветчинкина. Апрель 1926 г. — апрель 1927 г. — Ю.В.Кондратюк трудится над четвертым вариантом своей рукописи по межпланетным путешествиям с учетом пожеланий и замечаний инженера-механикаВ.П.Ветчинкина,предложившего назвать работу - «Завоевание межпланетных пространств».

4 декабря 1927 г. — профессор В.П.Ветчинкин пишет предисловие к этой книге. . 14 июня 1928 г. — отказ ГИЗа и Главнауки издать книгу Кондратюка «Завоевание межпланетных пространств».
Октябрь 1928 г. — Ю.В.Кондратюк пишет второе предисловие к своей книге. Январь 1929 г. — выход в свет книги Ю.В.Кондратюка «Завоевание межпланетных пространств» под редакцией и с предисловием профессора В.П.Ветчинкина и с двумя предисловиями автора (Новосибирск, издание автора, тираж 2000 экземпляров).
Выписка из Большой Советской Энциклопедии о Ветчинкине.

«Ветчинкин Владимир Петрович (1988-1950), советский учёный в области аэродинамики, самолётостроения и ветроэнергетики, доктор технических наук, профессор (1927), засл. деятель науки и техники (1946). Ближайший ученик А.Е. Жуковского. Один из организаторов Центр. аэрогидродинамич. ин-та (ЦАГИ). Вёл многолетнюю науч. ( в ЦАГИ) и пед. ( в МВТУ и др. ин-тах) работу по теории и расчёту гребных винтов, динамике полёта и прочности самолётов, использования ветра и конструированию ветроэлектростанций и др. В. Опубликовал ок. 150 научных работ. Гос. пр. СССР (1943). Награждён З орденами».
Таким образом, не может быть и речи о том, что Кондратюк, а тем более Ветчинкин, не были знакомы с работами Циолковского и вышли не его космические идеи самостоятельно.

А.Л. Чижевский о характере взаимоотношений между Циолковским и Ветчинкиным в уже цитируемой книге «На берегу Вселенной» вспоминает, как о крайне напряжённых. При этом инициатором напряженности был именно Ветчинкин. На лекциях в МВТУ, где преподавал, он бросал упреки Циолковскому, обвиняя его в плагиате утверждая, что он якобы воспользовался идеями Кибальчича, который разработал и описал реактивный снаряд для межпланетных путешествий задолго до опубликования работы Циолковского и что заслуга этого изобретения должна быть присвоена Кибальчичу, а не Циолковскому. Обвинение, брошенное В. П. Ветчинкиным в адрес К. Э. Циолковского, А. Л. Чижевский считал несправедливым. Это побудило его встретиться с Ветчинкиным и выяснить причину публичной компрометации Циолковского, а также передать его письмо молодому ученому и потребовать ответа на него. В ходе беседы, по описанию Чижевского («На Берегу Вселенной», М. 1995 г.), Ветчинкин вел себя крайне невежливо, позволял резкие выпады в адрес Циолковского, оправдывался, выкручивался, отказывался от слов, произнесенных им на лекциях. Чижевский понял, что перед ним стоит ярый враг Циолковского, способный на любые противоправные действия, и что свою научную карьеру н сделает, основываясь на идеях Циолковского. Так оно и вышло в дальнейшем. Письменного ответа на письмо КЭЦ не последовало.

В печати же и на собраниях Ветчинкин стал осторожнее, учитывал сложившийся уже в 20-е годы авторитет Циолковского. Так Константин Эдуардович пишет в «Монизме Вселенной: «…известный профес. Ветчинкин на московском диспуте 3 мая 1925 года в присутствии представителей многих учреждений заявил о том, что все мои вычисления относительно дирижабля и реактивных приборов верны, и если приняты были ранее холодно, то только потому, что опередили время». Втайне же В.П. Ветчинкин принялся за Циолковского весьма расчётливо и основательно, действуя против КЭЦ руками Ю. В. Кондратюка, человека столь же простодушного, как и сам Циолковский. С рукописью Кондратюка, по словам Чижевского, Ветчинкин возился четыре года, написав несколько отзывов на неё, предисловие и рекомендаций по исправлению. В них говорилось: «Работу тов. Кондратюка можно напечатать и в том виде, какой она имеет сейчас. В дальнейшем можно было бы соединить его работу с работой других авторов по тому же вопросу (К.Э.Циолковский, Ф.А.Цандер, и, вероятно, еще и другие), с тем, чтобы издать хороший коллективный труд; но такая книга не может быть написана быстро, и ради сохранения приоритета СССР не следует откладывать печатания готового труда из-за возможности написания нового, более хорошего.

Для этого совершенно необходимо достать экземпляр, писанный самим автором, так как присланная мне на отзыв копия в смысле переписки не выдерживает никакой критики, а также не снабжена чертежами, хотя ссылки на них имеются в тексте. (Допущены большие ошибки при вписывании формул) .
Кроме напечатания работы тов. Кондратюка, самого его (в случае его согласия) следует перевести на службу в Москву, ближе к научным центрам; здесь его таланты могут быть использованы во много раз лучше, чем на хлебном элеваторе, здесь и сам Кондратюк мог бы продолжить свое самообразование и работать плодотворно в избранной области. Такие крупные таланты-самородки чрезвычайно редки и оставление их без внимания с точки зрения Государства было бы проявлением высшей расточительности».

