Художник и Поэт

Юрий Ключников – поэт длинного пути. И не сразу догадаешься, что между строками «Поют на сцене русские старухи, / Двужильные, как русская земля!» (1972) и другими «Былина дошла из какого-то края:/ Не в силах глядеть, как село умирает,/ Священник, у рясы рукав засучив,/ Возглавил колхоз, что почти опочил…» (2006) дистанция длиной в тридцать пять лет. Как писал тот же Станислав Золотцев: «Звучание русской поэзии не знает пределов ни в пространстве, ни во времени, оно - поистине тот дух, который дышит, где хочет, и в сердце мальчика, и в сердце «бойца с седою головой». Лишь бы это сердце верило и любило…»

Сердце Юрия Ключникова и верит, и любит, при всей своей великой простоте, он никогда не бывает равнодушным. К тому же, будучи и на самом деле истинным божьим человеком, он никогда не имеет врагов личных. Даже те, кто выгонял его с работы за богоискательство, отстранял от преподавания, не удостаивались его ненависти. А вот с врагами божьими, с врагами народными Юрий Ключников суров и безжалостен.

Мы в окопах ещё,
Мы в траншеях по самые плечи,
Видно, час не настал.
Видно час наступать не пришел.
Словно мессеры кружат
Чужие недобрые речи,
Атакуя повсюду притихший российский Глагол…
Мы тебя отстоим.
Золотая славянская совесть,
Наше русское сердце –
Сияющий Спас на крови!

Его судьба вся изложена в его стихах, и потому его «Избранное» выстраивается в жизненный драматический сюжет. Здесь и отголоски прошедшей войны, трудная жизнь в тылу, совместное существование с фронтовым поколением, у которого он брал уроки мужества и стойкости, далее студенческие годы, творческая работа, уход на завод, обретение нового опыта, поездки по Сибири и Алтаю, знакомство с западной культурой… Впрочем, вся его жизнь – это опыт постижения стихии и собственной души и души народной. И через все переломы, через все бытовые и лирические переживания, проходит главная линия – линия России, к ней у Юрия Ключникова изначально какое-то чисто религиозное сакральное отношение. И писались-то все эти не лишенные пафоса стихи для себя лично, не для публикаций, в лучшем случае они шли самиздатовским путем, тем искреннее, тем душевнее, тем прочувствованнее этот зов родины, превращающийся в моление о родине, какой бы она ни была, как бы сложно и трудно в ней не жилось. Еще раз повторюсь, явное продолжение платоновско-прасоловской творческой линии. Родина для Юрия Ключникова так и оставалась единственной истинной сказкой «до седин, до гробовой доски…». Родина – это и сокровенная красота полей и лесов, холмов и озер, это и с детства запоминаемые и чтимые народные песни и сказания, и любимые русские писатели, от Николая Гоголя до земляка Василия Шукшина, от Александра Пушкина до Сергея Есенина. И тем страшнее отзывается гибель своих современников, Рубцова, Шукшина, Астафьева. Он пишет после гибели Василия Шукшина:

Земля родимая, ответь мне
Зачем, не ведая вины.
Не заживаются на свете
Твои любимые сыны?

Его глубинное народничество отнюдь не показное, не радужное, жизнь-то он знает во всей её суровой полноте, хлебнул порядком несправедливости, а уж на славу прижизненную так даже и вовсе не надеялся. Воистину, в России поэту, писателю просто необходимо долго жить, чтобы пройти хотя бы часть завершающегося цикла из русской «Книги перемен». И не разочароваться в расхристанной и разгульной, долготерпеливой и смиренной, молитвенной и бунтарской своей единственной родине – России.

И слов-то нет,
А те, что есть, простые,
Как к солнцу потянувшаяся мгла.
Ну сколько можно петь нам
Про Россию,
Про степь да степь и прочие дела?
Лучина догорает, ветер воет…
А ты представь светло и горячо
Два метра глины вдруг над головою,
Да степь да степь, да небо,
Да ещё…

Все в роду Ключниковых было: и раскулачивание, и освоение новых земель, и народные сказители, и искатели сказочного Беловодья, и воины, и крестьяне, и учёные, и умелые организаторы, словом, всё, чем славен испокон веку русский народ, собиралось в древнем славянском роду Ключниковых, и как бы тяжело порой от властей ни было, России они никогда не мстили, к власовщине не прикасались, брезговали, «на Власова не клюнул ни один…» в ответ на все неправедные гонения.

