Художник и Поэт

Возможно, в таком повороте событий сказались и другие факторы. Некоторые основания для этого дает выступление одного из членов парторганизации издательства на последующем партийном собрании 25 октября 1979 г. Он заявил, что его «возмутило» поведение секретаря партбюро на собрании по «делу Ключникова»: «пятнадцать минут он говорил об исключении, потом на него “надавил райком“, и он стал говорить по-другому» (26).

Оценивая правдоподобность такого рода версии, нельзя исключать, что партийные органы не стремились к обострению идеологического конфликта, можно сказать, занимали примиренческую позицию. Как показывает рассматриваемый далее пример И. А. Калинина, в случае «раскаяния» вполне можно было ограничиться относительно мягким наказанием. Помимо прочего, такая позиция партийных органов, видимо, диктовалась нежеланием «выносить сор из избы», создавать у вышестоящих инстанций впечатление о неудовлетворительной идеологической ситуации на подведомственной им территории.

Дальнейший ход событий по «делу Ключникова» выглядел следующим образом. В июне 1980 г. он подал заявление о снятии взыскания. О последующем можно судить по решению бюро Советского райкома КПСС от 23 сентября 1980 г.: «Первичная партийная организация Сибирского отделения издательства “Наука“решением от 21.08.80 г. просила райком партии снять с т. Ключникова Ю.М. строгий выговор с занесением в учетную карточку <…>. Партийная комиссия решила поддержать просьбу партийной организации, но на бюро райкома выяснилось, что т. Ключников Ю.М. до конца правильных выводов не сделал, по отдельным вопросам по-прежнему придерживается идеалистических взглядов, противоречащих принципов марксистско-ленинской философии». В связи с этим бюро райкома постановило: «В просьбе партийной организации о снятии взыскания с т. Ключникова Ю.М. отказать. Указать партийной организации Сибирского отделения издательства “Наука“на формальный подход при рассмотрении персонального дела Ключникова Ю.М.» (27)

Можно предположить, что такой негативный поворот в ходе событий был обусловлен не только поведением Юрия Михайловича на указанном заседании, но и тем, что его, ввиду отсутствия И. А. Лаврова, вел второй секретарь райкома Н. А. Соловых (канд. физ.-мат. наук, выпускник НГУ). По общему мнению, это был довольно догматичный и негибкий руководитель, не раз зарекомендовавший себя таким образом в различных непростых ситуациях.

Прошел еще больше года и опальный редактор вновь попытался снять с себя партийное взыскание. О том, к чему это привело, можно судить по протоколу заседания бюро Советского райкома КПСС от 1 декабря 1981 г. Там отмечалось: «В связи с тем, что Ключников Ю.М. не сделал для себя должных выводов, его идейные воззрения остались такими же, в снятии партийного взыскания ему было отказано. Более того, было предложено рассмотреть вопрос на общем собрании о пребывании Ключникова Ю.М. в рядах КПСС, учитывая, что Ключников Ю.М. за время с марта 1979 г., данное ему для обдумывания своего отношения к марксистко-ленинской идеологии, не изменил своих взглядов в отношении теории “Живой этики“, а также философских положений Н.К.Рериха, Е.Блаватской, по-прежнему придерживается идеалистических взглядов, противоречащих принципам марксистско-ленинской философии. Увлечение “Живой этикой“и другими произведениями “восточной мудрости“не могло не сказаться отрицательно на производственной деятельности Ключникова Ю.М. За последнее время т. Ключников Ю.М. стал пренебрежительно относиться к работе <…>. При рассмотрении персонального дела на бюро и партийном собрании т. Ключников Ю.М. вел себя нетактично, грубил и допускал оскорбления в адрес коммунистов <…>. Партийное собрание решило исключить т. Ключникова Ю.М. из членов КПСС» (28).

Бюро райкома утвердило это решение, вскоре после чего Ключников был уволен со своей скромной должности редактора. Однако далее дело приняло неожиданный оборот, что вновь подтверждает ранее высказанное предположение о неоднозначной позиции различных партийных инстанций, их нежелании чрезмерно обострять идеологический конфликт.