По совету В.П.Ветчинкина Ю.В.Кондратюк несколько изменил систему обозначений и терминологию, включил в свою работу не приводившийся ранее вывод основной формулы полета ракеты, принадлежавшей Циолковскому, и дополнительно написал четвертую главу «Процесс сгорания, конструкция камеры сгорания и извергающей трубы», которой ранее не было в рукописи.
Весьма примечательно отношение самого Циолковского к Кондратюку. Несмотря на желание «надрать уши новоявленному звездоплавателю» (а в научной и человеческой честности процитировавшего эти слова А.Л. Чижевского сомневаться не приходится) КЭЦ относился к новосибирскому инженеру не только корректно, но и весьма дружелюбно. Архивы сохранили обмен книгами и личными фотографиями между двумя исследователями.
Сразу же по выходе своей книги Ю.В. Кондратюк посылает экземпляр К.Э.Циолковскому с дарственной надписью: «С почтением, пионеру исследований межпланетных сообщений. От автора. Юр. Кондратюк». Этот экземпляр сейчас хранится в архиве Академии наук СССР.

В свою очередь, посланную Кондратюку книгу «Исследование мировых пространств реактивными приборами» Циолковский снабдил надписью на титульном листе: «Многоуважаемому Юрию Кондратюку от автора. 1929 г., 15 февраля». Книга с надписью сохранился и сейчас находится в фондах Государственного музея истории космонавтики им. К.Э.Циолковского в Калуге. В 1929 г. К.Э.Циолковский издает свою новую работу «Космические ракетные поезда». В предисловии к этой брошюре он в числе активных работников ракетного дела упоминает и имя Ю.В.Кондратюка.
Большой интерес для оценки трудов Ю.В.Кондратюка представляет переписка К.Э.Циолковского с Р.Ладеманом. В апреле 1930 г. Р. Ладеман писал К.Э.Циолковскому: «Я убежден, что Кондратюк знал Ваши книги, прежде чем написать свою». На что Циолковский в письме от 24 апреля 1930 г. ответил ему: «Вероятно, что Кондратюк работал, не зная всех моих трудов (выделено мною – Ю.К.). Это очень энергичный молодой человек». КЭЦ правдив и здесь. Действительно, всех трудов его ( имея в виду философские) Кондратюк не знал, но с работами по освоению космоса был несомненно знаком, и в этом Ладеман прав.

Познакомившийся с книгой Кондратюка и с предисловием кней Ветчинкина А.Л. Чижевский не мог удержаться от возмущённого возгласа: «На кого рассчитана книжка Кондратюка!? На профана?! Всё, что в ней написано в 1929 г. было уже ранее известно и опубликовано К.Э. Циолковским, Э Пельтри, Р. Годдардом, Г. Обертом, М. Валле, Р. Ладеманом и другими исследователями». Чижевский назвал книгу Кондратюка плагиатом. Но сам Юрий Васильевич в «обработке» своего труда Ветчинкиным не виноват. Ни его характер, ни вся его предыдущая до опубликования книги жизнь, ни последующие житейские передряги не дают оснований упрекнуть этого человека в сознательном искажении истины. 18-летним мальчишкой в 1916 г. был призван в царскую армию, прошел учёбу в школе прапорщиков, воевал на турецком фронте. В годы Гражданской войны был мобилизован в армию Деникина, бежал из неё. В годы Советской власти с 1919 по 27 г. работал смазчиком железнодорожных вагонов, мельником, кочегаром на сахарном заводе, механиком на ряде элеваторов Кавказа. Позднее с элеваторами связана его работа в Сибири, где он зарегистрировал четыре изобретательских патента по элеваторному делу, получил также авторский патент на изобретённый им башенный ковш. В 1932-1933 гг. ему были вручены три авторских свидетельства в области ветроэнергетики.

В мае !932 г. Ю.В.Кондратюк приглашается Главэнерго НКТП СССР на конкурс по разработке проекта мощной ветроэлектростанции в Крыму, принимает участие в нём и занимает по конкурсу первое место. По рекомендации Г.К. Орджоникидзе его направляют на проектирование и строительство Крымской ВЭС.