И даже удивительным покажется для иных читателей, при такой судьбе и биографии, близкой биографии ценимого Юрием Ключниковым отца Дмитрия Дудко, и тот и другой не кланялись властям, но деяниями воистину державными пусть даже и Иосифа Сталина – гордились, как своими.

Который год перемывают кости,
Полощут имя грозное в грязи.
Покойникам нет мира на погосте,
Нет и живым покоя на Руси.
Нам говорят, что он до самой смерти
Был дружен с князем тьмы, но отчего
Трепещут и неистовствуют черти
До сей поры при имени его?!

Народная мудрость всегда оказывается более сокровенной, более глубинной, чем вопли правозащитников, обиженных индивидуалов, в народе взяли под защиту Ивана Грозного, уважают Иосифа Сталина. Нет, не рабский в этом проявляется характер, скорее, наоборот. Рабы и лакеи первым делом предают и перебегают на сторону врагов. Так и в конце советской власти именно певцы ленинских Лонжюмо и Братских ГЭС по-лакейски перешли в услужение новым буржуазным хозяевам, а те, кто никогда не обслуживал власть имущих, остались последними солдатами великой Империи. Среди них всегда независимый, всегда вольнодумный поэт и философ Юрий Ключников.

Люби платок необозримо-синий
И малую горошину-село.
Люби до гробовой доски Россию,
Каким бы злом тебя не обожгло…
Не запятнай себя и каплей злобы,
Сумей понять её высокий лад.
И не спеши судить её изломы!..
Ведь ты не знаешь, что они сулят.

Он сам давно уже, с юности верящий в чудо, в чем-то близкий по духу своему к староверческим пастырям, видит явно и в самом существовании России, пронесённой среди все лихолетья тысячелетия, окруженной со всех сторон завистью, злобой и недоброжелательством, зримое явленное нам всем чудо.

По всем законам рационалистического запада давно должны были мы исчезнуть как нация, как держава, как удерживающая весь мир в равновесии сила, и во времена смуты, и в лихолетье монгольского ига, и в трагедиях ХХ века, навязанных нам всё тем же Западом. Но – держимся и собираемся держаться дальше. В чем же загадка России? Об этом и пишет поэт Юрий Ключников, как-то естественно, органично. С любой любовной ли лирики, исторической ли притчи, сентиментального ли романса, философской ли поэзии плавно переходящий на узловую для себя вечную тему России. Может быть, он из тех многомудрых странников, кто своими молитвами о России и удерживает нашу неиссякающую силу от истощения? Не стоит же село без праведника. Вот эту неприметную, не кричащую праведность дарит своим читателям Юрий Ключников.

Быть поэтом – значит Серафима
Огненную волю исполнять.
И свечой горя в тумане тусклом.
Пробиваясь ландышем в пыли,
Каждой жилкой биться вместе с пульсом
Русским пульсом Матери-Земли.

В нынешнее сумрачное время, когда люди часто и не знают, что же управляет их жизнью, когда их лишили и национальной самодостаточности, и соборного общинного мышления, в то же время не дают стать личностью и творчески заявить о себе, когда русского человека явно хотят раздавить до конца, опустить на самое дно, превратить одновременно и в фашизоида, и в мычащего бомжа, и в спивающегося винтика какой-то машинной системы, запутывая даже самых умных в калейдоскопе обрывков идеологий и концепций, такие как Юрий Ключников придают смысл и иерархичность всем расплывающимся узорам. Он – не лидер, не вождь, не пророк, он простой земной пастырь русскости, своими молитвами о России спасающий и своих читателей, а с ними и самого себя.

Мы дно ногой нащупываем всюду
В истерзанном Отечестве своём.
Мы чуда ждем среди болот и блуда.
Но чудо в том, что мы ещё живём…

А вокруг наш мир, данный в самой зримой реальности, в увиденный и услышанных деталях быта и бытия. С одной стороны, Юрий Ключников какой-то жутко несовременный поэт, такие стихи могли бы прозвучать и в начале ХХ века, и в тридцатые-сороковые годы, и в период хрущевской оттепели, вместе со стихами наших «тихих лириков». С другой стороны, накануне нового имперского взлета России, когда к нашим экономическим и державным успехам так необходимо добавить поэтическую составляющую, его проникновенные незаказные стихи звучат как что-то чрезвычайно важное, вселяющее надежду в людей.