Этот энтузиаст «Живой этики» обратился с апелляцией в Новосибирский горком КПСС, которая и была рассмотрена на заседании бюро горкома 11 января 1982 г. В решении данного партийного органа были повторены все ранее высказанные обвинения, в том числе и в «нетактичном поведении». В качестве наиболее нетерпимого примера последнего сообщалось, что Ключников «на вопрос члена бюро Советского райкома КПСС, доктора наук, ныне члена-корреспондента Академии наук СССР т. Накорякова ответил оскорблением, назвал его “научным мракобесом“».

Однако после всех этих обвинений бюро горкома постановило: «Принимая во внимание заявление т. Ключникова Ю.М. на бюро горкома об осуждении своего неправильного поведения и заверения, что он твердо стоит на марксистско-ленинских позициях, а также учитывая его обещание впредь трудиться добросовестно и активно выполнять партийные обязанности, во изменение постановления бюро Советского райкома КПСС от 1 декабря 1981 г. восстановить Ключникова Ю.М. членом КПСС с сентября 1959 г., указав ему на неправильное, нетактичное поведение в партийной организации и на бюро райкома КПСС» (29).

Разумеется, заслуживает особого анализа вопрос о причинах такой «снисходительности» более высокой партийной инстанции в сравнении с непреклонной позицией низовой партийной организации и райкома КПСС. Определенный свет на это проливает интервью, взятое автором данной статьи в январе 2004 г. у И. Ф. Цыплакова, который в рассматриваемый период был одним из секретарей Новосибирского горкома КПСС, – он непосредственно «курировал» Академгородок.

Как вспоминает этот ветеран КПСС, получив материалы рассматриваемого «дело», он затребовал всю имеющуюся литературу по Рериху, получил ее в виде микрофильмов и несколько недель читал ее с помощью лупы. В результате пришел к выводу, что особого криминала в действиях «инициативной группы» не имеется, – это и определило его позицию на соответствующем заседании бюро горкома.

В принципе такая версия представляется вполне правдоподобной, принимая во внимание человеческие и гражданские качества Ивана Федоровича Цыплакова. Он хорошо известен в Новосибирске не только как замечательный краевед, автор многих книг по истории нашего города, но и в высшей степени порядочный человек.

В дополнение к этому можно высказать гипотезу, что, наряду с личными факторами, в данной ситуации могли сказаться и некоторые более фундаментальные причины. Одна из них уже отмечалась ранее, – это незаинтересованность партийных инстанций в чрезмерном обострении вопроса, нежелание «выносить сор из избы». Возможно, здесь сказалось и дававшее порой о себе знать некоторое различие в подходах обкома и горкома: последний в политико-идеологических вопросах нередко занимал более либеральные позиции, что также вполне понятно: ведь объектом его воздействия было население индустриального мегаполиса, в том числе масса инженерно-технической и научной интеллигенции, по отношению к которой, естественно, необходима была определенная гибкость.

Разумеется, как и ранее рассмотренном случае, объективная реконструкция исторической ситуации предполагает обращение не только к документам, но и к разнообразным свидетельствам современников. Особый интерес представляет в этом плане интервью, которое автор взял у Р. С. Русакова в 2004 г., – Роберт Сергеевич в то время являлся директором Сибирского отделения издательства «Наука». В своем рассказе об этих событиях он прежде всего напомнил, что издательство в то время являлось большим коллективом, включавшим более 100 чел., – только редакторов было 42 чел. Что касается Ю. М. Ключникова, то по словам ветерана, тот показал себя как «человек развитой, с разносторонними интересами». Под его руководством выходила интересная стенная газета. Но он манкировал своими обязанностями, в сязи с чем заведующая редакцией общественно-политической литературой Т. М. Назарянц не раз ставила вопрос о его увольнении, на что директор отвечал: «Ну как я его выгоню». По словам Роберта Сергеевича, были в Юрии Михайловиче также моменты снобизма, высокомерия, что проявилось, например, в стихотворении, помещенном им в стенгазете, где члены коллектива обвинялись в том, что они, как коровы, жуют траву, в то время как надо смотреть на звезды. Однако все это не выходило за определенные рамки и не приводило к конфликтам в коллективе.