В апреле-мае 1933 г. Кондратюк, будучи в Москве, в ГИРДе (группе изучения реактивного движения), встречается с С.П. Королёвым и получает от него приглашение работать в этом учреждении. Приглашение отклоняет, по мнению одних исследователей, считая себя недостаточно компетентным в области ракетостроения, по мнению других – из-за опасения, что первый отдел ГИРДа может раскопать офицерское прошлое Кондратюка и его настоящую фамилию. Полагаю, что этот последний мотив неубедителен. В последующие годы Юрий Васильевич всё-таки работал в Москве в Главэнерго. Что же касается опасения обнаружить прошлое, то оно было хорошо знакомо чекистам ещё в 1930 г., когда он был арестован и приговорен к трем годам лишения свободы. Приговор позже по протесту прокурора Верховного Суда СССР П.А.Красикова заменили ссылкой в Западную Сибирь. А 28 апреля 1932 г. по представлению наркома Г.К.Орджоникидзе Ю.В. Кондратюк был досрочно освобожден. Так что причиной отказа Юрия Васильевича от работы в ГИРДе было, скорее всего, честное осознание своей недостаточной компетентности в области ракетостроения. Космические проекты были лишь эпизодом его жизни. Ни до опубликования книги «Завоевание межпланетных пространств» ни после он никогда практически не занимался ракетными делами, а с 1929 г. прекращает и теоретическую работу в этой области.

Справедливости ради укажем также, что и Циолковский не считал себя практиком ракетостроения. Он не однажды тоже получал приглашение переехать в Москву, чтобы работать там в любом качестве – как практик или как теоретик. Но отказывался от приглашения по причинам, которые объяснил так: «Как только мне удавалось кое-что сделать в области ракетного движения, так начиналась травля моих работ – травля исподтишка, скрытая, завуалированная и в то же время явная. Во-первых, те, кто меня травил, старались доказать, что все мои работы ровно ничего не стоят, во-вторых, не могут быть поэтому опубликованы в научной печати, а в-третьих, мне возвращали рукописи, но мои идеи уже оказывались в обработанном виде – либо в Германии, либо в Америке... Так было не раз. Кто-то волком бродит вокруг моих работ о ракетах и буквально рвет их у меня из рук. Как хорошо, что я живу в Калуге и ни за что не перееду в Москву, хоть золотом меня осыпь! В Калуге ни трамваев, ни автобусов нет, а автомобиль можно переждать на тротуаре. Иначе меня уже давно бы подтолкнули...»
По существу он всю жизнь прожил в Калуге по той же причине, что Шолохов – в Вёшенской.
Подведём итоги вышесказанному.

Ю.В. Кондратюк никогда не претендовал ни на какие «приоритеты» в космических проектах, единственным пионером ракетостроения сам он считал Циолковского. Ракетное увлечение было одним из эпизодов в судьбе талантливого самоучки-изобретателя, можно сказать, по духу младшего брата КЭЦ. Всё остальное дело рук специалиста не только в области техники, но и интриг – Ветчинкина, а также жаждавших сенсаций журналистов. Ветчинкин убедил молодого новосибирского инженера «осовременить» его работу новейшими техническими расчётами учёных и техников. Главным аргументом был тот, что без расчётов инженеру незачем соваться в печать с одними фантазиями. Известные же науке формулы пристойно цитировать, это распространено в научном мире – так, вероятно, объяснил Ветчинкин необходимость соответствующих вставок провинциалу из Сибири. Ветчинкину было нетрудно убедить Ю.В. Кондратюка ещё по одной причине: Кондратюк обладал наследственной неустойчивой психикой, легко поддавался внушению, благоговел не только перед Циолковским, но и перед своим новым опекуном. В книге Кондратюка есть абзацы, словно написанные рукой Ветчинкина, по крайней мере, некоторые места в завуалированной форме содержат обвинения, брошенные Ветчинкиным ранее Циолковскому (речь идёт о неактуальности покорения Космоса, если нет конкретных прагматических целей). В связи с этим Ветчинкин предложил также в духе нового времени прежнее «романтическое» название работы Ю.В. Кондратюка «О межпланетных путешествиях» заменить на более уверенное «Завоевание межпланетных пространств». В своём предисловии к книжке Кондратюка Ветчинкин писал: «Предлагаемая книжка будет служить настольным справочником для всех, занимающихся вопросами ракетного дела». В общем, стал крёстным отцом последующих событий. Дальнейшую молву о «равновеликом приоритете» Кондратюка довершили журналисты.

6 июля 1941 г. — Ю.В.Кондратюк уходит добровольцем в дивизию народного ополчения Киевского района г. Москвы и зачисляется красноармейцем роты связи стрелкового полка. Эта дивизия сразу же уходит на фронт. 1 сентября 1941 г. — Ю.В.Кондратюк пишет последнее письмо с фронта, которое сохранилось. 30 сентября 1941 г. — очевидцы последний раз видели Ю.В.Кондратюка у блиндажа штаба стрелкового полка в лесу, что юго-западнее деревни Барсуки Кировского района Калужской области. 3 октября 1941 г. — Юрий Васильевич Кондратюк погиб в бою с немецко-фашистскими захватчиками на территории Кировского района Калужской области.

Таковы документальные данные. А фантастические легенды о Ю.В. Кондратюке продолжают кочевать в СМИ до сей поры, как возвеличивающие, так и унижающие этого человека, всю свою жизнь и техническое творчество отдавшего советской России. Талантливым изобретателем он был, поклонником КЭЦ – тоже, но и близко не подходил к философскому осмыслению великим калужанином космических проблем.
К ним и обратимся.