Страшиться ли загробных адских вихрей,
Когда их здесь немало перенес?
Я выносил у сердца этот тихий
Цветок любви.
Он очень трудно рос.
Под небом то лихим, то нежно-синим,
В болотах, на песке и на горах –
Цветок любви к измученной России,
Которой никакой неведом страх.

Для поэта нет деления своей родины, её истории на какие-то периоды, царский, советский, перестроечный. Он и в жизни своей, как в жизни всего народа отбирает всё ценное, не наносное, пронизанное светом истины. Мне кажется, такие люди и творят, пишут подлинную историю своего времени, своего народа, своей территории, отметая мусор сиюминутности.

Ах, власть советская, твой час
Был ненадолго вписан в святцы.
Ты гнула и ломала нас,
Пришёл и твой черед сломаться…
Бывало, на тебя ворчал,
Но не носил в кармане кукиш.
И поздно вышел на причал,
Что никакой ценой не купишь.
Когда сегодня Страшный Суд
Долги последние свершает,
А телевизионный шут
На торг всеобщий приглашает,
Я вспоминаю дух и прах
Отцов, которые без хлеба,
Отринув всякий божий страх,
Как боги, штурмовали небо…
Через кровавые моря
Приплыть к земле без зла, без фальши.
Смешная, страшная моя,
Страна-ребёнок. Что же дальше?

Как летописец, он пишет и свои легенды о Поле Куликовом, о Сергии Радонежском, о русском мудреце Обломове, о древней языческой Руси, об Аркаиме, о Пушкине и Гоголе, но и как летописец, держится в стороне от всяческой суеты, не забывая о своих комментариях к любой легенде. Все наши нынешние подвижники и правдоискатели живут в провинции, или живут провинцией, истинно находя именно в ней хранилище русского духа. Вот и Юрий Ключников – и архаичной формой своего стиха, и сюжетами, и постоянным молением о России – простой провинциальный русский поэт, такой, на которых держится сегодня современная русская литература. С мудрым прищуром пожившего человека, скептически поглядывая на своих недоброжелателей, всячески старающихся ныне добить всю породу, таких как он, тихих держателей русского неба и русского духа, Юрий Ключников с улыбочкой изящно признается в своем природном «графоманстве», но не таким ли суждено продлить дальше историю русской литературы?

Бедные поэты-графоманы,
Кто сегодня слышит голос наш
В суете рекламного обмана,
Посреди всеобщих распродаж?..
Может быть, грядущий Генрих Шлиман,
В чью-нибудь уверовав строку,
Разузнать захочет, как дошли мы
Через суховеи к роднику.
Как с незащищенными глазами
В пыльных бурях рыночных Сахар
Донесли божественный гекзаметр
Через нескончаемый базар.

Уверен, такие как Юрий Ключников, это и есть наша Троя, наша Брестская крепость русской литературы, не сдающаяся никакому врагу, и даже не замечающая их, идущая своим тяжелым и чистым путем. Это наши Одиссеи, затягивающие свое возвращение на родину-Русь до её полного очищения, это наши Моисеи, ведущие своих читателей не спеша, через возвращение назад, к нашему великому прошлому, в русское будущее, не растеряв по пути тот душевный сухой остаток, который и составляет суть каждой нации. Он и сегодня бредет со своими стихами и мыслями, молитвами и прозрениями по пространству и нашей поэзии и нашей жизни, «веселый странник золотого русского века», то ли пришедший к нам из прошлого, то ли зовущий нас в будущее.

Я – из неё, из довоенных лет,
Из ломки, плавки, ковки наших судеб,
Из тех времен, где и намёка нет
На то, что зрело в либеральном зуде…
Я и сегодня верю в ту же бредь:
Чтоб не кончалась про Ивана сказка,
Чтоб он не торопился поумнеть
И в нас не умерла его закваска!

Владимир Бондаренко, критик, главный редактор газеты «День литературы»