Согласно приведенным свидетельствам, обострение ситуации было обусловлено действиями соответствующих инстанций: все указания по этому делу давались в отделе науки и высших учебных заведений обкома КПСС, куда представители издательства неоднократно вызывались по этому поводу. Особую роль играл зам. зав. названного отдела, который отличался особенно консервативными взглядами и всячески раздувал это дело…

Дополнительные свидетельства «другой стороны» были получены в интервью, взятом у Ю. М.Ключникова автором данной публикации 15 января 2004 г. В ходе беседы Юрий Михайлович прежде всего подчеркнул, что основным инициатором раздувания рассматриваемой истории стал тогдашний секретарь обкома по идеологии М. С. Алферов. Последний даже давил на КГБ, чтобы довести «возмутителей спокойствия» до ареста или помещения в «психушку». По свидетельству тогдашнего начальника «идеологического отдела» областного управления КГБ, партийный деятель ему не раз звонил по этому поводу. Этот работник госбезопасности хорошо знал Ю. М. Ключникова и, убедившись, что в письме нет «антисоветчины», сказал представителю обкома: «Это не по нашей части, а по вашей» (т.е. по идеологической).

По словам Ю. М. Ключникова, в ходе затянувшегося разбирательства он направил в ЦК КПСС ряд писем с разъяснением своей позиции, что лишь дополнительно «подлило масла в огонь». Как он говорит, особое возмущение руководящих товарищей вызвало содержавшееся в одном из писем предупреждение, что КПСС в ближайшее время рухнет, если не встанет на предлагаемый путь духовного обновления…

Еще один характерный человеческий штрих: по словам Ю. М. Ключникова, в конечно итоге он благодарен своим гонителям, которые по-своему помогли ему начать новую жизнь, развернуть свой духовный потенциал. В противном случае, как он говорит, можно было всю жизнь «остаться серым чиновником»…

В какой-то мере по сходному сценарию проходило также весьма затянувшееся разбирательство персонального дела Ю. Г. Марченко. В феврале 1979 г. на партийном собрании Института истории, филологии и философии этому младшему научному сотруднику был объявлен строгий выговор с занесением в учетную карточку /30/. Через год с небольшим, в мае 1980 г., на партийном собрании названного института рассматривался вопрос о снятии этого взыскания. Следует отметить, что к тому времени Юрий Григорьевич был уволен из Института (за «невыполнение плана научной работы») и к моменту собрания был безработным.

Созданная для рассмотрения этого вопроса комиссия под председательством доктора философ. наук В. В. Целищева высказалась против снятия выговора. В ходе собрания большинство его участников также были настроены весьма негативно. Из всех участников собрания за снятие взыскания высказался только докт. философ. наук В.И.Бойко, который сказал: «У Марченко Ю. Г. нет махрового идеализма, есть заблуждения. Вношу предложение снять партийное взыскание».

Казалось дело было предрешено, и тут вдруг неожиданно подал голос директор института академик А.П.Окладников. Он сказал: «Проблема сложная, человеческая, решить ее не просто. Марченко получил свое за невыполнение плана – он не работает в институте. Он мог бы нас обмануть, но он не скрыл колебания, свои сомнения. Он старался решить проблему, марксист ли он? Это делает честь ему как человеку – готовность идти на жертву ради идеи, даже если она неправильна. Поиск в этом направлении не есть зло. В самом процессе размышления о сложности человеческой природы есть много привлекательного. За честное признание ошибок, за порядочность его обвинять нельзя. Я считаю, что лучше не подталкивать человека в пропасть, не обрывать его связи с партией, а помочь ему исправиться. Задача партбюро и парторганизации – способствовать просвещению Ю.Г.Марченко. Нужно дать ему возможность творческой работы в школе, в университете, техникуме и т.д. Хорошо, что комиссия нашла мужество решить вопрос не однозначно. Решается судьба человека и очень важно решить ее правильно».

Это выступление мгновенно разрядило сгустившуюся атмосферу: в ходе состоявшегося после этого голосования было принято решение о снятии взыскания (41 голос против 13) (31).

Разумеется, весьма интересен вопрос о причинах такого неожиданного демарша академика, по поводу чего среди сотрудников гуманитарных институтов Академгородка циркулируют определенные устные версии. В частности, отмечается, что Алексей Павлович давно был связан с рериховским движением и конечно не мог не понимать, что в рассматриваемом вопросе нет идейного «криминала». Вероятно, на предшествующем этапе его позиция определялась прежде всего прагматическими соображениями, статусом в академической иерархии. Помимо этого, высказывается предположение, что на изменение позиции академика могла повлиять состоявшаяся незадолго перед рассмотренным собранием его поездка в Индию, общение с С. Н. Рерихом, более глубокое знакомство с духовным наследием Рерихов.

Что говорят о ходе событий в Институте истории, филологии и философии сами их участники? В беседе, состоявшейся в марте 2004 г., Ю. Г. Марченко основную ответственность за обострение ситуации возложил на партийные органы. По его словам, особую активность здесь проявил секретарь советского райкома КПСС (ответственный за идеологическую работу), который на одном из заседаний, в частности, сказал что ни в коем случае нельзя допускать Марченко к работе со студентами. Как вспоминал Юрий Григорьевич, это лишь укрепило его решимость в отстаивании свой позиции. Будучи уволен из академического института, он работал кровельщиком и в то же время бегал по занятиям – вел «за гроши» семинары в институтах, нередко пряча за спину порезанные на работе руки.

По его утверждению, рассматриваемые события получили определенный международный резонанс – «радиоголоса» передавали, что «в Академгородке готовится идеологический переворот». При этом ход событий находился под самым пристальным вниманием ЦК КПСС. На партийном собрании в Институте истории, филологии и философии присутствовали два представителя центральных газет, – возможно на каком-то этапе предполагались разгромные публикации в прессе. После данного собрания Юрий Григорьевич, как он вспоминает, стоял в коридоре около «рериховского стенда» и слышал, как А. П. Окладников, провожая корреспондентов, обращал их внимание на то, что в ходе разбирательства Ю.Г. Марченко откровенно рассказал о своих духовных поисках и сомнениях…

Ценные штрихи в реконструкцию рассматриваемых событий вносят устные свидетельства Л. П. Якимовой, у которой было взято интервью в феврале 2006 г. Как известно, она является известным литературоведом, доктором филол. наук. В то время Людмила Павловна была членом партийного бюро Института истории, филологии, философии СО АН СССР, ей и было поручено возглавить комиссию по «делу» Марченко для доклада на соответствующем партийном собрании. Наша собеседница отметила, что достаточно хорошо помнит рассматриваемые события, хотя никаких документов по этому поводу у нее не имеется. Она подчеркнула, что в целом большинство участников обсуждений с пониманием относились к ситуации, не склонны были обострять ее. Соответствующие санкции предпринимались без какого бы то ни было озлобления, в соответствии с существовавшими «правилами игры».

Она вспоминает, что сама с большим сочувствием относилась к Ю. Г. Марченко и всячески стремилась помочь ему. Именно она представляла его дело на «партийной комиссии» райкома КПСС и настолько решительно защищала Юрия Григорьевича, что вызвала недовольные реплики ветеранов КПСС, членов комиссии, примерно следующего содержания: «Теперь понятно, почему в этом институте имеют место такие выступления».

Об отсутствии какой-то предвзятости к участникам рассматриваемого дела, по словам Л. П. Якимовой, свидетельствует и то, что ее монографию в Сибирском отделении издательства «Наука» редактировал Ю. М. Ключников, и у них было полное взаимопонимание…

Из числа авторов «Записки» И. А. Калинин был единственным, действия которого разбирались за пределами Академгородка – в соответствии с местом его производственной деятельности. Шестого марта 1979 г. бюро Дзержинского райкома КПСС рассмотрело его персональное дело. В его решении по этому поводу, в частности, указывалось: «Подписавшись под данной Запиской, Калинин И. А. тем самым заявил об отходе от марксизма-ленинизма, что не совместимо с пребыванием в рядах Коммунистической партии. Поэтому партийная организация треста “Химэлектромонтаж“справедливо исключила его из членов КПСС. Однако после обсуждения поступка Калинина в партийной организации и неоднократных личных бесед с ним коммунистов он написал заявление на имя райкома КПСС, в котором признает идеологические отклонения записки от марксизма-ленинизма, а также заявляет, что безотлагательно возьмется за глубокое изучение философских произведений Маркса, Энгельса, Ленина и просит оставить его в партии». В связи с этим бюро райкома решило ограничиться вынесением И.А.Калинину строгого выговора с занесением в учетную карточку (32).

Судя по имеющимся в нашем распоряжении документам, из числа других «подписантов» не подверглись санкциям П. П. Лабецкий и В. И. Новожилова. Видимо, это было обусловлено прежде всего тем, что они – по стандартам Академгородка – имели невысокий должностной статус и не состояли в КПСС.

Отдельно нужно сказать о Петре Петровиче Лабецком, который занимал в Институте истории, филологии и философии СО АН должность художника и был широко известен среди археологов как замечательный профессионал в области фотографии, был близок к археологической «верхушке».

При этом неортодоксальные взгляды П. П. Лабецкого не были секретом и имели определенный резонанс, о чем, к примеру, свидетельствуют воспоминания академика В. И. Молодина в книге, изданной после кончины Петра Петровича. Вячеслав Иванович пишет там: «Интерес к философским трудам Н. К. Рериха, Е. П. Рерих, Е. П. Блаватской и других мыслителей Востока был не просто хобби П. П. Лабецкого – он, несомненно, был частью его жизни <…>. Мы не раз спорили с Петром (особенно по молодости) на мировоззренческие темы. Причем задирался всегда я, сначала как воинствующий марксист, а с годами просто из интереса. Вряд ли мы переубеждали в чем-то друг друга, но дискуссии такие, думаю, приносили удовлетворение обоим. Безусловно, мы были близки в оценке деятельности Николая Константиновича Рериха» (33).

Таким образом, рассмотренные материалы дают немалую пищу для суждения о идеологических тенденциях и повседневной жизни Новосибирского научного центра в конце «застойного периода». Разумеется, однозначную характеристику рассматриваемых событий дать не просто. Здесь следует иметь в виду целый комплекс факторов, и, прежде всего, ранее отмечавшийся общий социально-политический контекст, связанный с нарастанием в нашем обществе «застойных» тенденций, господством консервативных взглядов и подходов. Естественно, что в таких условиях даже незначительные отступления от общепринятого воспринимались как «покушение на устои». При этом, конечно, необходимо с пониманием относиться к зафиксированным в документам суждениям участников соответствующих мероприятий. Порой они могут оставить впечатление интеллектуальной ограниченности и конформизма. Между тем нельзя забывать, что за исключением коллег И. А. Калинина, здесь фигурируют академгородские интеллектуалы, которые, разумеется, отличались широким кругозором. Так что зафиксированные суждения, видимо, в немалой степени, отражали существовавшие в то время «правила игры».

Кроме того, возможно, участники обсуждений воспринимали «возмутителей спокойствия» прежде всего не как «идейных борцов», а как людей неуживчивых, амбициозных и т. п. В связи с этим следует иметь в виду две стандартные поведенческие модели, характерные для интеллигенции того времени. Одна из них – последовательные конформисты, другая – «играющие в оппозиционность». Последний тип как раз на академгородском материале изображен в прекрасном рассказе Л. П. Якимовой, которая в 1990-е гг. раскрылась не только как ученый-литературовед, но и талантливый писатель. Характеризуя своего «героя», она отмечает важнейшую черту его жизни, в которой «легкое фрондерство было хорошим способом выглядеть значительно» (34).

Анализируя ситуацию, следует подчеркнуть, что негативная реакция на действия «инициативной группы» в существенной мере определялась не только позицией партийно-идеологических структур, но и противостоянием внутри самого рериховского движения. В известной мере отношение к А. Н. Дмитриеву и его единомышленникам в тот момент было наиболее нетерпимым именно со стороны «официальной части» этого движения, что, в свою очередь, влияло на позицию партийных и научных функционеров.

О всей мере этой неприязни в кругу самих последователей Агни Йоги можно, в частности, судить по письмам П. Ф. Беликова. Имя П. Ф. Беликова (1911–1982) как биографа семьи Рерихов, автора многих книг, статей и исследований, хорошо знакомо общественности, занимающейся рериховской тематикой. Как известно, он является автором первой в нашей стране биографии Н. К. Рериха, в свое время изданной в популярной серии «ЖЗЛ» (35).

В своей переписке Павел Федорович следующим образом характеризовал рассматриваемую ситуацию: «В Новосибирске Окладников, Ларичев, Андросова, Маточкин, Спирина и все организаторы Конференции и публикаций о Н. К. – крайне отрицательно относятся к “деятельности” Дмитриева <…>. Последней, создавшей беспрецедентную ситуацию, акцией Дмитриева было составление и представление в официальные государственные и партийные органы “меморандума” “О проблеме создания культурно-научного центра в развитие идей Н.К. и Е.И.Рерих”.

Этот “документ”, по существу, сводится к классически-маниакальной “идее”: выделите нам 200 млн. рублей, дайте свободу рук, и мы построим социализм и спасем мир от глобальной катастрофы. К сожалению, для прикрытия этой маниакальной идеи безответственно использованы имена Н.К. и Е.И. Мало того, для этой же цели использованы и ссылки на Живую Этику. Составители “меморандума” спекулируют авторитетом Н.К., его патриотизмом и камуфлируют его именем свои занятия тантризмом и различного рода “магией” <…>

Как и всякая безответственная, ман[иа]кальная акция, “меморандум” вызвал не только недоумение, но и самые отрицательные последствия. На местах были проведены собрания, авторам “меморандума” вынесены выговоры, Дмитриев был отстранен от должности заведующего. О Н. К. и Е. И. создалось искаженное мнение…» (36)

Одной из проблем, не имеющих однозначного ответа, является вопрос о причинах сугубо негативной реакции на суждения «инициативной группы» со стороны философов СО АН. Как свидетельствуют приведенные документы, их экспертиза сыграла существенную, быть может, решающую роль в определении позиций официальных органов в данной непростой ситуации. А сложность ее, как уже говорилось, помимо прочего, заключалась в том, что, в отличие от многих других случаев, идейное наследие Н. К. Рериха было в какой-то мере официально признано, во всяком случае его взгляды не причислялись к «враждебной идеологии». Поэтому оценить степень правомерности высказываний группы сторонников «Живой этики» было не просто, и здесь было не обойтись без философской экспертизы.

Создается впечатление, что позицию ведущих философов Академгородка нельзя объяснить только конкретными обстоятельствами того времени, поскольку и в настоящее время, видимо, отношение российского философского сообщества к рассматриваемому кругу идей остается достаточно негативным (37).

В заключение следует сказать несколько слов о дальнейшей судьбе героев рассмотренных событий. А. Н. Дмитриев в настоящее время – докт. геол.-минер. наук, автор большого количества научных и публицистических работ, где остро ставятся проблемы экологии и духовного развития. Особое внимание в них уделяется фундаментальным изменениям в климате нашей планеты, которые, согласно его предупреждениям, могут в ближайшее время изменить коренные условия существования земной цивилизации. По мнению А. Н. Дмитриева, лишь радикальное изменение жизненных ориентиров может дать человечеству шанс на выживание. В связи с этим, развивая свои исходные позиции, сформулированные еще более четверти века назад, он обосновывает несостоятельнось потребительской, рыночной системы и говорит о социализме как единственно возможном пути для землян.

Ю. М. Ключников сейчас – известный автор многих философских и поэтических произведений, которые публиковались как в виде сборников, так и в центральных журналах.

Ю. Г. Марченко принял активное участие в одном из первых заметных общественных движений кануна и начала «перестройки» – «трезвенническом». Им был опубликован ряд вызвавших заметный резонанс работ, где намечались ориентиры духовного обновления Россия, – прежде всего на путях Православия.

И. А. Калинин известен в кругах рериховского движения как большой знаток «Живой этики», комментатор философских трудов Н. К. Рериха …

Подводя итоги, следует еще раз попытаться взглянуть на рассматриваемые, относительно локальные события, в более широком контексте. Речь идет о наличии в нашем обществе в то время определенных реформистских сил, попыток найти выход из нараставшего кризиса на пути внутреннего обновления Системы. В связи с этим можно напомнить, что в условиях преобладания в тот период консервативных тенденций некоторые руководящие деятели страны, например, А. Н. Косыгин все же пытались в какой-то мере продолжить прогрессивные реформы, решать назревшие проблемы, не допустить полного застоя.

Видимо, эта линия находила наиболее ощутимую поддержку со стороны части научной элиты, и здесь немалая роль принадлежала Сибирскому отделению Академии наук. Не исключено, что в период «застоя» эта авторитетная структура являлась важнейшим генератором определенных реформаторских инициатив (разумеется, весьма умеренных и осторожных). При этом сами лидеры «Сибирской академии», возможно, и не рассматривали свои предложения в качестве альтернативы официальному курсу. Борьба за научно-технический прогресс, за решение экологических проблем, за опережающее развитие Сибири, – все это мыслилось как «реализация политики КПСС». Однако поскольку реальные действия правящих кругов все более шли вразрез с этими ориентирами, то патриотически настроенные представители научной элиты в какой-то мере оказывались в роли оппонентов этой политики, своего рода «реформаторов поневоле».

Некоторые из деятелей такого рода, похоже, особенно не задумывались о широком общественном контексте своих инициатив и были абсолютно лояльны по отношению к существующей системе. В качестве примера можно привести академика А. А. Трофимука, весьма ортодоксального по своим убеждениям, которому однако волей судеб приходилось идти на резкие конфликты с могущественными силами в ходе борьбы за спасение Байкала и за развитие нефтегазодобывающей отрасли. Другой вариант здесь представлял академик А. Л. Яншин, «главный эколог России», у которая смелая гражданская позиция сочеталась с оригинальным мировоззрением, поддержкой идей В. И. Вернадского и Н. К. Рериха.

С этой точки зрения рассмотренную инициативу сибирских энтузиастов «Живой этики» правомерно рассматривать в данном – более широком контексте реформистских поисков.

Известно, что в тот период реформистский потенциал правящей партии оказался слишком слабы, что привело к торжеству консервативных тенденций, а затем к выдвижению на первый план деструктивных сил и в итоге к разрушению не только существовавшей общественной системы, но и страны…

Проблемы же, поставленные в конце эпохи «застоя» неправомерно рассматривать лишь как достояние истории. Напротив, за прошедшую четверть века их злободневность только усилилась. В настоящее время, как известно, сохраняется опасность дальнейшей духовной деградации страны, а также превращения ее в сырьевой придаток и в экологическую «свалку».

Новое измерение приобретает и проблема свободы научного творчества, – речь идет не только о зависимости ученых от «денежного мешка». Не секрет, что кое-кто под предлогом борьбы со «лженаукой» не прочь ограничить научные дискуссии, монополизировать истину, вновь утвердить «единственно правильное учение»…

С этой точки зрения рассмотренные идейные коллизии в Новосибирском академгородке являются не только фактами истории, но и имеют определенные нити преемственности с современностью…

Примечания

1. См. напр.: Артемов Е. Т. Формирование и развитие сети научных учреждений АН СССР в Сибири. 1944–1980 гг. Новосибирск,1990; Водичев Е. Г. Путь на восток: формирование и развитие научного потенциала Сибири. Новосибирск,1994.

2. Общую постановку этих проблем см.напр.: Дорошенко В., Коршевер И., Матизен В. Новосибирский научный центр: есть ли стратегическая альтернатива? // Отечественные записки. 2002. № 7. С. 259–272; Городок. Ru. Новосибирский Академгородок на пороге третьего тысячелетия: Воспоминания, размышления, проекты. Новосибирск, 2003.

3. Одна из первых работ, содержащих значительный материал об общественно-политической истории Академгородка см.: Борзенков А. Г. Молодежь и политика: возможности и пределы студенческой самодеятельности на востоке России (1961–1991 гг.). Ч. 1–3. Новосибирск,2002.

4. Данный документ впервые был опубликован в кн.: Аникина О.Е. Под небом Уймона. Очерки истории строительства музея Н. К. Рериха. Новосибирск,2002. С. 189–206.

5. В связи с этим можно отметить, что в июне 1991 г. на закрытом заседании Верховного Совета СССР председатель КГБ В. А. Крючков зачитал доклад Ю. В. Андропова, который им был сделан в 1977 г. членам Политбюро ЦК КПСС, где говорилось, что в стране действуют «агенты влияния», которые разрушают наш общественный и государственный строй. И далее В. Крючков от себя добавил, что эти агенты влияния уже привели нашу страну на грань полного развала (Варенников В. Правда о ГКЧП – в деле суда // Завтра. 2006. Сентябрь. № 38).

6. Яншин А. Л., Мелуа А. И. Уроки экологических просчетов, М., 1991. С. 1991. С. 26–27.

7. Там же. С. 105.

8. Академик Александр Леонидович Яншин. Воспоминания. Материалы. В 2-х кн. Кн. 1. М.,2005. С. 17. Названный автор является отв. редактором указанного издания.

9. Там же. С. 32–33.

10. Характерные примеры такого рода дает история Сибирского отделения Академии наук. Напомним, в частности, что устранение одного из «отцов-основателей» СО АН академика С. А. Христиановича с поста заместителя председателя Президиума СО АН СССР (май 1961 г.) было подготовлено при помощи стандартного механизма «персонального дела». После того, как бюро Советского райкома КПСС объявило ему строгий выговор с занесением в учетную карточку за «аморальное поведение», было сочтено недопустимым избрание этого выдающегося деятеля отечественной науки в новый состав Бюро Президиума Сибирского отделения (См. об этом напр: Куперштох Н. А. Академик С. А. Христианович и его роль в создании Сибирского отделения АН СССР // Советская региональная культурная политика: проблемы изучения. Сб. науч.тр. Новосибирск, 2004. С. 180–181).

11. ГАНО. Ф. П-269. Оп. 16. Д. 16. Л. 39.

12. Об этом событии см. напр.:Беляев Илья. Тоша: Русский Будда. Повесть. Основана на реальных событиях. Спб., 2002. В указанной публикации приводятся также некоторые общие данные о политике властей, КГБ в отношении религиозных организаций, в том числе, сторонников восточных учений.

13. ГАНО. Ф. П-5430. Оп. 1. Д. 21. Л. 14–15.

14. Там же. Л. 16.

15. Там же. 21.

16. Кренделев Ф. П., Лучицкая А. И. Игорь Владимирович Лучицкий. М., 2004. С. 184–185.

17. Там же. Л. 23.

18. Там же. Л. 25–26.

19. Там же. Ф. П-269. Оп. 18. Д. 3. Л. 35.

20. Там же. Ф. П-5430. Оп. 1. Д. 21. Л. 225.

21. Дмитриев А. Н. Александр Леонидович Яншин в сценарии социального «апокрифа» // Ваш А. Яншин. Новосибирск, 2004. С. 256, 258.

22. Дмитриев А. Н., Русанов А. В. Крест бытия. Томск–Новосибирск, 2000. С. 126–127.

23. ГАНО. Ф. П-1424. Оп. 1. Д. 26. Л. 113.

24. Там же. Л. 115–116.

25. Там же. Л. 118.

26. Там же. Л. 61.

27. Там же. Ф. П-269. Оп. 18. Д. 16. Л. 45

28. Там же. Оп. 22. Д. 10. Л. 33–34.

29. Там же. Ф. П-22. Оп. 40. Д. 10. Л. 15–17.

30. Там же. Ф. П-5415. Оп. 1. Д. 41. Л. 33.

31. Там же. Д. 42. Л. 64.

32. Там же. Ф. П-44. Оп. 23. Д. 4. Л. 126.

33. Академик Вячеслав Молодин. Памяти товарища // Лазаревич О. В., Молодин В. И., Лабецкий П. П. Н. К. Рерих–археолог. Новосибирск, 2002. С. 95.

34. Якимова Л. П. Жизнь по Карнеги. Рассказ // Сибирские огни. 1994. № 1–2. С. 98.

35. Беликов П. Ф., Князева В. П. Рерих. М., 1972.

36. Беликов П. Ф. Непрерывное восхождение, Т. 2, ч. 2. М., 2003. С. 257–261.

37. Так, одна из участниц философского конгресса «Философия и будущее цивилизации» отмечает: «Упоминание имени Е. П. Блаватской, Рерихов в академической среде еще может вызывать неадекватную реакцию. Например, мне не хотелось бы акцентировать внимания на этом обстоятельстве, но не могу не отметить, что на своей секции усилиями председательствующей я была лишена возможности выступить по ранее заявленной теме “Ключевые принципы образования Учения Живой Этики“, под предлогом, что тезисы и так опубликованы. Странный аргумент, если учесть что у других выступавших – тоже были опубликованы. В данном случае я не провожу никаких аналогий, возможно они здесь и неуместны. Но в целом, говоря о проблеме (я же занимаюсь исследованиями в этой сфере пятнадцать лет, и мне доводилось бывать в ситуациях и открытого резкого неприятия этого мировоззрения), сложность ее заключается в том, что уважаемые коллеги, имея даже явно недостаточные знания по затрагиваемой теме, порой готовы к очень эмоциональному, категоричному протесту, уже только потому, что это не есть привычное им видение мира» (Святохина Г. Б. Живая этика – актуальное учение современности // Вестник Российского философского общества. 2006. Вып. 2 (38). С. 138–141. Автор – канд. филос. наук, доц. Уфимского гос. института сервиса).